Комета Магницкого. Полное собрание - Сергей Данилов

– Жди меня в семнадцать ноль-ноль. В субботу или воскресенье. Я пока не могу сказать точно. Будешь ждать, миленький?

– Само собой, конечно. В субботу или воскресенье.

– Ты один живёшь в комнате?

– С товарищем. Но у него есть великолепное качество: по выходным он ходит навещать детей к своей прежней семье, потому как человек разведённый, пожилой, на четвёртом десятке. Нет, у него даже два превосходных качества имеются; первое я назвал, а второе, – представь себе, – Гена даёт деньги в долг, а потом ждёт молча, не напоминая, когда отдашь. Сейчас только вспомнил, что уже третью неделю должен ему двадцать пять рублей. Святой человек, правда? Почти папа римский, только без этой… без тюбетейки. Надо будет вернуть должок, потому что если наш святой Геннадий раздухарится, никому мало не покажется.

– Но это ничего, если я приду? Сосед не обидится?

– Ничего. Я буду очень ждать. Сяду в половине пятого на стул, закрою глаза и как размечтаюсь!

9. У тебя другая женщина?

Вечером Магницкий повстречался в общежитском коридоре с Ниной. Будучи преисполнен радостью жизни, при виде её опять испытал лёгкую растерянность, стало немного стыдно за своё настроение, связанное с посторонней любимой девушкой, но счастья внутри оказалось настолько с излишком, что и ей он разулыбался, как хорошей знакомой.

– Ну? – спросила она, радостно блеснув глазами в ответ.

– Что?

– Ходил смотреть квартиру?

– А, квартиру… конечно. Вопрос решится завтра, а сегодня надо затаить дыхание и терпеливо ждать. Я стараюсь не думать об этом деле, чтобы не спугнуть сталинку с балконом.

– И как, понравилась?

– Нина, зачем спрашивать глупости? Как может человеку, всю жизнь мотавшемуся по общагам, не понравиться отдельная благоустроенная квартира? Даже самая плохонькая, у чёрта на куличках, и та показалась бы раем небесным, а тут трёхметровые потолки с гипсовыми розетками, да ещё в центре.

– Со мной идти не захотел, расстонался: могилу копал, устал, отдыхать буду!

– Дорогая Нинель, вся эта квартира в данный момент на воде вилами писана. Могут и не дать, а ты человек впечатлительный, эмоциональный, вон уже как насчёт балкончика размечталась! Кухоньку воочию увидишь, санузел с ванной, вообще полёт фантазии такой начнётся, что никакими силами не остановить. Кинешься в хозяйственный магазин покупать тарелки с вилками да ложками. А вдруг не дадут? Что тогда? Опять депрессия, слёзы, зачем?

– Но ты же первый стоишь в очереди на однокомнатную?

– Вроде первый. Что с того?

– Не финти, Магницкий. Мне кажется, ты не хочешь брать меня с собой. Ведь не хочешь?

– Боже мой! И это ты говоришь мне?

– Отвечай, Виктор. Я серьёзно спрашиваю.

– Минуточку, предлагаю зайти в комнату. Вот, Борцова нет, начинай прямо с порога учиться чувствовать себя как дома. О чём мы беседовали?

– Виктор, ты свинья!

– Это я помню. Теперь совместными усилиями конкретизируем данный постулат и подвергнем его системному анализу.

– Тут и без анализа ясно, что мы состоим в гражданском браке уже целый год, просто живём в разных комнатах, но кушать супчик и тефтели ты приходишь ко мне, и вообще… Виктор, скажи честно, у тебя появилась другая женщина?

– Какая другая? – ненатурально изумился Виктор. – Смешно слышать. Ты громче кричи, пожалуйста, чтобы всё общежитие было в курсе природы нашего скандала.

– И закричу, мне не стыдно. Стыдно должно быть тебе!

– Да возьму я тебя в квартиру, если хочешь, боже мой, какие проблемы? Если выделят, конечно. Но пока в руководящих кругах преобладает мнение, что товарищу Магницкому достаточно комфортно живётся и в общежитии, потому что бездетный и бессемейный. Так есть ли смысл товарищу Магницкому мечтать всерьёз о цвете занавесок на кухне?

– Но можно сказать им, что де-факто ты женат гражданским браком, я подтвержду… подтвердю, а если потребуется, приведу сто человек свидетелей, половина общежития в курсе дела. Виктор, надо бороться, не опускать руки, когда ещё будут давать однокомнатную квартиру? Может быть, никогда.

– Вот только, ради бога, не приводи пол-общежития. На профком это не подействует, я тебе гарантирую, а Вильгельмина Карловна точно впадёт в безумную ярость. Если бы я мог предъявить свидетельство о регистрации из загса – тогда другое дело, а свидетелей все могут привести, и сто человек, и больше.

– Знаешь что? Давай прямо сейчас сбегаем в райисполком, ведь там тоже есть отдел загса, зарегистрируемся и получим свидетельство о браке. Скажем им, что ты уезжаешь в дальнюю командировку на Север и это вопрос жизни и смерти.

– Ну да, срочно по делам на полярную льдину, которая вот-вот расколется, и молодой муж не вернётся, зато беременная жена начнёт получать пенсию по утере кормильца от государства. А райисполкомовцы тут же потребуют предъявить командировочное удостоверение. Ты посмотри на часы, какой райисполком работает в это время, уже семь вечера!

– Тогда можно завтра с утра. Пойдём пораньше, к открытию, зарегистрируемся первыми.

– Полагаешь, в нашем профкоме заседают сплошь идиоты? Мне в лицо скажут, что я уговорил какую-то первую встречную – поперечную на штамп в паспорте, лишь бы урвать с родного предприятия квартирку. Это будет минус в моральном плане, а не плюс.

– Тебе бы только оскорбить меня бранным словом. Встречная – поперечная! Так меня ещё не называли. Какая же ты свинья, Виктор!

В комнату вошёл Борцов.

– Здравствуйте, товарищи сожители!

Нина кинулась к двери, легко отшвырнув соседа с дороги.

– А вы, конечно, подслушивали! – выкрикнула она гневно и выбежала вон.

– Слышал в коридоре только, что Виктор – свинья, но, во-первых, фраза была сказана очень громко, а во-вторых – это общеизвестный факт, – объяснился ей вослед Геннадий. – Нехорошо, товарищ Магницкий, обижать старых подружек. Между прочим, они лучшее, что выпадает пожилому человеку в сухом остатке его жизни. Кстати, жёны не подходят под определение старой подружки, жена есть жена, об этом писатель Чехов первым догадался сказать, но лишь после того, как чёрт дёрнул его жениться на старости лет.

Однако Нина передумала уходить, вернулась с глазами полными слёз.

– Какой же ты всё-таки подлец, Виктор!

– Попрошу не ругаться, девушка, в общественном месте, – нахмурился Геннадий.

Нина отмахнулась от него, как от комара.

– И после всего… всего, ты имеешь наглость заявлять мне такое?

– Кстати, в точности как моя бывшая жёнушка чешет, один в один, – воскликнул сосед, радостно удивлённый, – слово в слово, по писаному. Родная, уйдите, как человек, знающий жизнь, гарантирую: ничего хорошего сейчас из вашего разговора не выйдет.

– Подлец, – сказала Нина, – подлец и подонок!

– Ах так? – разозлился Магницкий. – заруби себе на носу: если будешь ругаться, в квартиру не возьму!

– Я так и знала! Я так и знала, что ты негодяй, каких белый свет не видывал!

Гражданская жена сделала шаг вперёд, залепила гражданскому мужу пощёчину и гордо вышла вон.

Вздохнув с облегчением, Гена прикрыл за ней дверь:

– И ещё хорошо, что ты официально жениться не успел, как она тебе только что предлагала, и детей у вас нет, а то бы не так намучился! Эх, да что говорить!

Он искоса посмотрел на Магницкого, который, забросив руки за голову, лежал на своей тахте, уставив глаза в потолок. И разочарованно смолк. Виктор имел самый довольный вид. Он думал о Пуме. «Она придёт в пять часов. В пять. В субботу или воскресенье!»

– А ты хитрый, – Борцов достал из тумбочки батон хлеба и кусочек сливочного масла. – Я думал, ты свойский парень, но только теперь всё про тебя понял до конца. Ты хитрец. Хитрые люди пытаются добиваться целей окольными путями, но день их торжества становится одновременно и днём величайшего поражения, ведь хитрость – это извращение ума под воздействием трусости.

– Замолчи, пожалуйста, – попросил Магницкий, – не мешай человеку мечтать об идеальном жизненном устройстве.

– Посмотрите на него, ещё один Кампанелла выискался на мою голову.

10. Ку-ку!

С утра Пума осторожно, на цыпочках вошла в армовский кабинет, бросила сумочку на автоматизированный стол, включила машину и, пока та, весело мигая лампочками индикации, загружалась, подкрасила тени на глазах. Потом причесалась. Открыла тетрадку. Оглянулась на дверь. Вздохнула. Достала лак для ногтей и, подправив маленькой кисточкой безымянный палец, подула на него.

– Ку-ку! – раздалось из-за тяжёлой пыльной шторы.

Пума схватилась левой рукой за сердце, а правой метнула в штору сумочку со всеми маленькими ножничками и пилочками.

– Виктор!

Магницкий вылез в комнату, отряхиваясь от пыли, начал подбирать разлетевшиеся по округе ножички с пилочками.