Чемпионы Темных Богов - Джон Френч

«Нет, ― подумал он. ― Я его первый союзник».

― Теперь ты понимаешь, ― произнес Марот и развернулся к двери. Ариман последовал за ним, чувствуя на себе пустой взгляд существа.

Ариман в одиночестве вернулся в новые покои. Гзрель отвел ему отдельное место, но оно было в равной мере и оскорблением, и наградой за службу. Одновременно огромное и тесное, оно было скорее не комнатой, а пустотой в структуре корабля. Одна стена исчезала во мраке над головой, покрытая заклепками и следами спайки. Другие стены сходились с ней под разными углами и на разной высоте. Через зал бежали трубы, как будто спешили к другим, более важным отсекам. Некоторые в высоту не уступали человеческому росту, другие были не толще пальца ― они пучками вились по палубе и заполняли свободное пространство, словно лианы. Густой маслянистый дым поднимался от огней, которые Ариман разжег в чашах с машинным маслом. Отсек провонял запахом теплого металла, масляного дыма и затхлого воздуха. Пол был покрыт толстым слоем серой гари и пыли, приглушающим его шаги, пока он шел к круглому люку.

Ариман поднял глаза и вгляделся в сумрак за переплетением труб. Воздух, охладительная жидкость, топливо, вода и стоки, все проходило через эту всеми забытую дыру в корабле, который протянулся на шесть километров и мог вместить тридцать тысяч душ. Он находился в сердце корабля, но в самой заброшенной его части. Это должно было символизировать его место в Терзании, но сам он находил изоляцию почти приятной.

Ариман закрыл люк и отвернулся, в его движениях чувствовалась небольшая усталость. У него болела голова, присутствие скованного существа походило на ссадину в разуме. Он вспомнил об Астреосе, и ему стало интересно, станет ли тот хранить молчание?

Если он расскажет обо всем Гзрелю… лорд Терзания не поверит ему.

Возможно.

Лучше было заставить его замолчать.

Он снова покачал головой. Ему следовало подумать, все хорошо обдумать и вспомнить.

Ариман начал тихо произносить формулы, чувствуя, как знакомые звуки резонируют у него в разуме, и ощущая слабые сдвиги в эфире. Шепча, он не переставал ходить, каждым шагом выводя спиральные узоры. Он уже расположил лампы в нужных местах и зажег их, дабы подготовить путь. Всякий, кто посмотрел бы на них, не понял бы их значения. Узор, формируемый им, шаги и сосредоточенность разума создавали структуру в варпе, которая скроет комнату от всякого рода наблюдения. Ритуал строился на старых воспоминаниях, которые Ариман давным-давно оградил, но ему требовалось уединение.

Воздух стал густым, насыщенным ― комната поплыла перед глазами, и он услышал звук, похожий на шорох песка по сухому камню. Затем, сделав последний шаг и произнеся последнее слово, комната резко приобрела четкость, и на нее опустилось безмолвие.

Он кивнул, как бы убеждая сам себя, и повернулся к запертому сундуку, который стоял в углу. В нос ударил аромат праха, стоило Ариману открыть заглубленный металлический диск. Внутри лежала белая ткань, накинутая поверх крупных предметов, очертания которых терялись под материей, словно здания в густом снегу. Ариман стянул ткань и посмотрел на то, что покоилось под ней.

Предметов было немного. Любой, кто посмотрел бы на них, принял бы их за старые безделушки, взятые с поля боя или из сожженного храма. Там находился жезл с серповидным наконечником с почерневшей, вздувшейся поверхностью и сломанной рукоятью; резной скарабей размером с человеческую руку, полированный камень растрескался и истерся; фрагмент из полированного металла в форме дубового листа. Рядом с ними лежал шлем, личина которого взирала на Аримана пустыми глазницами. Он был красным. От глаз до подбородка протянулась пластина из потускневшей бронзы, формируя похожую на плуг маску с двумя кристаллически-красными линзами. Под левыми глазом, будто следы от слез, пролегли плавные линии из черного лака. Изо лба поднимался раздвоенный бронзовый гребень. Шлем был грязным и помятым, словно его после боя оставили тускнеть под слоем пыли.

Ариман быстро взглянул на личину шлема, а затем потянулся и достал его из сундука. Он поднял его, уставившись в затянутые грязью линзы. Много раз Ариман спрашивал себя, зачем хранит его вместе с остальным мусором из прошлой жизни. Это было рискованно: еще могли остаться те, кто помнил Тысячу Сынов, кто мог узнать шлем, скарабея и сломанный жезл. Могли остаться даже те, кто вспомнит имя Аримана. Но это служило скорее напоминанием о том, кем он когда-то был и что натворил.

Конечно, это и было причиной, почему он продолжал хранить все эти предметы.

Он был не просто изгнанником, он предал и разрушил все, что составляло смысл его существования. Легион Тысячи Сынов нарушил указ Императора о запрете использования психических сил. Они пошли на это, думая, будто служат Империуму, создавшему их, и за этот проступок сожгли их родной мир. Немногим посчастливилось выжить, выдернутым из бушующего ада волей примарха, Магнуса Красного. Но спасла их сила демонов, и мир, в который они попали, находился в глубинах Ока Ужаса. На этой пыльной планете реальность и сила варпа смазывались и размывались. Граница между желаемым и истинным стерлась. Магнус, возвысившись до чего-то большего, нежели смертное существо, назвал их новый дом Планетой Колдунов. Оккультные силы Тысячи Сынов несказанно возросли, но с ними пришли также мутации и разложение плоти.

Тысяча Сынов стали превращаться в нечеловеческих существ, из-за варпа нестабильность их генетического наследия обрела новую силу. Доспехи сливались с плотью, моргавшую лишенными век глазами. Конечности превращались в когти или бескостные щупальца. Отточенные разумы становились горнилами безумия, которые кипели от штормов, созданных снами наяву. Некоторые видели в этом благословение, дар обитавших в варпе Великих Сил или очередную ступень на пути эволюции в полубогов. Ариман же видел в изменении то, чем оно было на самом деле: медленную гибель всего, чем они являлись, и отрицание того, кем они стремились стать.

В освещаемой пламенем комнате Ариман видел своих братьев по легиону так отчетливо, как будто они стояли перед ним. Он пытался спасти их, нашел других, и те согласились, что их легион оказался на грани уничтожения. Вместе они создали кабал и начали свою работу, подальше от глаза Магнуса. В число заговорщиков входили самые могущественные псайкеры из легиона колдунов. Их целью было, как обычно в случае Тысячи Сынов, изгнать тьму с помощью знаний. Под руководством Аримана они создали лекарство от мутаций, которые пожирали их легион. Они назвали его Рубрикой.

«Рубрика, ― мысленно прокрутил он слово. ― Монумент гордыне».

Он верил, что это сработает, что Рубрика прекратит изменения, уничтожавшая его легион. Но вместо этого он собственноручно убил своих братьев. Некоторые выжили. Другие превратились в духов и горстки праха, заключенных в доспехи, не более чем автоматы, отголоски, дабы напоминать ему о неудаче. Они стали Рубрикой. Магнус изгнал Аримана и его кабал с Планеты Колдунов. С того момента он перестал быть одним из Тысячи Сынов, перестал быть Азеком Ариманом. Он стал никем, призраком, доживающим свое наказание на окраинах ада.

С тех пор он не видел братьев, хотя слышал истории о колдунах и полководцах, которые могли быть только воинами Тысячи Сынов. Ариман знал лишь одного, кто еще мог оставаться в живых, да и то в самом общем смысле. Он мог оказаться последним, остальные же пали в бою, либо погибли от безумия, или еще хуже. Взглянув на личину пыльного шлема, Ариман вздрогнул. Однажды он умрет, и время окончательно похоронит память о нем.

«Нет, ― он вспомнил о демоне, который произнес его имя. ― Нет. Я пока не свободен. Кто-то помнит о моем существовании. Спустя все это время кто-то идет за мной».

Ариман затаил дыхание. Кожу под доспехами защипало от холода. Шлем из руки упал назад в сундук, и воин поднялся. Кто-то приближался. Хотя варп и застыл в неподвижности, он знал это. Уверенность походила на прикосновение руки к спине в кромешном мраке. Что-то отыскало его посреди океана варпа. Оно шло за ним. Ариман подумал о Планете Колдунов, о свете девятого солнца, льющемся на его открытые гримуары, о присутствии за спиной того, кому не следовало там находиться. В уме обрело очертания воспоминание.

«Нет, только не это», ― подумал он, и мысль превратила его дыхание в холодный пар. Кончики пальцев покрылись инеем.

«Я судьба, которая настигла тебя», ― Ариман встрепенулся и огляделся. Его взгляд заметался между переплетением труб и извивающимися тенями, которые отбрасывали костры. Ничего.

― Говори, ― его голос дрогнул, необъятная комната будто проглотила слово. ― Узами, кои сковывают это место, я приказывают тебе говорить.