Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем - Дмитрий Фалеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне все же интересен другой нюанс:
— А если мальчику невеста не нравится?
— Ну они же дети, — отвечает Гога. — Им четырнадцать-пятнадцать лет. Они к этому относятся несерьезно — как к игрушкам. Не понимают, что на всю жизнь. Им легко что-то навязать. Раз родители решили — значит, так и надо. Родители плохого не подскажут никогда. Осознание приходит гораздо позднее, часто уже и ребенок есть. Куда тут расходиться, особенно девушке?
— И что же они?
— Переживают, но терпят. Мы их маленькими женим, потому что они, пока маленькие, — послушные, а потом как-нибудь — стерпится-слюбится, возьмутся в руки[16].
Это мнение мужчины. Но цыганки ему только поддакивают:
— Женщина, которая с одним поживет, с другим поживет, — это не женщина! Ну, побил он тебя — все бывает. К мамке убежишь, поживешь с ней неделю, потом вернешься, поставишь чай, муж приходит — как ничего не было: живем, разговариваем, телевизор смотрим![17]
А сами женихи? Им-то каково?
Пико — старший сын Червонца и Березы. Ему исполнилось тринадцать лет. Пора уже сватать. Спрашиваю:
— Пико, хочешь жениться?
— Как мама скажет.
— А невеста нравится?
— Маме нравится.
— А тебе?
Пико смущенно морщится, а младший брательник по имени Тима куражится:
— Богиня!
Ему-то смешно. Не его свадьба! Ему еще рано. Но с ним будет так же. С отцом было так же. С дедом и прадедом. Эта традиция уходит в века.
Родители Пико до свадьбы даже ни разу не виделись! «Я ее вообще не знал, она меня не знала. Мы взялись не по любви. Отец и мать говорили жениться, и я женился», — сообщает Червонец.
Мать его, Лиза, вспоминает то же: «Родители выбрали. Я своего мужа вообще не любила! А теперь двенадцать человек детей! По любви у нас ни одна цыганка замуж не вышла! Мать-отец видят — девочка красивая, вот и берут. А жених не касается. Когда посватали, его спрашивают: “Тебе понравилась?” Нравится, не нравится — он соглашается. И делают свадьбу!»
Свидетельства похожи:
«Отец был в Чебоксарах (я даже не знал, что есть такой город), увидел невесту. Там уже решили с ее родителями. Потом нас поженили. Семь лет уже вместе».
В общем, котляры в этом вопросе начисто избавлены от проблемы выбора. Вся ответственность на родителях. Те, понятно, хотят как лучше, но бывает, все складывается так неудачно, что прямо несчастье. Есть один цыган, как зовут — неважно. Про него и в таборе скажут: «Червяк», «Придурок», «Жадный». Он и точно жадный, глупый, тщеславный, лицемерный, завистливый, крайне недоверчив, думает, что все хотят его обмануть, потому что сам всем врет и обманывает. А жена у него — умная, хорошая, достойная женщина, но живет с придурком и понимает, что деться ей некуда — она будет с ним жить и будет рожать от него детей. Это страшно. Вот она и ходит усталая, грустная; блеск в глазах у нее потух — редко мелькнут в них черные искры прежней неподдельной и доброй радости. А она красивая, с красивыми чувствами; не для Червяка она родилась, а вот — сосватали. Кто же знал?! Перетерпела. Живет с мужем мирно. Воспитывает детей. Как-то да что-то. Могло быть и хуже.
Из подобных ситуаций иногда вырастают настоящие драмы, которые потом надолго остаются в народной памяти. Привожу одну из таких быличек в почти дословной диктофонной расшифровке.
«Одна девушка дружила с парнем. По закону ей не давали выйти за этого парня, а хотели выдать ее за другого. Она того парня не любит. Любимый ей предлагает бежать. Она не решилась. В общем, насильно взяли и отдали ее за другого цыгана. Она всегда плакала, всегда недовольная была своей судьбою. Вот пойдет она в лес, плачет-плачет, смотрит на небо и говорит: “Господи! Отдали меня за нелюбимого человека из-за его богатства! Как же мне жить? Покушение на себя сделать, отравиться что ли? Что мне делать?” Муж начинал уже ее бить — ну видит, что она его не любит. А она говорит: “Чем так жить, лучше пойду к речке и кинусь я”.
Ну и пошла она к речке кинуться, стала на высокий берег и помолилась богу. Все, говорит, кидаюсь. И откуда-то летит ее парень — тот, кого она любила, выхватил ее, удержал от смерти и говорит: “Если ты кинешься, я за тобой, но я не допущу, чтобы ты умерла. Пускай хоть весь табор нас видит вместе, что хотят пускай с нами делают. Я тебя заберу. Я не дам, чтобы ты страдала и мучилась”.
В общем, они решились и убежали. Цыгане стали разыскивать их. Слухи ходили, что поймают — убьют, так разозлились на эту пару. Скрывались они пятнадцать лет. У них дети появились, все, и они пошли в другой город, в другой табор и стали объяснять свою ситуацию. “Вот так, вот так, вот так, вот так, — говорит она. — Люблю его, он меня, а меня отдали за деньги и богатство за другого замуж. Мне немило было жить, я хотела кинуться, покушение на себя сделать, вот. Что мне делать? Мы убежали. Пятнадцать лет прошло с тех пор, а мне все хвалятся, что если его поймают, меня поймают — зарежут, убьют нас обоих. Вы как барон, такой знатный цыган, рассудите нас — столько время прошло! Да, я стыд сделала, позор сделала, но ведь столько лет прошло! Смирение какое-то должно быть?!”
Этот барон спросил, чья она дочь, и говорит: “Да, мы слышали вашу историю, но я тебе помогу”. Она говорит: “Только вы поручитесь, что с ним ничего не будет и со мной”. “Да, — говорит барон. — Я поручаюсь”. После дал он телеграммы ее родителям, они приехали и с ними еще те цыгане, которые дали калым за нее. Сделали расчет, калым-золото возвратили этой семье, все обошлось по культурному, спокойно.
Прошло после этой разборки пять лет. Внезапно поймал ее первый муж. Подстерег и убил ее очень жестоко. А перед смертью сказал: “Раз ты мне не досталась, и ему ты все равно не достанешься, хоть и столько времени прошло”. И он ее взял и убил, и потом сам себя порезал».
Цыганка, которая мне это рассказала, считала, что когда-то нечто похожее случилось в жизни на самом деле.
А насчет разводов — редко у кого, но они случаются. Когда не сложилось, когда молодые ужиться не могут. Как кошка с собакой. Несовместимость. Воротит их в стороны. Поэтому разводы, если и бывают, то в первые месяцы после свадьбы, а не так, что живут себе несколько лет чин-чинарем, а потом надоело, бросают друг друга. Про такое не слышал. Знаю про другое.
Женили парнишку из табора немцони — женили неудачно. Только три месяца с женой и протянули. Разбежались с облегченьем, но что делать дальше? Парню, который уже был женат, невесту найти гораздо сложнее — хорошую не дадут, потому что он с другой цыганкой уже отведал; ему этот опыт при сватовстве поставится в минус. А в знакомых кумпаниях его обстоятельства отлично известны. Недолго думая родители решили пойти на обман — сосватали девушку там, где о них ничего не знали, — в таборе йонешти, факт свадьбы скрыли, а так бы цыганочку им не отдали. Но она не жалеет! Сорок лет прошло, и все у них складно: дети и внуки, живут богато, в доме у них мир, все получилось.
Старухи говорят: «Все с мужем прожить и чтоб не ругаться — вот так и надо». Это тот принцип, на котором держится котлярская семья. Все очень житейски и приземленно. Не разгул каких-то романтичных страстей, а мирские чувства, все по-домашнему.
Кстати говоря, про чувства у котляров говорить не принято, выражать их не принято. Целоваться — «стыд», обниматься — «позор». Муж с женой при посторонних почти не говорит. Это не значит, что он ее не любит или не ценит; такой у них порядок. Все чувства — внутри, они только для двоих. А страсти роковые — из бульварных романов или сериалов типа «Кармелиты»[18]. Но вот история, которая легко могла бы стать основой киносценария или рассказа. Она документальна.
Жил в Люберцах один цыган, допустим, Янош. Все говорили, что он больной. По крайней мере, он был дважды женат, и обеих своих жен избивал нещадно. Поджигал на них волосы, резал одежду, причем трезвый.
Однажды он поехал по делам в Крым и встретил там замужнюю цыганку из другого рода, в которую влюбился со всею лютостью своего характера, неуправляемо. Самое худшее в этой истории для него было то, что цыганка ответила взаимностью. Они бежали.
Муж собрал погоню — все на конях. А эти — пешие. Беглецов настигли в холмах под Севастополем. Спрятаться негде. А у мужа — кнут! Конец настал Яношу! Излупцует до смерти!
Но в последний момент цыганка толкнула Яноша на землю, сама легла сверху, закрыв его телом, и закричала: «Убивайте меня, а его оставьте!» Эти слова — хотя и дерзкие, но благородные — осадили цыган. Даже муж растерялся. Линчеванье отложили, а потом, уже в таборе, состоялся общинный цыганский суд, вердикт которого для цыган значит больше, чем приговор любой официальной юридической инстанции.
К удивлению всех, старики решили — Янош и беглянка могут пожениться! Сыграли свадьбу. И потом они дожили до почтенных лет, у них двое детей, и за все это время Янош даже пальцем жену не тронул! А двух предыдущих он колотил, резал их одежду.