Мир Нуль-А - Альфред Вогт

– Госсейн, каждый из нас был бы обречен на крайне незначительное положение в обществе, согласись он с мнением Машины и подчинись ее решению. Люди мы необычайно одаренные, способные на многое, но в самой природе нашей заложены жестокость и безжалостность, которые в обычных условиях никогда не позволили бы нам добиться значительных успехов. Девяносто девять процентов истории человечества сотворили такие, как мы, и можете не сомневаться, данный случаи – не исключение.

Госсейн смотрел на него и чувствовал, как тяжесть сдавливает ему сердце. С ним говорили слишком откровенно. Либо заговорщики готовы были действовать, либо ему действительно угрожала смерть. Харди продолжал:

– Я сказал вам все это лишь для того, чтобы в дальнейшем вы неукоснительно выполняли мои распоряжения. Госсейн, несколько человек держат вас под прицелом, так что давайте без фокусов. Садитесь в кресло, – он махнул правой рукой, – и не сопротивляйтесь, когда на вас наденут наручники. – Он повернул голову. – Торсон, принесите необходимую аппаратуру.

Госсейн прекрасно понимал, что у него нет ни малейшего шанса на побег, пока он находится в этой комнате. Усевшись поудобнее, он протянул руки Торсону и с напряженным любопытством стал смотреть, как тот подкатил столик на колесах с небольшими, хрупкими на вид приборами. Не говоря ни слова, гигант начал прикреплять к телу Госсейна полукруглые, напоминающие маленькие чашечки, присоски; шесть – к голове и лицу, шесть – к горлу, плечам и лопаткам.

Подняв голову, Госсейн увидел, как Харди и «X» горящими глазами наблюдают за происходящим. Девушка сидела в кресле, поджав под себя ноги, с сигаретой в руке. Она курила, не затягиваясь, нервно выпуская изо рта клубы дыма.

Единственным спокойным человеком в комнате был Джим Торсон. Закончив последние подсоединения, он вопросительно посмотрел на Майкла Харди. И в эту минуту Госсейн нарушил молчание.

– Мне кажется, вы все-таки должны меня выслушать, – сказал он.

Его захлестнула горячая волна отчаяния, перехватило дыхание, сдавило горло. «Что же это происходит? – подумал он. – Как можно подвергать такому унижению человека, не нарушившего никаких законов, на Земле, давно покончившей с войнами, в году 2560-м?»

– Я чувствую себя как ребенок, попавший в сумасшедший дом, – сказал он хриплым голосом. – Во имя самой логики, скажите, чего вы добиваетесь, и я постараюсь сделать все, что в моих силах.

– Естественно, – продолжал он, – я ценю свою жизнь больше, чем ту информацию, которую вы намерены получить. Я заявляю это совершенно открыто, потому что в нуль-А мире отдельная личность не определяет судеб человечества, не является незаменимой, какими бы способностями она ни обладала. Самые гениальные изобретения никогда не нарушат равновесия сил и не помогут, например, выиграть войну, если цивилизацию защищают отважные люди. Это доказано историей. – Он вопросительно посмотрел на Майкла Харди. – Может быть, так оно и есть? Прежде чем потерять память, я сделал какое-нибудь важное открытие?

– Нет, – басом проговорил «X». Заинтересованно посмотрев на Госсейна, он добавил: – Любопытный случай. Ведь он действительно не знает ни своей цели, ни даже своего имени, и тем не менее его появление в данный момент исключает простое совпадение. То, что детектор лжи в отеле не смог определить, кто он такой, случай беспрецедентный.

– Но он не лжет. – Патриция Харди спустила ноги на пол, отведя в сторону руку с сигаретой. Голос ее был искренен, звучал убедительно. – Детектор лжи заявил, что мозг этого человека не содержит нужной информации.

Рука из пластика покровительственно махнула в сторону. Низкий голос прозвучал снисходительно.

– Моя милая, я ведь не спорю. Но не всякой машине можно верить. Гениальный мистер Крэнг и я… – голос его стал многозначителен, – доказали это, к удовлетворению многих, в том числе и вашего отца. – Он глубоко вздохнул. – Я считаю, нам не следует принимать во внимание утверждения Госсейна, пока мы не произведем самого тщательного обследования.

Президент Харди кивнул.

– Он прав. Пат. Как правило, человек, убежденный в том, что женат на моей дочери, обычный шизофреник. Однако его появление именно сейчас требует проверки, а показания детектора лжи настолько необычны, что, как видите, – тут он махнул рукой, – это заинтересовало даже Торсона. Лично я считаю, что здесь не обошлось без агентов Галактической Лиги. Ну да ладно. Посмотрим. Что вы собираетесь делать, Джим?

Торсон пожал плечами.

– Пробиться сквозь заслоны памяти мозга и выяснить, кто он такой.

– Кстати, – вставил «X», – чем меньше людей будут знать о полученной информации, тем лучше. Это к вам относится, мисс Харди.

Губы девушки сжались в тонкую линию.

– Еще чего! – сказала она, вызывающе откинув голову назад. – В конце концов, я рисковала собой.

Ей никто не ответил. Калека не отрывал от нее взгляда, который даже Госсейну показался неуловимым. Патриция Харди неуверенно заерзала в кресле, потом посмотрела на отца, как бы ожидая поддержки. Великий человек старательно отвел глаза и заерзал в кресле.

Она встала, презрительно выпятив нижнюю губу.

– Значит, и ты теперь под каблуком, – иронически протянула она. – Только не думай, что я его боюсь. В один прекрасный день я всажу в него пулю, и ни одному хирургу в мире не удастся заделать дырку пластиком.

Она вышла из комнаты, изо всех сил хлопнув дверью.

– Не будем терять времени, – тут же произнес Харди.

Возражений не последовало, Госсейн увидел, как пальцы Торсона на какое-то мгновение замерли над пусковым устройством. Затем раздался щелчок, и послышалось низкое гудение. Тело его непроизвольно напряглось в ожидании шока, но он ничего не почувствовал. Госсейн в недоумении посмотрел на вибрирующий ящик, внутри которого перемигивались разнообразные электронные трубки. Контролировали ли они скорость невидимого движка, усиливали ли звук, занимались ли превращением энергии или выполняли еще какую-нибудь функцию из сотен возможных, он понятия не имел.

Часть трубок торчала из полупрозрачных отверстий, остальные находились внутри, слишком чувствительные, чтобы их можно было подвергать воздействиям комнатной температуры и яркого света.

От непрерывного сверкания у него заболели глаза. Он все время моргал, пытаясь унять текущие слезы. Огромным усилием воли Госсейн заставил себя отвернуться. Видимо, движение было слишком резким. Что-то взорвалось у него в мозгу, и голова мгновенно начала раскалываться от боли.

Ему показалось, что он очутился на дне глубокого моря. Огромное давление сковало его со всех сторон. Откуда-то издалека доносился голос Торсона, спокойно объясняющего своим слушателям: