Когда небо было синим - Оскар Шкатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это были два друга абсолютно разные внешне, но с единым внутренним миром. Валера был длинным и несколько нескладным. Играя в СТЭМе в сценке «Утро в общаге», он лежал на раскладушке пузом вниз, а ноги его при этом доставали до пола, в соответствии с песенкой про кузнечика с коленками назад. Юра же был красавчик-блондин с римским профилем. Несмотря на молодость он уже был не только муж, но и папа. Однако, это не мешало ему вести наш разгульный образ жизни.
Кузя и Галич были настолько «вестибюльными», что на лекции не ходили вовсе. Лишь завидев в конце коридора неугодного препода, они резко делали поворот кругом и удалялись. При этом их реакция и синхронные движения были настолько чётко отработаны, что позавидовали бы часовые Мавзолея. И лишь философские семинары они посещали охотно. Ребята они были грамотные с хорошо подвешенными языками. Начиная рассуждать, они своей полемикой сбивали преподавателя с толку и основной темы, направляя её в совсем иное русло. Пара заканчивалась, и все были благодарны Кузе и Галичу, принявшим огонь на себя.
Я тоже как-то воспользовался подобной тактикой на экзамене по философии. Мне было предложено прояснить разницу между диалектикой и метафизикой. А я, как бы раскрывая тему, вильнул в сторону и просто изложил содержание прочитанного в детстве фантастического рассказа. Там один профессор, метафизик, считавший, что жизнь на Земле после очередного потопа должна оборваться и потом зарождаться заново, отправился на машине времени в будущее. Оказавшись среди первозданной природы, он встретил неандертальца, который тюкнул его дубинкой по темечку. Профессор помер с торжеством своей теории. Но оказалось, что он просто попал в заповедник, где люди будущего разводили неандертальцев. Земля продолжала эволюционировать в духе диалектического материализма, а удовлетворённый преподаватель вывел мне «отлично».
Появление Кузи и Галича разбавило процентное соотношение мужского и женского в нашей компании и скрасило моё одиночество. А если учесть примкнувшего к нам и ставшего моим другом на все институтские и последующие времена Валеру Грига, то коллектив получился вполне основательным, самостоятельным и «всегда готовым». Лера жил на другом конце города и домой никогда не стремился. Поэтому, сколько я помню, он всегда присутствовал где-то рядом.
Наступила очередная осень, а вместе с ней и картофельная страда. Наиболее обильное вызревание её было отмечено в полевых недрах посёлка Ореховец нашей же губернии. Поэтому туда был десантирован почти весь наш курс. Меня всегда удивляло, что на картошке студентов, как правило, расселяют в сельских школах. Куда в это время исчезают школьники? На этот раз также основной массой мы расположились в пустующих классах. Но кое-кого приютили и частники. Так мои «матери» ангажировали просторную хату местного деда Тихона. Деду Тихону они представились как девушки положительные, строгих правил и вообще замужние. Для пущей убедительности они сказали, что мужья должны вот-вот приехать, и дед Тихон ежедневно пытал:
– Ну, когда хозявы-то будут?
Нас было много и, когда студенческая когорта маршировала по борозде, картошка сама выпрыгивала на поверхность, ну а ту, что застревала, выковыривал плугом местный тракторист Петруша. Это был молодой парень, который завидовал нашему студенческому содружеству. Он пригласил меня к себе домой, налил и попросил записать ему на магнитофон что-нибудь студенческое. Я исполнил «Из вагантов» c только что вышедшего, но до сельской глубинки ещё не дошедшего диска Тухманова. Довольный Петя предложил:
– Cлушай, у нас тут скоро свадьба будет. Сыграй там чё-нибудь».
Я согласился, а зря. Свадьба была вполне культурной и почему-то даже без драки. Меня, как представителя трудового студенчества, встретили дружелюбно, усадили за стол и налили гранёный стакан водки. Не желая обидеть молодых, я его выпил и тут же получил новый. Уяснив, что здесь после первой не закусывают, выпил и его и попросил хотя бы запить. Стакан с лимонадом оказался стаканом с самогоном, просто цвет подвёл. Так что спеть мне уже не удалось, и вскоре я был доставлен к месту проживания. Гитару несли следом. На следующий день в ту сторону, где была свадьба, глаза просто отказывались смотреть, а к горлу подкатывало что-то словами невыразимое. Ребята, которые вчера завидовали моему приглашению на халяву, сегодня с сочувствием рассматривали меня, как свидетельство торжества зеленого змия.
Из местного населения с нами в контакте производственном и дружеском был Бобан. Вообще-то это был Вова, а Бобаном он позволял звать себя только близким друзьям, остальным Бобан бил в бубен. Он водил ГАЗ-53 и ещё только собирался в армию, хотя внешне соответствовал уже отслужившему. Диаметр его кулаков не оставлял никаких сомнений в отношении его здоровья. Все в округе его уважали и побаивались.
Как-то в нашу всегда открытую дверь мужского класса забрёл местный неадекватный чудик и заявил, что он сидел и вообще всех зарежет вилкой. Вилки не оказалось, и он взял ложку. Отдыхавший у нас Бобан открыл один глаз, и урку как ветром сдуло. Вообще-то мы сами уже собирались напихать ему подзатыльников, потому что ложкой пока ещё никого из нас не резали, а наш стройотрядовский медик и тоже третьекурсник, доктор Женя, хирургом был ещё начинающим и от всех болезней прописывал только пластырь. Да и вообще, как мы поняли, он специализировался скорее всего по женским болезням, потому что всегда пропадал в расположенном напротив женском классе. Особенно его беспокоило здоровье Леночки из параллельной группы. К самой симпатичной присосался, пиявка медицинская.
Собственно, многие к тому времени уже начинали распределяться по парам, кто на время картошки, а кто и с дальним прицелом. Но секса в Советском Союзе не было!
Большому коллективу требовалось соответственно больше вина. И вот, желая расширить небогатый ассортимент местного магазина, мы решили осмотреть закрома соседнего села. В двухместной кабине ГАЗ-53 мы разместились следующим образом: Бобан за рулём, рядом вперемешку Григ, Галич и я. Продолговатый Кузя кольцами обернулся вокруг нас как змей со скульптуры «Лаокоон и его сыновья». Рулить Бобану было неудобно, поэтому ехали только по прямой, пугая встречные машины. С одной всё-таки пришлось «поздороваться» зеркалами. Вернувшись в родное село, Бобан бросил машину в положении неустойчивого равновесия на откосе оврага и отправился с нами продолжать.
Хотелось бы добавить ещё несколько слов о том, зачем собственно нас туда послали. Не только бухать, но и пахать. Вообще-то я никогда не уважал тупой и однообразный труд. Думаю, у станка я бы долго не простоял. И уподобляться исполнительным девчонкам, сидящим в борозде и наполняющим вёдра картошкой, свободолюбивая натура не позволяла. Другие ребята также искали каких-либо осознанных творческих проявлений и инженерных решений. Как известно, вся рационализация произрастает из элементарной лени. Не хочется чего-то делать, и ты начинаешь думать, чем бы это заменить. И мы этот нудный картофелеуборочный процесс распределили следующим образом – девушки в соответствующих позах торчали в борозде, а ребята отбирали у них наполненные вёдра, раскручивали и бросали в кузов самосвала. Центробежная сила не позволяла картошке высыпаться из летящего ведра до тех пор, пока оно не оказывалось в положении вверх дном в руках у принимающего на кузове, который тут же отправлял уже пустое ведро обратно. Получалось что-то вроде циркового номера с жонглированием. Процесс был рационализирован, и кое-кто даже Почётные грамоты заслужил.
ЭПИЗОД ДЕВЯТЫЙ
Если всё, что описывалось ранее, касалось только летне-осенних периодов, то это вовсе не значит, что земля Нижегородская располагается где-то в субтропиках. Отнюдь. Просто я ещё не добрался до остальных времён года. На смену картофельным эпопеям неизбежно приходила унылая пора, которая очей очарованьем была только для Пушкина, для нас же она выливалась в тоскливые посиделки, то бишь лекции. Конспектировать лекции я не умел. Привитый с первого курса начертательной геометрии почерк шрифтом был красивый, но не успевал за лектором, а стенография типа «лишь бы успеть» была потом вообще нечитаемой. В конце концов я подлизался к Маринке из параллельной группы, у которой был самый читаемый в мире почерк, и её конспекты стали для меня как Библия, Коран или Танах. Пользоваться конспектами своих одногруппниц было
