История похищения - Габриэль Маркес

Руководство страны, которое само не знало правды, предостерегало общественность от распространения непроверенной информации и призывало верить только тем известиям, которые будут поступать по линии правительства. Однако суровая, горькая правда заключалась в том, что люди верили только Невыдаванцам, поэтому все с облегчением вздохнули 30 октября (с момента исчезновения Дианы Турбай прошел уже семьдесят один день, а Фредерико Сантоса – сорок два), когда Невыдаванцы развеяли сомнения одной-единственной фразой: «Мы официально признаем, что пропавшие журналисты находятся у нас». Спустя восемь дней похитили Маруху Пачон и Беатрис Вильямисар, и имелись веские основания предполагать дальнейшую эскалацию насилия.

На следующий день после исчезновения Дианы и ее съемочной группы, когда никто еще даже не подозревал, что их похитили, на популярного ведущего программы новостей на радио «Караколь» Ямида Амата напали в центре Боготы бандиты, которые перед этим несколько дней вели за ним пристальную слежку. Амат умудрился выскользнуть из их лап, неожиданно применив борцовский прием, и чудом уцелел от пули, пущенной ему в спину. А через пару часов дочь экс-президента Колумбии Белисарио Бетанкура Мария Клара ехала в машине с двенадцатилетней дочерью Наталией и тоже умудрилась избежать похищения, когда в одном из жилых кварталов Боготы бандитская машина преградила ей путь. Оба провала, судя по всему, можно объяснить только одним: похитителям было строго-настрого запрещено убивать своих жертв.

* * *

Первыми доподлинно узнали о местонахождении Марухи Пачон и Беатрис Вильямисар Эрнандо Сантос и экс-президент Турбай: через двое суток Пабло Эскобар собственноручно написал своему адвокату: «Можешь сказать им, что Пачон захватили наши люди». 12 ноября пришло еще одно подтверждение: Хуан Гомес Мартинес, главный редактор медельинской газеты «Колумбиано», который раньше уже не единожды вступал с Эскобаром в переговоры от имени Почетных граждан, получил от Невыдаванцев письмо. «Захват Марухи Пачон, – говорилось в письме, – это наш ответ на пытки и похищения людей, которые в последнее время постоянно происходят в Медельине и совершаются теми же самыми службами государственной безопасности, о которых мы уже не раз упоминали в наших предыдущих заявлениях». Дальше было написано, что никого из заложников не освободят, пока ситуация не изменится к лучшему.

Доктор Педро Герреро, муж Беатрис, с первого же дня впавший в депрессию из-за полной невозможности как-либо противостоять происходящему, решил прекратить психиатрическую практику.

– Как я мог принимать пациентов, если мое состояние было еще хуже, чем у них? – говорил он потом.

Доктор не знал, куда деваться от тоски, и лишь старался не заражать ею детей. Он не знал ни минуты покоя, по вечерам утешался виски и проводил ночи без сна под звуки душещипательных болеро, которые передавали по радио «Рекуэрдо». «Любовь моя, – пел какой-то певец, – если ты меня слышишь, ответь!»

Альберто Вильямисар, который с самого начала понимал, что похищение его жены и сестры является одним из звеньев зловещей череды преступлений, старался объединить усилия с родственниками других заложников. Однако первая же встреча с Эрнандо Сантосом его разочаровала. Он пошел на эту встречу с Глорией Пачон де Галан, сестрой Марухи. Эрнандо лежал на диване в глубочайшей депрессии.

– Я думаю, Франсиско убьют. И пытаюсь себя морально к этому подготовить, – с порога заявил Эрнандо.

Вильямисар попробовал рассказать ему о планах переговоров с похитителями, но Эрнандо их мрачно отверг.

– Не будьте наивным, дружище, – сказал он. – Вы понятия не имеете, что это за типы. Нет, тут ничего не поделаешь.

Экс-президент Турбай был настроен не более оптимистично. Ему уже донесли по разным каналам, что его дочь в лапах Невыдаванцев, но он решил не делать никаких публичных заявлений, пока не станет абсолютно ясно, на что они рассчитывают. На предыдущей неделе он ловко увернулся от вопроса журналистов.

– Сердце подсказывает мне, – сказал Турбай, – что Диана и ее сотрудники задержались по работе, но о насильственном удержании говорить пока рано.

Ничего удивительного, что после трех месяцев бесплодных хлопот люди испытывали разочарование. Вильямисар воспринял это именно так и не заразился от них пессимизмом, а, наоборот, с удвоенной энергией взялся за объединение усилий.

Один из приятелей Вильямисара, которого как-то спросили, что он за человек, определил это в двух словах: «Хороший собутыльник».

Вильямисар воспринял такую характеристику добродушно, сочтя это завидным и довольно редким качеством. Но в день похищения жены он вдруг осознал, что в его ситуации это качество может его подвести, и решил на людях не брать в рот спиртного, пока его близкие не окажутся на свободе. Будучи большим выпивохой, Вильямисар знал, что алкоголь притупляет бдительность, развязывает язык и мешает адекватному восприятию реальности. А это рискованно, если тебе нужно тщательнейшим образом взвешивать каждое свое слово и обдумывать каждый поступок. Так что зарок был в его же интересах, как необходимая мера предосторожности. С той поры Вильямисар перестал ходить по гостям и распрощался с богемной жизнью и с пирушками в политических кругах. По вечерам, когда эмоции совсем зашкаливали, Вильямисар утешался спиртным в одиночку, изливая душу своему сыну Андресу, который пил только минеральную воду.

Вместе с Рафаэлем Пардо Вильямисар пытался затеять альтернативные переговоры, но они всякий раз торпедировались политикой правительства, которое упорно не желало отказываться от экстрадиции. И Пардо, и Вильямисар прекрасно понимали, что это самый мощный рычаг давления на Невыдаванцев, который президент использует, вынуждая их отдаться в руки правосудия, и который они с таким же упорством используют, чтобы этого не делать.

Вильямисар не был военным, но его детство прошло рядом с казармами. Доктор Альберто Вильямисар Флорес, его отец, много лет был врачом президентской гвардии и был очень тесно связан с военными. Дед Альберто, генерал Хоакин Вильямисар Флорес, был министром обороны, а дядя, генерал Хорхе Вильямисар Флорес, главнокомандующим вооруженными силами. Альберто унаследовал от них характер, в котором уживались, казалось бы, несовместимые свойства: он был сердечным и в то же время властным, серьезным и бесшабашным, это был человек дела, прямой, но никогда не опускавшийся до фамильярности, – короче, смесь типичного военного и уроженца провинции Сантандер. Но все-таки гены отца одержали верх, и Альберто отучился на медицинском факультете университета Хавериана, хотя диплома так и не получил, поскольку его захватила политика. А вот привычка всегда иметь при себе короткоствольный револьвер «смит-и-вессон» 38-го калибра (при том, что он не хотел бы пустить его в ход!) у Альберто, наверное, все-таки не от военных, а от сантандерцев. Но каким бы он ни был, вооруженным или безоружным, его главными достоинствами все равно остаются решительность и выдержка. На первый взгляд эти качества кажутся взаимоисключающими, но жизнь показывает, что это не так. Вильямисару, унаследовавшему от предков бойцовский характер, не терпелось предпринять попытку силового освобождения заложников, однако он решил повременить, пока вопрос не встанет ребром.

Поэтому к концу ноября он пришел к выводу, что единственный выход – это встретиться с Эскобаром и поговорить с ним жестко, на равных, по-мужски. И однажды вечером, устав от хлопот, Вильямисар изложил свой план Рафаэлю Пардо. Тот понимал его отчаянное состояние, но на поводу у него не пошел.

– Вот что я вам скажу, Альберто, – без обиняков заявил он. – Вы можете предпринимать любые действия, но если хотите по-прежнему пользоваться нашей поддержкой, все должно быть согласовано. Каждый шаг, Альберто! Это однозначно.

Что, кроме решительности и выдержки, помогло бы Вильямисару разрешить это сложнейшее внутреннее противоречие, когда ему предоставляли свободу, разрешая действовать на свой страх и риск, но в то же время связывали руки?

Глава 3

Маруха открыла глаза и вспомнила старинное испанское изречение: «Бог дает человеку по силам его». С момента похищения прошло десять дней, и они с Беатрис уже начала привыкать к условиям, которые в первую ночь показались им невыносимыми. Хотя похитители твердили им, что это просто военная операция, на самом деле плен оказался хуже тюрьмы. Говорить им разрешалось только в случае крайней необходимости, и то шепотом. С матраса, на котором они спали вдвоем, вставать запретили, и все, что нужно, пленницы должны были просить у охранников, которые не сводили с них глаз, даже когда Маруха и Беатрис спали. Приходилось испрашивать разрешения буквально на все: на то, чтобы сесть, вытянуть ноги, поговорить с Мариной, покурить. Марухе приходилось утыкаться в подушку, чтобы меньше было слышно, как она кашляет.