Бог не хочет страдания людей - Жан-Клод Ларше

Удовольствие и скорбь являются источниками искажения нравственного сознания

Негативный характер как скорби, так и удовольствия виден также в пагубной роли, которую они играют в нравственном сознании падшего человека. На самом деле он оказывается склонным спонтанно привносить оценку вещей в зависимости от удовольствия или скорби, которые они ему доставляют, и признает своим моральным суждением первые как добро, а вторые как зло[142].

47

Падший человек судит о ценности вещей не так, как он должен был бы это делать, исходя из своего рассудка, различающего умопостигаемую действительность и духовные ценности, но исходя из ощущения. Это последнее не является простой способностью воспринимать вещи. Оно в равной степени, как это отмечает преп. Максим, «является способностью различать удовольствие и скорбь тела», и более точно его можно определить как «различающую способность одушевленных и чувственных тел, оно убеждает [их] к одному привлекаться, а от другого отвращаться». «И если бытие человека определяется одним только чувственным и телесным различением наслаждения и муки, то он, преступая божественную заповедь, вкушает от древа познания добра и зла, то есть вкушает неразумие по чувству, обладая только различением, сохраняющим [наши] тела; и в соответствии с этим различением он придерживается, как добра, наслаждения и избегает, как зла, муки»[143].

Из-за этого человек развивает в себе искаженное понимание добра и зла[144]. Древо познания добра и зла, о котором говорит книга Бытия (Быт. 2:17), названо так, потому что употребление его плода (символизирующего наслаждение от творения в его чувственном аспекте, наслаждение, которое, как мы это уже видели, неизбежно приводит к страданию) порождает искаженное понимание добра и зла на основе удовольствия и скорби, испытанных и могущих быть испытанными. Преп. Максим объясняет также, что падший человек, поклоняясь творению вместо Творца, через любовь, которую он испытывал к своему телу, «совершая этому телу тлетворное служение и соделавшись в отношении к нему самолюбивым, человек беспрерывно

48

имел в себе действенными наслаждение и страдание, так что всегда вкушал от древа непослушания, заключавшего в себе, согласно чувственному опыту, смешанное познание добра и зла»[145]. Впрочем, это смутное понимание добра и зла, рожденное самолюбием и определяемое исключительно на основании чувственного опыта удовольствия и скорби, как мы это видели ранее, и способствует рождению всех порочных страстей: «неведение Бога привело к обоготворению твари, явным служением которой является телесное самолюбие рода человеческого. Именно окрест этого самолюбия и существует, как некое смешанное познание, опыт наслаждения и страдания, посредством которых и проникла в жизнь человеческую вся тина зол. Она, как трудно даже изложить это словом, образовывается различно»[146].

Удовольствие и скорбь устанавливают над падшим человеком тиранию, толкая его к греху и страстям

Негативный характер, признанный как за скорбью, так и за удовольствием, в равной степени зависит от власти, которую они имеют над падшим человеком. Эта власть имеет для него пагубные последствия, с одной стороны, потому что, как мы это видели, она толкает его на грех ради достижения удовольствия и избежания скорби любой ценой и развивает в нем дурные страсти. А с другой стороны, потому что она может принимать поистине формы тирании, которая приводит его к рабству.

Преп. Максим Исповедник, говоря об этом, прибегает к очень выразительным словам, отмечая, что в страстности падшего человека «лежит влияние удовольствия и скор-

49

би» и что в удовольствии и скорби «находится тирания греха и власть смерти»[147].

В частности, преп. Максим Исповедник подчеркивает господство, которое распространяет грех на человеческую природу путем страстности, связанной с сексуальным продолжением рода, то есть одновременно и той, которую такое продолжение рода применяет, и той, которую оно передает, порождает: «Итак, через преступление [Адама] вошел в естество человеческое грех, а через грех — страстность по рождению. А так как вместе с этой страстностью рождения процветало через грех и первое преступление, то для естества [человеческого], неразрывно связанного по своей воле лукавыми узами, не было надежды на спасение. Ибо чем более оно усердствовало в укреплении себя через рождение, тем более оно связывало себя законом греха»[148].

Тот же святой отец настаивает и на тираническом характере влияния, которое через удовольствие и скорбь оказывает на падшего человека самолюбие. Вот что говорит он об этом пристрастии, иначе говоря, себялюбии: «…каждый из сопричаствующих человеческому естеству имеет в себе количественно и качественно живущую и действующую привязанность к видимой своей части, то есть к телу, заставляющую его раболепно, из желания наслаждения или из страха перед страданием, измышлять многие виды страстей, смотря по стечению времен и обстоятельств и в зависимости от способа [проявления] таковых. И это для того, чтобы суметь завлечь в постоянное сожительство наслаждение и остаться совершенно недоступным страданию»[149]. Аналогичная

50

мысль была высказана преп. Петром Дамаскиным, который говорит скорее о «собственной воле», чем о самолюбии. Он отмечает, что безумец «не имеет ни воздержания от наслаждений, то есть угодных ему хотений, ни терпения огорчений. Но иногда, по исполнении своей воли, умножаются в нем наслаждение и надменность; иногда же, не достигнув исполнения своей воли и терзаемый скорбью о сем, приходит он в малодушие и душевное удавление — залог геенны»[150]. Преп. Петр Дамаскин, так же как и преп. Максим Исповедник, показывает, что власть, которую имеют над человеком удовольствие и скорбь, утверждается и усиливается страстями, для которых они служат точкой опоры и питанием.

Власть и даже тирания скорби, как и тирания удовольствия, действуя прямо или косвенно на природу человека, в равной степени могут устанавливаться деятельностью бесов.

Страстность — преимущественная сфера воздействия бесов на человека

Если верно, что бесы не могут прямо принуждать человека, они тем не менее легко могут его соблазнять, искусно используя обе очень сильные наклонности страстного элемента его души, а именно его влечение к удовольствию и его естественное отвращение от скорби. В любом случае страстность в падшем человеке становится сферой слабости, местом хрупкости, где искушения и действия бесов легко находят свою добычу.

Преп. Максим Исповедник показывает, что именно к страстной части человеческой души прививается склонность ко греху, унаследованная от прародительского греха, и что на нее также опираются бесы, чтобы породить, посредством естественных

51

страстей, страсти противоестественные. Он очень определенно утверждает, что «лукавые силы оказывали, по причине греха, на страстность Адамову, то есть на ту страстность, которую Адам проявил в своей природе и которую все люди унаследовали от него по причине греха, [различные] воздействия, невидимо сокрытые в принудительном законе естества»[151]. Он отмечает также: «[Естество человека,] содержа в самой страстности, по причине естественно-принудительных обстоятельств, умножение греха, в силу [гнездящегося] в страстности родового греха подверглось воздействиям всех небесных сил, начал и властей, [проявлявшимся] через неестественные страсти и сокрытым в естественных страстях»[152].

Диавол, заставляя человека страдать, старается принудить его разувериться в Боге, породить в его душе бунт против Него и в конечном счете привести к Его отвержению. Это наглядно показывает книга Иова и это, конечно, то, что подчеркивали многие святые отцы[153]. Преп. Максим Исповедник также отмечает, что диавол, задумывая введение невольных страстей, следующих без перерыва одна за другой, с жестокостью приносит разрушительную боль, «стремясь насытить собственную страстную ненависть к нам, чтобы душа, бессильно согнувшись под гнетом мучительных несчастий, отсекла от себя божественную надежду, творя вместо увещания причину безбожия, влекущую за собой тягостные беды»[154].

4. ПРИМЕР ИОВА

Мы уже неоднократно упоминали книгу Иова, которая представляет собой одно из самых глубоких и сильных размышлений, когда-либо написанных по вопросу страдания. Поведение и речи Иова иллюстрируют и подтверждают многие тезисы, которые уже были нами изложены и которые мы изложим далее. Сейчас мы остановимся на ней, так как по своему духу эта книга находится на стыке Ветхого и Нового Заветов.