Журнал «Вокруг Света» №05 за 1979 год - Вокруг Света

Сейчас палестинский лагерь напоминал линию фронта во время краткого затишья. В лабиринте пустынных узких улочек и переулков, зажатых двухэтажными цементными домишками без крыш, то там, то здесь попадались часовые с автоматами в руках. Из-за высокого бруствера, сложенного из мешков с песком (эти мешки сегодня в Ливане везде), торчал ствол зенитки. Рядом, усевшись кружком, обедали артиллеристы. Узнав, кто мы такие, бойцы пригласили присоединиться к их трапезе.

Но нас ждали в штабе ДФОП. Плакат, прибитый над дверью штаба, призывал противопоставить кэмп-дэвидскому сговору боевое единство палестинского народа. На плакате — боец с автоматом.

Автомат с примкнутым штыком держал и часовой, стоявший перед входом в штаб. Это был пожилой человек с густой седой щетиной на щеках, в красном берете Объединенных палестинских вооруженных сил. Воротник зеленой куртки расстегнут, виднеются голубые полосы тельняшки — наверное, бывший моряк, на груди — красная звездочка, в центре которой серп и молот.

В штабе, кроме приехавшей с нами Расмии Каблави, активистки ДФОП, выделили еще одного провожатого: парня по имени Осман, руководителя местной молодежной организации ДФОП.

— Здесь не любят иностранцев,— объясняла нам Расмия Каблави. — Израиль засылает сюда своих агентов в разном обличье, в том числе и под видом «сочувствующих» представителей разного рода международных и благотворительных организаций. С особым подозрением здесь относятся к фотоаппаратам...

И действительно, стоило мне навести фотоаппарат на следовавших за нами по пятам ребятишек, как из крохотной лавчонки выскакивает грузный мужчина. Он яростно протестует, размахивая тяжелыми кулаками. Расмия и Осман пытаются успокоить его и просят разрешить сфотографировать детей, но безрезультатно.

Мы проходим еще несколько пустынных кварталов — без единой травинки, без единого кустика, — залитых яростным полуденным солнцем. И вдруг те же самые дети догоняют нас и просят сфотографировать. Они поднимают руки с пальцами, расставленными в виде латинской буквы «V» — «Виктори!» — «Победа!». «Мы не боимся Израиля!» — кричат они.

И это дети, всего несколько дней назад пережившие очередной налет израильских воздушных пиратов. В их школе не осталось после взрывов ни одного целого стекла. Их двоих товарищей, вот так же еще недавно игравших вместе с ними в переулках Шатилы самодельными «грузовиками» — картонными коробками с колесиками из старых катушек, — только что похоронили...

В учебном центре ДФОП, где девушки, живущие в лагере, получают профессии швей, вязальщиц, машинисток, мы задали вопрос: что вы знаете о Кэмп-Дэвиде, о сговоре Садата и Бегина?

Обступившие нас девчата горячо заговорили, перебивая друг друга:

— Это предательство! Садат хочет навсегда отдать нашу землю Израилю... Американцы хорошо заплатили Садату. Они не имеют права делить нашу страну!

Осман с трудом успокаивает их и оборачивается к нам:

— Это наши главные помощницы. Они пишут плакаты и лозунги, выступают на собраниях и митингах, разъясняют пожилым и неграмотным смысл происходящих событий.

— А теперь послушаем старичков, — предлагает Расмия, и мы входим в первый же дом, вернее, в бетонный полутемный сарай с маленьким зарешеченным окном. На старом вытертом ковре, расстеленном на бетонном полу, шесть-семь пожилых мужчин играют в нарды. Как только Расмия объясняет, кто мы и чем интересуемся, нарды решительно отодвигаются в сторону. Нам предлагают кофе. На дне чашечки его не больше чайной ложки: крепчайшего, душистого, конечно, без сахара. Наливают его из термоса бережно, осторожно, чтобы не пролить ни капли.

— Настоящий кофе по-бедуински, — поясняет пожилой крепкий мужчина, хозяин дома. У Арефа, как его зовут, десять детей, и все взрослые сыновья — участники палестинского Сопротивления. Фамилию свою он называть не хочет — на оккупированных землях живут родственники, и Ареф опасается за их судьбу.

— У меня была земля, сад и дом. Теперь все это захватил Израиль.

Посмотрите на всех нас, сидящих здесь. Мы почти прожили нашу жизнь, а что у нас над головой?

Мы смотрим вверх, куда направлен указательный палец Арефа: потолка нет, его заменяют листы шифера.

— Видите? У нас нет крыши! Это не дом!

Да, я знаю, крыши палестинцам строить запрещено. Дом под крышей, по законам арабских стран, нельзя разрушить, нельзя выгнать его обитателей. Если человек имеет собственную крышу над головой, значит, он поселился здесь окончательно. Палестинцы же — изгнанники, живущие на чужой земле, а собственные крыши ждут их на родине, куда они полны решимости вернуться.

Мы медленно, крошечными глотками, пьем кофе. Беседа постепенно, незаметно принимает все более и более острый характер. Эти пожилые палестинцы были изгнаны со своей родной земли еще в 1948 году сионистскими террористическими бандами «Иргун» и «Штерн». Вот уже больше тридцати лет живут они на чужбине. Нужно было слышать, какой неподдельной горечью и гневом были полны их слова, когда речь зашла о предательстве дела палестинцев Садатом и арабской реакцией, о том, что США поставляют в Израиль все больше и больше военной техники.

— Как может распинаться о мире и справедливости, о правах человека американский президент, дающий оружие убийцам наших детей! — восклицает Махмуд (пергаментная кожа, клочки седых волос на черепе, выцветшие белесые глаза — и темперамент народного трибуна). — О чем бы ни договорились Картер, Бегин и Садат, нашу судьбу будем решать мы!

«Вернутся ли палестинцы на свои земли? — старики задают этот вопрос нам, но сами же на него и отвечают: — Вернутся! Обязательно вернутся! Рано или поздно, но вернутся!»

«Дебют генерала Эйтана»

Дорога Бейрут — Тир все время вьется по берегу Средиземного моря. Сначала проезжаешь пригородный поселок Узай, превращенный в сплошные развалины израильской авиацией в марте 1978 года, когда Тель-Авив развязал вероломную агрессию против ливанского народа.

Иногда я навещаю здесь Турки Фархада, главу семьи из 11 человек, ютящейся в обломках дома, разрушенного прямым попаданием израильской ракеты. У Фархада тогда погибла 14-летняя дочь, и портрет этой девушки висит на самом видном месте в крохотном чулане, в котором живет вся семья.

Еще несколько километров — и по сторонам дороги возникают хаотические нагромождения руин города Дамур, разрушенного в годы гражданской войны. Сейчас в его развалинах живут палестинцы и мусульмане — беженцы из районов, контролируемых правыми. Затем вдоль шоссе тянутся многочисленные городки и поселки, жители которых занимаются садоводством, огородничеством, рыбной ловлей. На первый взгляд совершенно мирный пейзаж: слева карабкаются на холмы зеленые сады, справа — необычной голубизны море с белыми точками далеких рыбачьих парусов. У самой полосы прибоя дома рыбаков, одноэтажные и двухэтажные, построенные из бетона и окруженные небольшими садиками, в которых старики чинят сети. Но впечатление покоя пропадает, когда, подъезжая к роскошным, буквально золотым пляжам со сказочными названиями типа «Синдбад», видишь лежащие на мели у берега полузатопленное в дни все той же гражданской войны каботажные суда.

Затем попадаешь в Сайду, столицу ливанского юга, древний портовый город финикийцев. Сегодня он вновь приобрел важное значение для Ливана. Бейрутский порт практически закрыт в связи с тем, что находится в зоне досягаемости артиллерии правых. И каждый раз, когда это нужно Израилю, они обстреливают его, парализуют работу и тем самым оказывают «экономическое давление» на ливанское правительство. Поэтому значительная часть грузов идет через Сайду, и дорога между ливанской столицей и древним финикийским портом забита тяжелыми грузовиками. Да и узкие улицы этого старинного торгового центра тоже обычно запружены машинами, повозками, пешеходами. Полицейские выбиваются из сил, стараясь придать хоть какую-то видимость организованности хаотичному уличному движению. Но зато когда вырываешься из шумной Сайды, по-настоящему наслаждаешься вдруг обступающей тебя тишиной зеленых холмов и безмятежного моря.

Примерно в 15 километрах к югу от Сайды я всегда сбрасываю скорость, стараясь не пропустить съезд к небольшой бухточке.

Эта бухта тоже вошла в историю Ливана, историю современную — сионистская пропаганда громко окрестила разыгравшиеся тут события «битвой за порт Сарасранд». Почти к самой линии воды здесь подступают каменные стены, окружающие вечнозеленые фруктовые сады. Скрипит под ногами золотистый песок, гремит крупная галька.

За несколько дней до вынужденного отхода с ливанской территории в июне 1978 года тель-авивские «ястребы» решили, как писали тогда газеты, «показать мускулы». Выбрав ночку потемнее, израильские десантники атаковали эту мирную бухточку, объявив, что в ней находилась «военно-морская база террористов», как Тель-Авив именует Палестинское движение сопротивления (ПДС).