Капитан госбезопасности. Ленинград-39 - Александр Логачев

Глава четвертая

Капитан госбезопасности

А теперь настало время –И закончился поход,Я с винтовкой боевоюОхраняю наш завод.

Сергей потянул цепочку ходиков. С мелодичным потрескиванием гирька поехала наверх. Потревоженная движением цепи часовая шестерня заставляла мелко подрагивать стрелки: маленькую – на цифре семь, большую – на цифре шесть. Рабочему дню было дано ритуальное начало.

Сергей повернул голову к окну, за которым еще не рассвело, как никак середина ноября. Темноту разрежает лишь отсвет фонарей Литейного проспекта.

Возле окна скрипнул стул, принимая на себя командирский вес. Командирский локоть уперся в край стола, найдя свободное место среди холмов из бланков, газетных вырезок, книг служебного пользования и книг простых, конвертов с сургучными блямбами, исписанных листов всевозможного формата. Чиркнула бензиновая зажигалка – и над командирской головой взвился первый клуб неизменной «Пушки»[17]. Командир поднес к глазам первый лист, покрытый черными карандашными линиями. Он приступил к изучению ночных сводок.

Сергей опустился на стул с такой осторожностью, словно тот был начинен динамитом. Придвинуть его к своему столу он не решился. Опоздал, значит, жди. Жди, замерев, дыши через раз и так до того момента, пока командир не поднимется со стула и что-нибудь не скажет. Эх, вздохнул про себя Сергей, скорее всего, опять услышишь нечто вроде «Увы, Сергей, подавить на массу не удастся, нам снова в бой» или «Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал».

Из-за двери в соседнюю комнату не доносилось ни звука, там тоже притихли до поры.

Командир перевернул лист, его глаза побежали по второй странице, исписанной тем же почерком, что и первая. Почерком дежурившего ночью Андрея Лезина.

Опа, первый лист лег на стол поверх толстой амбарной книги для записи привходящих документов. Кто ж не знает, что это место для попаданий «в молоко». Сбитый щелчком пепел «Пушки» упал в жестяную коробку из-под чая.

Командир взялся за второй лист. Глаза побежали по разбитому на абзацы тексту. Что там сегодня приготовила ночь вместе с Андреем Лезиным, подумал не отрывающий взгляда от начальника Сергей? Ничего «как срочное» Андрей вроде бы не пометил, не видно строчек, обведенных красным карандашом. Что, впрочем, ничего не значит. У командира не глаза, а двадцатикратный бинокль, он за ничего из себя не представляющими мелочами может разглядеть такие дали, что дух захватывает. Одна только мысль о командирских способностях вызывала у рядового суеверный трепет.

Застыла отведенная в сторону рука с дымящейся папиросой. Сергей увидел, как заиграла кожа на скулах повернутого к нему в профиль командира. Оно. Командир заходит на цель.

Недокуренная папироса полетела в «чай-пепельницу».

– Эх, Андрей, Андрей…, – чуть пружиня при ходьбе, командир быстро шел к Минакову, задумчиво и недовольно покачивая головой. Его кулак сжимал свернутый трубкой второй лист ночных донесений и шлепал им по ладони другой руки.

Костяшки командирских пальцев уперлись в стол, за которым сегодня и всегда сидел рядовой Минаков. Сергей вскочил, ожидая приказаний.

– Сергей, коммутируйте меня, – движение выскобленного до синевы подбородка в сторону черного аппарата, – со Сталинским УГРО.

– Слушаюсь, товарищ капитан, – и Сергей потянулся к телефону.

Уже год он, рядовой войск НКВД Минаков, работает под началом товарища капитана и никак не может привыкнуть к командирскому «выканью». Никто другой Сергея на «вы» не называет, и никогда к нему так не обращались. И при каждом новом «вы» он невольно вздрагивает, как от слабого электрического разряда. И охватывает недоумение, смешанное с беспокойством – как это командир не боится, что его могут обвинить в подражании фасонам старого режима.

А «товарищ капитан» уже открывал дверь в соседнюю комнату.

– Полундра, бойцы! Все на палубу линкора.

Пока те, кого вызвали, перебирались из помещения в помещение, командир принес от вешалки, где одиноко висела Минаковская шинель, стул, поставил в торце стола и сел на него, забросив ногу на ногу. А Сергей как раз дозвонился до Сталинского УГРО, до дежурной части.

– С вами сейчас будет говорить капитан госбезопасности[18] товарищ Шепелев. Кто у аппарата? Как? Еще раз.

Под его говор собрались и окружили командира на стуле все обитатели соседней комнаты, они же все те четверо, кто вместе с рядовым Минаковым и капитаном госбезопасности составляли второй особый отдел НКВД. Лейтенанты госбезопасности Омари Гвазава и Тимофей Рогов, младший лейтенант госбезопасности Андрей Лезин и сержант госбезопасности Лев Коган. Об их званиях сегодня, в отличие от иных дней, легко было догадаться – они явились на службу в форме. Не по прихоти или сговору, а только потому, что на сегодня назначены были строевые занятия. Не всегда удавалось командиру спасти ребят и работу от политучебы и строевой. И работа на эти часы вставала. Сам для себя он добился освобождения от строевой подготовки, и френч с тремя «шпалами» в петлице надевать доводилось редко. Но и ему никак невозможно было избежать политучебы и партсобраний.

– Товарищ капитан, – Сергей протянул командиру трубку, а, увидев, что черный негнущийся шнур натянулся, еще и пододвинул телефон. – На проводе дежурный по отделению старшина Ивинцев.

Командир прикрыл микрофон ладонью.

– По ночному убийству в Лесотехнической, Андрей.

Тот, на кого взглянул командир, Андрей Лезин, младший лейтенант с внешностью киноактера, пожал плечами:

– Да обыкновенная уголовщина. Мелкая причем. Не наш.

– Ну, ну, – и командир переключился на телефонный разговор. – Здравствуйте, старшина. Капитан госбезопасности Шепелев. Кто сейчас в отделении из тех, кто ночью ездил на труп в Лесотехническую? Ну и отлично. Позовите к аппарату вашего Ивана Нестерова. И прошу вас, старшина, действовать быстро.

Командир отставил трубку в сторону, вновь повернулся к Лезину.

– Андрей, вам не показалось странным, что у убитого при себе не нашли никаких документов?

Для разнообразия Лезин на этот раз не стал пожимать плечами, а посмотрел, видимо, в поисках авторитетной поддержки, на портрет Дзержинского, не слишком ровно укрепленный над столом Минакова и на коричневой раме.

– Обычное дело. Взяли, чтоб затруднить опознание.

– А не показалось вам странным, что убитый по всем признакам в момент убийства находился в состоянии сильного алкогольного опьянения?

На это Лезин лишь улыбнулся. Не говорить же о том, что ему даже не кажется странным другое – полстраны ежедневно напивается до неслабого алкогольного опьянения.

– И при этом его зачем-то зарезали, хотя достаточно было тюкнуть несильно по башне, и он весь твой с потрохами. А? – Командир провел взглядом по четверке подчиненных. Видимо, отыскивая на их лицах отношение к этим «странным» фактам.

Грузин Омари Гвазава решил не оставлять своего приятеля Андрея Лезина один на один с дотошным командирским опросом. И сказал, сопроводив слова резким взмахом руки:

– Люди разные бывают, зверей полно. Зарэжут просто так и будут спать спокойно.

– И зачем-то пытались закопать, – гнул свое капитан.

– Что ж тут необычного? – снова заговорил Андрей. – Пытались сокрыть труп. Но кто-то вспугнул, бросили все и убежали.

– Андрей, я… Извините.

Услышав, что телефонный эфир ожил, командир снова прижал трубку к уху.

– Алло, добрый день. Капитан госбезопасности Шепелев. С кем я говорю? Иван, по времени убийства определились? Примерно между десятью и одиннадцатью вечера? Личность убитого не установили? Не оправдывайтесь, я понимаю, что работаете. Что выяснили? Только, очень прошу, коротко. Какой характер ранения? Даже так. Вы лично осматривали труп? Что скажете об убитом?

Командир долго молчал, слушая, не перебивая вопросами. Что на него было непохоже.

– Великолепно. Спасибо, Иван. Очень помогли. Так, запишите телефон. Сто семьдесят восемь – двадцать семь. Как появится новый факт, один, любой, самый пустяшный, сразу звоните.

Командир повесил трубку, поднялся со стула и хлопнул в ладоши.

– Живо разбежались по городским. Обзванивать все предприятия, начиная со Сталинского района и дальше по мере удаления. Задача следующая. Выяснить, нет ли среди не явившихся сегодня на работу мужчин такого: ростом около ста семидесяти пяти, от двадцати пяти до тридцати пяти лет, крепкого сложения, стриженного наголо. Предположительно, его инициалы «ВПР». Напугать заводских «особистов» так, чтобы на уши подняли все свои цеха. Вперед, действуйте.

Четверо один за другим молча, быстро вышли в коридор. Второй отдел имел в распоряжении один-единственный телефон, и в экстренных случаях приходилось разбредаться по этажу, просить сотрудников других отделов, чтоб дали попользоваться своими аппаратами.