Война за погоду - Геннадий Прашкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нарты тряхнуло.
Вовка как проснулся.
Ему впервые стало страшно.
Он будто впервые увидел пепельный снег вокруг, ледяной туман, услышал короткий лай собачек, шипение снега под полозьями.
«Мама…»
В Перми у него часто не было бумаги, чтобы даже написать письмо Кольке Милевскому. А иногда и карандаша не было. И не всегда была возможность переправить письмо в Ленинград, который снился ему почему-то осенний, в легком дожде; всегда почему-то тот, что лежит за Литейным мостом, тянется вдоль замечательной Кутузовской набережной…
Но в Перми у него была мама.
И в Перми он часто менял красные коленкоровые флажки на потрепанной географической карте. «Люблин наш… – отмерял освобожденную территорию. – И Шяуляй наш… И Львов, Брест, Перемышль наши…» И внимательно прислушивался к голосу Левитана, что там происходит на Волховском и Ленинградском фронтах? Даже перепугал маму девятнадцатого января одна тысяча девятьсот сорок четвертого года, выскочив навстречу:
«Ура! Ура!»
«Что ура?» – перепугалась мама.
«Петергоф отбили! Красное Село наше!»
И вот на тебе… Ни мамы… Ни «Мирного»…
Еще вчера не было для Вовки судна более скучного, чем «Мирный».
Еще вчера бегал он от грубого боцмана Хоботило. Еще вчера не понимал – зачем, собственно, ходить в море, если только и делаешь, что прячешься от невидимых подлодок трусливо в сплошную жмучь, морозгу?
Но сейчас бы он все отдал за то, чтобы очутиться на деревянной палубе…
18
– Перекур!
Лыков вогнал остол в снег, тормозя нарту.
– Вон уже за тем увалом откроется станция…
Он тревожно обернулся, будто кто-то мог их преследовать.
– Считай, добрались…
Какая-то тень прошла по его лицу.
Вовка устал, но готов был и дальше бежать рядом с нартой без всяких перекуров, так хотелось поскорее увидеть бухту, обрадоваться отражению буксира в воде. Лыков молча сворачивал «козью ножку» и не смотрел на него. «Отстучим сегодня в Карский штаб… Может, прорвем, наконец, молчание…»
А вслух сказал:
– Отдышись, малец.
– Я не малец! – огрызнулся Вовка.
– Да вижу, вижу! Не малец ты, а Пушкарев Вовка. Не злись. Но здесь тоже не курорт, не Северная Пальмира…
Похоже, Вовкино молчание задевало Лыкова.
– Думаешь, полеживаем в спальниках, поплевываем в низкое небо?… Вижу, вижу, что думаешь… А это не так… Не спорю, было время – ели пельмени, закусывали икрой. Но сейчас не брезгуем и гагарой. Кричат они ку-ку-лы, а мы их в кипяток, в кипяток… Да еще держимся на траве-салате… Растет тут такая, из крестоцветных. Даже при сорока градусах ниже нуля остается зеленой. И стебель зеленый. И листья зеленые, и цветы. Лучшее противоцинготное. Нельзя нам без травы-салаты. Отмечаем все места, где прячется под снегом… Мы – люди нужные… Без нас, Пушкарев Вовка, – он все еще поглядывал недоверчиво, – нельзя фронту… Адольф Гитлер лучшую дивизию отдал бы за такую станцию, как наша. Точный прогноз погоды решает успех авиационных частей, понимаешь? Погода фронту всегда нужна! Никакой самолет не поднимешь в воздух, если впереди растет грозовой фронт. И танки не пустишь в прорыв на болотистую долину, если знаешь, что в ближайшую неделю хлынут ливневые дожди. Торпедник, и тот не выпустишь в море, если знаешь – шторм на носу… Всем нужна погода…
Он взглянул на Вовку, но тот даже не поднял голову.
– Ладно, – сплюнул Лыков. – Если не глупый, поймешь.
– Ага, – согласился Вовка.
И тихо спросил:
– Можно, мы поедем?
Лыков хмуро взмахнул остолом.
Взметывая снег, собаки одним махом вылетели на высокий снежный гребень.
– Дядя Илья! – заорал Вовка.
На вольной черной воде бухты Песцовой, будто тушью залили, лежало длинное серое тело чужой подлодки. Вокруг палубного орудия суетились люди в незнакомых комбинезонах, с рубки свисал чужой флаг.
– Дядя Илья!
Но ударили автоматные очереди.
Покатились с визгом, пятная снег, расстрелянные собаки.
Чужие люди, истошно крича, бежали от бревенчатых домиков метеостанции.
Краем глаза Вовка увидел упавшего с нарты Лыкова, но Вовку уже схватили. Мелькнуло перед глазами чужое лицо. Промасленные меховые куртки, небритые лица, чужой запах. Эр ист…
Точно! Так и Леонтий Иваныч говорил.
Мальчишка!.. Всего лишь мальчишка он!..
Глава пятая
ЕДИНСТВЕННОЕ РЕШЕНИЕ
19
Вовка будто ослеп.
Единственное окошечко склада, прорубленное под самым потолком, было заколочено. Переполз через какой-то мешок, ткнулся растопыренными пальцами в бороду Лыкова, обрадовался, услышав:
– Не лапай! Сам поднимусь!
По шороху определил – поднялся.
Сел, кажется, Лыков, скрипнул зубами. Медленно, постанывая, вытянул перед собой (достал до Вовки) неестественно вытянутую задетую пулей ногу.
Не выдержал, застонал.
– Кто тут еще?
– А ты как думаешь, Илья? – сухо ответил низкий простуженный голос.
– Римас? Проспал? Не уберег станцию!
– Подлодка подошла… Высадили десант… Мы с тобой две недели пытались пробиться в эфир, а они, наверное, слышали… Знали, где высаживаться… Мыс прикрыл… А я за пищиком сидел, в наушниках… Рацию разнесли в мелкие обломки, только эбонит полетел… А мне по пальцам… Прикладом…
Темнота чуть рассеялась.
Можно было угадывать тени.
Кто-то (видимо, радист), белея повязками (обе руки обмотаны), сидел, откинувшись к стене, на куче каменного угля, а Лыков устроился на полупустых мешках у дверей, совсем недалеко от Вовки.
Ну да, двое.
Вовка помнил.
С третьим на станции что-то случилось.
Лыков специально просил Главное Управление Главсевморпути оставить его на острове. Чтобы смыть вину. Или помочь смене. Вроде погиб кто-то на острове. Может, по его вине? Об этом мама не рассказывала… А теперь Лыкова ранили… И смены нет… И нет мамы…
– Когда высадились?
– Через час после того. Как ты отъехал… – Невидимый Римас выругался. – Угораздило тебя вернуться!
– А я и не собирался с ночевой.
– Знаю…
– Руки как?
– За ключ точно не сяду.
– Ну, может, повезло…
– Это почему?
– Ну, будь пальцы в порядке, могли бы посадить за ключ… Заставили бы работать на них… Сам понимаешь… Явились не на прогулку…
– Я бы не сел! – выругался радист.
– А я и не говорю. Посадили бы.
– Думаешь, за погодой пришли?
– Не знаю.
– А на Угольном? Что там?
– Ничего не видно… Изморось в воздухе… Правда, мальца привел…
– С Угольного?
Радист явно вложил в вопрос что-то особенное.
И Лыков ответил с тайным значением:
– С Угольного…
– Как выглядит?
– Да обычно…
– Что говорить?
– Говорит, что с «Мирного» он…
– А следы?
– Ну, есть следы… Следы сурика на льдинах, будто днище судна притерлось… И еще… Мы на Угольном боцмана схоронили…
– Откуда знаешь, что боцман?
– Ну. в кирзе… В бушлате… И малец говорит…
– Значит, не придет «Мирный»?
– Придет, – не выдержал Вовка. – Он во льдах от подлодки прячется!
– Ишь, горластый, – неизвестно чему удивился радист. – Ты, паря, тише! Тут за дверью не повара! Тут за дверью фашисты с автоматами.
– Да брось, нет там никого за дверью, – недовольно заметил Лыков. – Не дураки фрицы, чтобы торчать на морозе.
– Ну, надо же, – не удержался радист. – Вчера еще пусто… А сегодня на острове не протолкнешься…
– Всех погода интересует.
– Всех?
Они будто поняли друг друга.
– Ишь, «не протолкнешься»! – сразу обозлился Лыков. – Война к концу, вот мы и раззявили рты! Совсем бдительность потеряли… Моя вина… Нас тут по всякому пугали, вот мы и потеряли бдительность… А фрицы, – кивнул Лыков в сторону невидимой двери. – Им что? Они не торопятся. Раз сразу не сожгли станцию, значит, собираются принять на баланс. Оставят на острове своих метеорологов. Нам будут дезу гнать, а своим – точные сводки. Ради погоды фрицы гоняют сейчас в Арктику специальные транспортные самолеты с приборами… Не жалеют горючки… А тут полностью укомплектованная станция… За такой подарок они нам руки целовать должны…
– Дождешься, – хмуро пообещал радист.
Странно, но он как-то не особенно интересовался Вовкой. Вроде как не придал особенного значения его появлению. Или не считал его появление неожиданным.
– Сами потеряли станцию, – выругался Лыков, – сами и вернем.
– Ага… Два инвалида… Против экипажа подлодки… Против пушек и автоматов, да?
– А про Угольный забыл? – негромко прикрикнул Лыков. – Там в палатке – резервная рация! Вижу, забыл… Если срочно связаться с Карским штабом, эту сволочь враз разбомбят…
– И нас с ними…
– Заслужили, Римас.
– А если подождать? Нас же хватятся!
– Да ну. Сколько придется ждать? Ты знаешь? Мы две недели без связи. Магнитная буря… С этим ничего не поделать…
– Ну вот… А ты – резервная станция!
– Пытаться все равно нужно.
