Операция «Прикрытие» - Степан Кулик

— Андрей?! — спросил неуверенно. — Малышев, ты?

— Так точно, гражданин кап… виноват, майор.

— Да иди ты в жопу со своими извинениями… — Корнеев шагнул ближе и сграбастал в объятия бывшего заместителя. — Здорово, братуха. Что за бредятина? Ты-то каким макаром здесь очутился?

— Виноват, гражданин майор. Оступился. Теперь вот искупаю кровью. Родина оказала мне доверие…

Малышев не ответил на объятия друга и даже как-то чуток отстранился.

— Слышишь, Андрюха, ты чего, особо умным хочешь казаться? — нахмурился Корнеев. — Или тебя еще разок в задницу послать? А могу и куда подальше…

Льдинки в глазах Малышева немного растаяли, и лишнюю влагу пришлось удалить резким поворотом головы. Аж позвонки хрустнули.

— Товарищи офицеры, — не по-уставному обратился Корнеев к остальным штрафникам, продолжая удерживать Малышева в объятиях. — Обождите чуток. Вот неожиданно своего боевого друга встретил. Поговорить нам надо. Вольно, можно курить…

Потом схватил бывшего заместителя за рукав и оттащил на пару шагов в сторону.

— Ну Андрюха, рассказывай, что случилось?! Меня ж всего десять дней не было… Уму непостижимо!

— А тебя разве еще не проинформировали? — немного удивился Малышев. — Должны были.

— Я что, по-твоему, спектакль разыгрываю? — вызверился Корнеев. — Андрей, лучше не зли меня. Дам в морду!

— Не имеешь права, гражданин майор… — штрафник оттаял еще немного, но только самую малость. И голос, и взгляд весельчака Андрюхи Малышева казался безжизненным и пустым. — Расстрелять, это сколько угодно — твоя власть, а бить штрафников — уставом запрещено…

— Да ты пойми, чудак человек, — ткнул его в бок кулаком Корнеев. Вроде не сильно, но чувствительно. — Я еще в расположении роты не был. Из госпиталя прямо к аналитикам. А от Стеклова — сюда. Ну же, не томи? Что произошло? Ведь должна быть причина, не тридцать седьмой…

— Маша погибла…

Слова прозвучали сухо, как пистолетный выстрел, и почти так же убийственно.

— Маша?.. Она же… Я ж ее в тыл… Нет, этого не может… — потерянно забормотал Корнеев. — О господи!.. Как это случилось?

— «Вервольф». Снайпер. Прямо в живот…

Малышев не говорил, а ронял слова. Тяжелые, как пудовые гири.

— С-сука! Он же не мог не видеть, что она беременна. Не понимаю… — пытался хоть что-то объяснить себе Корнеев. — Зачем снайперу обычный ефрейтор медслужбы?

— Она в моем кителе была.

Корнеев потер пальцами переносицу, как делал только в моменты наибольшего волнения.

— Дай закурить.

Андрей молча протянул товарищу мятую пачку дешевых сигарет и запоздало удивился:

— Ты же не куришь? Или решил отменить свой зарок?

— Что? — словно приходя в сознание, переспросил Корнеев.

— Я говорю, что ты раньше курил только за линией фронта…

— Да, верно… — майор неумело вернул уже вытащенную сигарету в полупустую пачку. Рука его заметно дрожала, и сигарета легла в обойму только с третьей попытки.

— Это ужасно, Андрей…

— Да, Николай, — это ужасно, — повторил Малышев, играя желваками. — Только не говори мне о войне… О том, что на ней гибнут, и что гибнут самые лучшие…

— Зачем, ты и сам все это знаешь. Не первый год воюешь… Но при чем здесь штрафбат?

— Я пленного застрелил, командир, — помутнел взглядом Малышев. — Понимаешь, как затмение нашло. Держу в руках ее тело… еще мягкое, теплое, — поднимаю глаза и вижу перед собой фрица… Немецкого офицера. Вот тут мне башню и снесло. Выхватил пистолет и всадил в него всю обойму. А потом еще и конвоиров помял чуток, когда те меня вязать кинулись…

— Что ж Веселовский не вступился? Ведь о тебе и Маше даже командиру фронта было известно. На свадебку не приходил, но поздравление с адъютантом передавал. Я же помню.

— Если б генерал не заступился, меня б уже давно шлепнули… — поморщился Малышев и сам потащил из пачки сигарету. Прикурил, пустил дым и только потом продолжил нехотя: — Немец какой-то слишком уж важный был. Его в Москву отправлять хотели. Мне особый отдел такую статью шил, что лучше самому застрелиться… — вздохнул Малышев.

— Да, брат… Твоего горя и врагу не пожелаешь. Я даже не знаю, что тебе и сказать. И любимую потерял, и дров наломал…

— А ничего и не говори, Коля. Маши не вернуть, а я уж как-нибудь вывернусь, если пуля не приголубит.

— Ну тут-то я тебя не брошу, в штрафбате, в смысле. Раз судьба так все повернула, не использовать ее злой подарок я не имею права. На кону, Андрей, жизни многих тысяч людей. А то и больше. Пойдешь со мной?

— Да хоть в ад…

— Остановимся пока на вражеском тылу…

Корнеев повернулся лицом к курившим штрафникам, делавшим вид, что к разговору не прислушиваются. Хохлов, заметив это движение, скомандовал:

— Группа, смирно! Гражданин майор…

— Отставить. Товарищи офицеры, прежде чем начать разговор о предстоящем задании, я хочу убедиться в вашей хорошей физической подготовке. Доходяги мне не нужны. Отжимайтесь, кто сколько хочет, но не менее двадцати раз. Задача ясна? Выполнять! Упор лежа принять! К тебе, Андрей, это не относится, — остановил Корнеев бывшего заместителя.

— Это почему еще?! — дернул щекой тот. — Никогда в любимчиках не ходил…

— Отставить пререкаться! При чем здесь блат? Я просто хорошо знаю твои возможности, Леший… — назвал он боевого товарища его обычным позывным. — А с новичками еще только предстоит познакомиться. Кроме того, ты же хочешь отомстить за Машу? Вот я и дам тебе эту возможность, даже ценой твоей жизни… Можешь не сомневаться. Обещаю!

— Спасибо, командир. Я больше не сорвусь, не подведу, веришь?

— Не верил бы, так и разговора бы этого не затевал.

Корнеев повернулся к штрафникам.

Все, кроме Хохлова, продолжали ритмично отжиматься. Бывшие офицеры и в самом деле находились в отличной физической форме. А так как сержант успел им шепнуть парочку слов о чрезвычайной важности задания и сопутствующие этому возможности, штрафники старались показать будущему командиру все, на что способны.

Сперва Корнеев подумал, что Хохлов вообще не отжимался, но взглянув пристальнее, заметил и сбитое дыхание, и более яркую красноту щек и носа сержанта. Стекла очков и те запотели.

— Выдохлись? — спросил участливо. — Оно и понятно. Доктора все больше за чужим здоровьем следят. А на свое обращают внимание, только когда очень уж прижмет.

— Никак нет, гражданин майор. Разрешите доложить, сержант Хохлов поставленную задачу выполнил.

— Не понял?

— Была поставлена задача: отжаться сколько кому хочется, но не менее двадцати раз. Двадцать раз я отжался, а больше — не имею желания. Прикажете продолжить?

— Зачем вам это, Хохлов? — не удержался от усмешки Корнеев. — Вы же военврач?.. Да и в штрафбате свое практически отбыли? Не сегодня-завтра комбат представление подаст, я сам слышал. За проявленную сообразительность хвалю, но и только. Нет и еще раз нет. Боец вы так себе, а хирург во вражеском тылу мне без надобности. Легкораненые своим ходом вернутся. Тяжелые — отход товарищам прикроют. Да и врачам вскоре работы прибавится. Фашисты теперь не просто оборону держать будут, они — жизни свои поганые защищать станут. А загнанная крыса самая опасная.

— Но…

— Все, сержант, возражения не принимаются, — отрезал Корнеев, пресекая на корню любые пререкания. — Вы свободны, товарищ доктор. Если хотите, могу походатайствовать перед комдивом о скорейшем пересмотре вашего дела. Хотя более чем уверен, что это произойдет само собой в самые ближайшие дни.

— Я…

— Благодарю за оказанную помощь, Сергей Фомич. Извините, сержант, но дальнейшая информация только для бойцов, отобранных для выполнения задания. Кругом! В расположение шагом марш!

И подождав, пока негодующий Хохлов отошел на некоторое расстояние, скомандовал остальным:

— Прекратить упражнение. Вольно… Что ж, товарищи, я вижу, вы все в отличной физической форме. Но вас восемь, а мне нужны только пятеро. Кто из вас служил в разведке?

Вперед шагнул белобрысый крепыш с усеянным веснушками лицом.

— Звание, фамилия, последняя должность?

— Старший лейтенант Гусев. Командир взвода полковой разведки.

— Сколько служишь?

— Призыв сорок третьего.

— Награды?

— Орден Красной Звезды и орден Красного Знамени. Медаль «За отвагу», медаль «За боевые заслуги».

— За что оказались в штрафбате?

— Невыполнение поставленного задания. Потеря личного состава.

— Здесь подробнее. И прошу учесть, что мы с капитаном Малышевым в разведке почти с начала войны. Фальшь учуем сразу.

— Да мне перед вами, гражданин майор, финтить ни к чему, не особисты… — пожал плечами Гусев. — Все предельно просто, глупо и обидно. Получил задание. Отправился с группой на передовую. А когда преодолевали нейтралку, немец неожиданно открыл шквальный минометный огонь. Заметил что-то или просто пристреливался, попробуй теперь угадай. Залпов пять сделал, но нам хватило. Бойцов моих всех насмерть уложили, а меня контузило. Как оклемался, пополз обратно. Что одному за линией фронта делать? А дальше — сами знаете. Особый отдел, трибунал и штрафбат.