Капитан госбезопасности. Ленинград-39 - Александр Логачев

Командир прервался, чтобы опустить боковое стекло и закурить. Потом продолжил: «Итак, предположим худшее – действовал агент вражеской разведки. Зачем ему документы? Обзавестись советским паспортом? Смешно. Другое дело, конкретный пропуск конкретного предприятия. И зачем все-таки убивать? Мне видится единственное объяснение – проникнуть на территорию завода один-единственный раз, на короткое время. По-другому, кстати, и не получится. И что же это у нас выходит в результате? Вот именно, диверсия. Кто опровергнет мои умозаключения?»

Кто-то, может быть, и хотел бы попробовать оспорить доводы командира, но вот успеть не смог – они подъехали к «Красной заре».

И теперь, наблюдая за командиром, Лева понимал, что тот делает. Капитан встал перед дверью КПП и закурил. Точно также должен был поступить агент. Даже если тот, что маловероятно, был знаком с планом завода, то ему все равно надо было осмотреться на месте. Какой предлог для того самый естественный – да, остановиться закурить.

Агент прошел на предприятие по чужому пропуску, разумеется, без затруднений. Если бы контролеры сверяли фотографии на развороте документов с лицами трудящихся, то продержали бы вереницу трудящихся перед заводом до обеда, а к вечерней смене сошли бы с ума.

Командир, охлопав карманы, достал пачку «Пушки», уронил ее, поднял, после прикурил не с первого раза, провозившись с зажигалкой. Конечно, согласился с командиром Лева, так и должен был действовать агент. Не торопиться. Торопиться он будет потом, а, впервые ступив на территорию «Красной зари», надо как следует оглядеться, выбрать правильное направление, чтобы не пришлось возвращаться. И почему командир сейчас не спешит – это тоже Леве понятно. Командир не то что перевоплощается, а хочет попасть в такт с проходившим через это КПП несколько часов назад человеком, а там, глядишь, и попасть с ним мыслью в мысль.

Что же агент видел? Прямо напротив КПП – огромное коричневое здание, какой-то цех с маленькими, грязными, зарешеченными окнами под крышей. Дорога, берущая начало от КПП, как бы разбивающаяся об это здание на два асфальтовых рукава. Один уходил влево к автомобильным боксам, расположившимся вдоль заводской ограды в два человеческих роста высотой с колючкой поверху. Второй забирал вправо, вел к другим заводским корпусам.

Командир, дымя «Пушкой», двинулся направо. Конечно, согласился Лева, диверсант пошел бы именно туда с полноводной утренней толпой, там больше возможностей для маневра. Налево к гаражам сворачивало немного людей, лишь шофера да автослесаря. Посторонний человек там сразу привлек бы внимание, тем более неизвестно чем заканчивается ряд боксов, не утыкается ли тупиком в поворот заводской ограды?

Лева двигался с командиром параллельным курсом, держась от него в стороне, продолжая параллельные размышления. Пропускной режим, действовавший на «Красной заре», должен быть известен агенту не хуже, чем ему, Леве Когану. В любой, неважно какой цех, чужой человек мог попасть с трудом. У цеховых дверей сидела на стульчике табельщица, следила, как входящие опускают в учетную урну пропуска. В цехах работало не так много людей, чтобы, видя их каждый день, не запомнить. Тем более она со всеми ежедневно здоровалась, при входе рассматривала. Случись чужой, уверенно входящий внутрь, да еще опускающий пропуск в прорезь, это бы непременно насторожило табельщицу. А главное, сам чужак не пошел бы на такой риск – быть ухваченным глазастой бабой за руку, которая прилипла бы с вопросами, а то и сразу подняла бы хай. Ах да, чуть не хлопнул себя по лбу Лева. Он, сержант Коган, не подумал о том, о чем командир, конечно, подумал сразу же. Сообщение о том, что на работу такой-то не выходил, означает, что такой-то не опускал свой пропуск в ящик табельщицы.

А если табельщица вдруг отлучилась? Нет, соваться в цех – велик риск попасться. Мужики всех своих знают. И чужой мужик, который не в раздевалку идет, а бродит меж станков вызовет вопросы вроде «Эй, ты кто? Чего ищешь?» И до разоблачения остается один шаг.

Командир тем временем дошел до угла коричневого здания. Прошел мимо размещенного там бетонного куба в окружении невысоких елочек, чью хвою покрывал бурый налет, – казалось, елки ржавеют. «Ай-яй-яй, – подумал Лева, – чем мы дышим на наших заводах!»

Из бетонного куба – командир прошел мимо него, не удостоив взглядом – выступали арматурины, выкрашенные в красное. На них держался плакат: улыбающийся Сталин приветствует взмахом руки трудящихся и подпись «На трудовой подвиг!» Заглядевшись на вождя, Лева чуть отпустил командира, пришлось догонять почти бегом.

Приближение к углу цеха и повороту дороги справа открыло взгляду аккуратное двухэтажное строение из красного кирпича. Ясно, что там разместилось правление. Подтверждая эту догадку, из дверей выскочил худой человек в полувоенном френче с фуражкой в руке. Косолапя, он заторопился к командиру, к товарищу Шепелеву. Помня приказ, Лева двинулся навстречу, скрещивая над головой руки, словно останавливал поезд. Запыхавшийся товарищ наткнулся на сержанта Когана, надел фуражку на редкие белесые волосы, вгляделся в петлицы. У товарища было изможденное лицо, иссеченное оспой, рыбьи глаза и отвислые губы.

– Товарищ сержант, – пробежавшийся товарищ никак не мог совладать со сбившимся дыханием, а в его горле бурлили хрипы завзятого курильщика. – Я – начальник особого отдела Изкинд. План завода вот принес, – он показал свернутый в трубку лист. – Что случилось?

– Товарищ Изкинд, – Лева поправил пенсне и постарался придать голосу начальственную строгость, – мы проводим операцию на территории вашего завода. Там, – он показал большим пальцем себе за спину, – капитан госбезопасности товарищ Шепелев. Когда потребуется, он скажет вам, что делать. А пока следуйте за мной!

Сержант Коган оглянулся, и тут же выяснилось, что пока никуда следовать не требовалось. Командир, остановившись неподалеку от входа в цех, поставив ногу на край цинковой урны, перешнуровывал ботинок. Значит, командир не сомневается, что диверсант поступал так же, в очередной раз решив оглядеться перед следующим шагом. Отсюда открывались взгляду корпуса других цехов, подсобок, складских помещений. Там, где заканчивалось здание, возле которого сейчас шнуровал ботинки командир, утренний рабочий поток должен был дробиться на людские ручейки, огибающие группу из кривых яблонь-дичков и растекающиеся к строениям разных габаритов и предназначений.

И тут Леве совершенно внезапным образом пришла в голову крамольная мысль, что никакого диверсанта, скорее всего, нет. Потому что он взялся из ничего, из воздуха. Рабочих, которые гибнут от рук уголовников вечером и по этой причине наутро не могут выйти на работу, хватало и до сегодняшнего дня. И не менее, а даже более подозрительные случались истории, а вот командир ухватился именно за нынешнюю. Тогда что же означает поведение командира? Все поездки на завод, эти саперы, эти игра в перевоплощение в диверсанта? Командир хочет показать начальству, что они работают?

Наверное, осенила Леву догадка, командир получил выговор от начальства, и ему потребовался этот спектакль, чтобы показать – его подразделение находится в полной боевой готовности. Молниеносно реагируют по малейшему подозрению. Пускай сегодня мимо, но при такой бдительности случись настоящий диверсант – они его не пропустят. Да, заключил Лева, теперь все встает на свои места.

Высекая искры из асфальта подковками на сапогах, пробежал боец с винтовкой на плече и свернул к цеховой двери занимать пост.

Из двери правления, у которого уже встал часовой, попыталась выйти женщина в синей косынке с чертежными рулонами под мышкой, но была не очень вежливо и очень решительно водворена солдатом обратно. Вдали показалась приметная фигура Омари Гвазава, он шел в сопровождении нескольких солдат, указывал пальцем на заводские объекты, и бойцы, отделяясь от группы, направлялись к ним поодиночке. Омари остановил какого-то рабочего в спецовке, что-то сказал ему, после чего рабочий развернулся и, качая головой, двинулся в ту сторону, откуда пришел.

А командир, покончив со шнурками, переместился дальше по дороге к стенду с наглядной информацией, возле которого опять притормозил. Он принялся рассматривать графики соцсоревнований, фотографии ударников, перечень трудообязательств, взятых бригадами. Иногда командир отрывал взгляд от списков и графиков и проводил им окрест.

– Товарищ сержант. – Это особист поднес губы к самому Левиному уху. Он даже снял фуражку, чей козырек мешал поднести губы поближе. – Могу я чем-то помочь? Или могу я узнать хотя бы…

– Товарищ Изкинд! – Пенсне возмущенно подпрыгнуло на горбинке Левиного носа. – Вам же указали – ждать и не мешать. Вы не сознательны, товарищ!

Отвлекшись на Изкинда, сержант Коган пропустил тот момент, когда командир покинул место у стенда с наглядной информацией и зашагал быстро и уверенно в направлении островка-скверика с яблонями-дичками. Вместе с Изкиндом Лева поспешил вдогон командиру.