Четырнадцатое июля - Ромен Роллан

Один из людей Гоншона. Господин Гоншон! Они все растащат!

Гоншон. Оставь их в покое — поступай, как они!

Торговец. Эдак они и к нам заберутся!

Гоншон. Против рожна не попрешь!

Входит в лавку следом за народом и горланит вместе с другими. Сбегаются новые люди; через несколько минут у всех оказываются в руках палки, шпаги, пистолеты, топоры.

Народ. К порядку, товарищи!

— Не допустим самоуправства!

— Эй, карапуз, иди-ка в школу! Нам тут некогда с тобой шутить!

— Нужно, чтобы наше шествие было торжественным и грозным! Пусть тираны поймут, как страшен священный гнев народа!

Атлетического сложения носильщик торжественно выносит из паноптикума бюст Неккера, прижимая его к груди. Все теснятся вокруг него.

— Шапки долой! Вот он, наш защитник, наш отец!

— Накиньте на него креп! Родина в трауре!

Гоншон и его люди тоже выходят из лавки, неся бюст герцога Орлеанского. Держась позади всех, они в подражание остальным принимают возбужденно-сосредоточенный вид. Народ не обращает на них внимания.

Гюлен. Это еще что такое?

Гош. Это покровитель нашего друга Гоншона — гражданин д'Орлеан.

Гюлен. Пойду-ка проломлю ему башку, а заодно и тем, кто его тащит.

Гош (улыбаясь). Нет, нет, оставь. Пусть покажут себя во всей красе, это не вредно.

Гюлен. А ты его знаешь?

Гош. Орлеанского? Кто знает одного из шайки — знает всех. Порочный мальчишка! Путается под ногами у Свободы в надежде залезть ей под юбку. Ему, видно, хочется, чтобы его смазали по роже. Ну что ж, этого он добьется и без твоей помощи.

Гюлен. А если он надругается над Свободой?

Гош. Этот недоносок? Пусть поостережется, а то как бы она не оттяпала ему башку.

Гоншон и его приспешники покрывают крепом бюст герцога Орлеанского, подражая тем, кто несет бюст Неккера. Торжественно выстраивается причудливая процессия. Полное молчание. Внезапно появившаяся откуда-то старуха-торговка бьет в барабан. Поднимается невообразимый шум.

Народ. Вперед!

Процессия трогается с места. Впереди всех старуха с барабаном. За ней носильщик с бюстом Неккера на голове. Вокруг народ, вооруженный палками и топорами; молодые люди, разряженные в цветные шелка, щеголяют дорогими часами и перстнями — в руках у них шпаги и дубинки; гвардейцы с саблями наголо; женщины, среди которых, в первом ряду, Конта под руку с Демуленом. Сзади всех Гоншон, окруженный торговцами из Пале-Рояля; он несет бюст герцога Орлеанского. За ним толпа. Торжественная пауза, наполненная гудением, сквозь которое вдруг прорываются приветственные крики, пробегающие, словно дрожь, по толпе и внезапно умолкающие.

Гош (показывая Гюлену на народ). Ну как, Гюлен! Сдаешься, маловер?

Гюлен. Так ведь это же нелепость! Беспорядочная толпа воображает, что она в состоянии атаковать армию... Они все погибнут. Бессмысленно погибнут! (Присоединяется к толпе.)

Гош. Куда же ты?

Гюлен. С ними, конечно.

Гош. Дружище! Сердце у тебя мудрее, чем голова.

Гюлен. А сам-то ты разбираешься во всем этом? Знаешь, куда устремился этот слепец — народ?

Гош. Не старайся понять. Он знает и видит и за себя и за тебя.

Гюлен. Кто?

Гош. Слепец.

Зловеще бьет барабан и постепенно затихает вдали. Народ медленно проходит. Тишина.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Ночь с понедельника 13-го на вторник 14 июля. Между двумя и тремя часами ночи.

Улица в Сент-Антуанском предместье. В глубине, над домами, возвышается темный громадный массив — это Бастилия, башни которой, окутанные мраком, вырисовываются по мере того, как приближается рассвет. На углу справа дом Люсили. По перилам балкона ползет вьюнок, закрывая и часть стены. Ни одного фонаря. Улица освещена свечами, поставленными на подоконники. Из далеких кузниц доносятся удары молотов, бьющих по наковальням; временами набат и отдаленная ружейная стрельба. На углу, около дома Люсили, люди из народа вместе с несколькими буржуа сооружают баррикаду из бочек, всякого домашнего скарба и булыжников.

Каменщик. Не мешало бы еще булыжника подбросить.

Рабочий (тащит свою кровать). А моя кровать не сгодится?

Каменщик. Ты хочешь здесь лечь?

Рабочий. Вскорости улягусь с пулей, которая меня настигнет.

Каменщик. Да ты весельчак!

Рабочий. Если эти разбойники придут сюда, нам уже ничего не понадобится. Постели будут постланы в другом месте.

Столяр. Помоги мне протянуть веревку.

Подмастерье. Зачем это?

Столяр. Чтобы лошади споткнулись.

Рабочий из типографии. Эй, Камюзе!

Другой. Чего тебе?

Рабочий из типографии. Слушай.

Другой. Ну?

Рабочий из типографии. Ты ничего не слышишь?

Другой. Я слышу, как звенят наковальни; во всех кузницах куют пики.

Рабочий из типографии. Нет, я не об этом. Вон оттуда... (Показывает на землю.)

Другой. Оттуда?

Рабочий из типографии. Да. Из-под земли. (Ложится и приникает ухом к земле.)

Другой. Ты бредишь.

Рабочий (лежа на земле). Похоже на то, что там закладывают мину.

Другой. Проклятые! Они хотят, чтобы мы взлетели на воздух!

Столяр (недоверчиво). Да будет тебе!

Рабочий (лежа). У них там под землей тысячи бочек с порохом.

Другой рабочий. Вот поэтому-то его нигде и не сыщешь.

Столяр. Что ж, по-твоему, армии так же просто пробраться под землей, как крысам?

Рабочий (лежа). Ты что же, не знаешь, что у них есть подземные ходы от Бастилии до самого Венсена?

Столяр. Ну, это уж бабьи бредни.

Другой рабочий (тоже припадает к земле и прислушивается). Потише стало.

Первый рабочий (вставая). Загляну-ка я в погреб — послушаю там. Пойдем, Камюзе!

Оба уходят в один из домов.

Столяр (смеясь). В погреб! Вот это ловко! Должно быть, просто глотку промочить захотелось. Однако пора кончать работу.

Каменщик (не прекращая работы, оглядывается назад). А, черт!

Столяр. Что такое?

Каменщик (показывая на Бастилию). Вот смотришь на нее и чувствуешь, как она на тебя давит, — стоит обернуться, и она тут как тут, даже дыхание перехватывает.

Столяр. Отлично! Нечего сказать. Один смотрит под землю, другой зевает по сторонам. Не оглядывайся! Работай!

Каменщик. Я и так стараюсь! Да только и ее все равно чувствую. Словно кто-то подкрался сзади и занес кулак у меня над головой. Провались она в тартарары!

Старый буржуа. Он прав. Ее пушки подстерегают нас. К чему мы все это сооружаем? Одно мановение руки — и она разнесет наши баррикады, как карточные домики.

Столяр. Да нет же, нет!

Каменщик (грозя кулаком Бастилии). Мерзавка! Ах, когда только мы от тебя избавимся!

Столяр. Скоро.

Многие. Ты как думаешь? Каким же образом?

Столяр. Ну, этого я не знаю. Только знаю, что непременно так будет. Не робей, знай работай! Как ни темна ночь, а рассвет придет.

Все работают.

Подмастерье. А пока что ни черта не видно.

Столяр (кричит, обращаясь к окнам). Эй, вы там! Бабы! Смотрите, чтобы свечи не потухли! Нам нужно получше видеть этой ночью.

Женщина (у одного из окон, оправляя свечи). Ну, как там у вас, подвигается?

Столяр. Да уж будь покойна, пусть кто-нибудь попробует сунуться, разом свернет себе шею.

Женщина. А они скоро придут?

Столяр. Говорят, что в Гренели уже льется кровь. Со стороны Вожирара тоже слышны выстрелы.

Старый буржуа. Они ждут только восхода солнца, чтобы выступить.

Каменщик. А который теперь час?

Женщина. Три часа. Слышишь? Петух поет.

Каменщик (вытираясь рукавом). А ну, живей, живей! Черт подери! Какая, однако, жарища!

Столяр. Тем лучше. Пролитый пот зря не пропадает.

Старый буржуа. Я больше не могу.

Столяр. Отдохните немного, господин нотариус! Каждый может сделать только то, что в его силах.

Старый буржуа (тащит булыжник). Я вот только еще этот положу.

Столяр. Не надрывайтесь. Кто не может скакать, пусть трусит рысцой.

Женщина. А ружья-то у вас есть?