Рейс туда и обратно - Юрий Иванов

Русов поежился. Лопни трос — ветер тотчас унесет доктора за корму танкера, в темноту и рев непогоды. В снегопад. Черта с два разыщешь его... Скорее же, ребятки!

Резко бросаясь вперед, а потом откидываясь, боцман, матрос Серегин и еще кто-то из мотористов, тянули трос. И Русов подхватил холодную, жесткую веревку, рванул. Еще, еще! Плотный, снежный заряд скрыл из глаз и траулер, и «пузыри» с доктором. Туго натянутый трос уходил в метель, несущуюся параллельно воде, и луч прожектора упирался в этот снежный вихрь. Но вот порыв ветра развеял заряд, и «ковчег» с доктором, поднятый на гребень волны, стремительно понесся к борту танкера.

— Порядок! — весело сказал Русов, отпуская трос. Матросы быстро заперебирали руками, выбирая слабину. Волна, а с ней и плотик с доктором, вдруг провалилась вниз, матросы и боцман вцепились в трос, и Русов крикнул: — Потравливайте, черт бы вас!..

Будто пистолетный выстрел послышался, и обрывок троса взвился над палубой. В то же мгновение, вспухнув у борта, волна вновь вскинула на своей пенной горбине «пузыри», доктор протянул руки, готовый кинуться грудью на планшир, но волна откатилась, а с ней и «ковчег» с кричащим что-то страшно и отчаянно доктором.

— Дмитрич! Держи его прожектором! — Русов схватил микрофон переговорного устройства, сказал: — Жора! Право руля. Средний!

Цепляясь за поручни, Русов бросился в рубку. Бежал, чувствуя ногами, телом, всеми нервами, как мощнее заработал двигатель, как танкер начал разворот вправо. Где-то за кормой метался в волнах луч прожектора, боцман пытался отыскать в волнах доктора.

«Унесет мужика... Есть ли у него фальшлеер? — бились в голове Русова короткие, как вспышки, мысли. — Только бы не было снегового заряда...»

Пробегая мимо капитанской каюты, заметил, будто от иллюминатора отпрянуло чье-то белое лицо... Рванул дверь. Ввалился в рубку. Кинулся к машинному телеграфу, перевел ручку на «полный вперед».

— «Коряк», вы меня слышите? Доктора оторвало! — говорил Жора в микрофон. — Дайте ход, разворачивайтесь, идите параллельным с нами курсом...

— Вас понял, — отозвался «Коряк». — Дали средний, разворачиваемся... Видим доктора, он освещен прожектором... Пропал! Снова видим. Вы разворачиваетесь хорошо, прикройте его левым бортом от волн.

— Жора, дай! — Русов схватил микрофон. — Внимание! Матросу Симагину — на полубак, глядеть вперед: плотик с доктором оторвался. Команде второй шлюпки готовить шлюпку к спуску. Серегин, кинешь доктору бросательный... Матрос Федоров, на пеленгаторный мостик к прожектору левого борта. Быстро, товарищи, быстро!

— Вот он! — голос боцмана. — Надо идти чуть левее.

— Вон он! — крикнул Жора. — Видите, видите?!

— Вижу, — сказал Русов. Не выпуская из рук микрофона, он метнулся к двери левого борта, ударом плеча распахнул ее, склонился над водой. Сказал: — Внимание! Сейчас будем подходить. Серегин и кто там еще есть на корме, быстро вперед, кидайте сразу несколько выбросок. Прожекторы! Держите его в луче!.. Пять вправо. Жора, малый... Так держать. Самый малый.

Будто кто громадную лопату снега швырнул из темноты, ветер подхватил снег, развеял на множество стремительно несущихся снежинок, и все как белой кисеей затянулось. Но видно было доктора, видно! Наклоняясь, доктор греб руками к танкеру, кричал. Снег все плотнее... Что ж он не запалит фальшлеер?!

Несколько выбросок взметнулись в воздух. Одна не долетела, но две упали на плотик. Доктор схватил, повалился спиной в «пузыри», плотик относило к корме, и Русов приказал дать «стоп», потом «задний малый», побежал к корме. Матросы и боцман уже подтягивали плотик к борту судна. «Поспешил, поспешил!» — билось в голове Русова, хотя сейчас он и не понимал, что означало это «поспешил». Когда, в чем поспешил, ведь сейчас все делается правильно! Скользя по заледенелой палубе, он бежал к сгрудившимся у фальшборта морякам.

Что-то выкрикнув, доктор бросился грудью на планшир. Боцман, Валька Серегин и еще двое матросов вцепились ему в воротник куртки, схватили за руки и перевалили не то хохочущего, не то плачущего доктора. Подняли, поставили на ноги. Все громко, возбужденно говорили, хлопали доктора по спине, обнимали. И Русов прижался своим лицом к сырым, соленым щекам доктора, оттолкнул, отвернулся.

— Что с парнем? — спросил Серегин. — Как фара?

— Будет видеть! В самый раз поспели.

— Послушай, а что у тебя с лицом? — Только сейчас Русов увидел, что правая часть лица у доктора фиолетово бугрится.

— Да обормот какой-то, черт меткий с «Коряка». Привязал к концу выброски болт! И прямо по морде!..

— Идиоты!.. Сейчас я свяжусь с «Коряком» и...

— Оставь, Коля. Парню и так попало... Б-р-р, промок, продрог!

— Переодевайся — и ко мне. Разогрею. Толик, ты молодец!

— Молодец, молодец! — сам себя похвалил доктор и подмигнул: — Нет уж, ты ко мне!

— Досточку, досточку, ребятишки, не упустите, — волновался боцман, помогая матросам поднимать из-за борта плотик. Выловил доску. Присел, разглядывая: — Хороша досточка.

Обняв доктора, крепко прижимая к себе, будто боясь, что еще что-то с ним произойдет опасное, Русов повел его во внутренние помещения судна. Следом шли матросы, механики, шаркал шлепанцами, накинутыми на голые ступни, кок.

— Да-да, все в порядке! — Русов вошел в рубку, Жора Куликов вопросительно поглядел на него, спросил: — Старпом, вам нужен «Коряк»?

— Еще раз большое вам спасибо, друзья, — пророкотал «Коряк». — Курить нам теперь разрешаете?

— Курите. И раз в сутки информируйте нас о состоянии больного. Закрываю связь.

— Курс сто шестьдесят пять, — сказал Русов. — Пойдем к «Ордатову». Жора, издай звук.

Куликов потянул рычаг тифона. Танкер вначале вроде бы как тяжело вздохнул, а потом весело и громко вскрикнул: «Вв-а-ааа! В-вв-а!» Немного помедлив, «Пассат» взревел еще раз.

Русов подошел к двери правого борта, распахнул ее. Ветер все усиливался. Танкер резко завалился на левый борт, и потоки воды закипели на палубе. «Уа-аа-аа... Уа-ааа-а!» — словно диковинный зверь провыл траулер. «В-ва!» — коротко, прощально рявкнул танкер. «Уа-аа-а...» — печально отозвался траулер. Проходили от него совсем близко. И там, в ходовой рубке, дверь была распахнута, вцепившись руками в леера, в белой рубахе стоял высокий седовласый мужчина. Капитан, наверно. Махнул рукой. И Русов взмахнул фуражкой, сорвав ее с головы. Счастливого вам рейса, «рыбачки»! Но что такое: пожар там, что ли? Траулер окутался синей мглой. Засмеялся: курят. Наверно, весь экипаж, все судовые куряки получили положенные две-три пачки сигарет и задымили. Столпились в заветрии, на кормовой палубе, машут руками, шапками, а над их головами мотается в порывах ветра плотный, синий столб сигаретного дыма. Кричат. И Русов вдруг закричал. Почувствовал, как этот странный его крик душу успокаивает, сладостно ее опустошает. Тревога, страх, наполнявшие его все эти отчаянные часы бункеровки, как бы выливались в крике, уступая место чувству победы.