Мой Хеврон - Бен-Цион Тавгер

И вот настал тот день, когда мы смогли осуществить задуманное.

Случилась странная вещь: Элиягу вышел утром из дома, чтобы как обычно ехать с Армони, но опоздал. Он видел, как машина тронулась, кричал, бежал следом, но Армони его не услышал. Элиягу всегда был точен, а тут — Армони не подождал его. Потом он жалел об этом…

— Раз уж ты не уехал, — сказал я сыну, когда он вернулся, — чего нам ждать? Пойдем сегодня!

Оставалось решить еще две проблемы: сохранить секретность и найти спутников в Меарат га-Махпела, чтобы нас была целая группа.

Кого я мог пригласить? Мой выбор пал на рава Яира Уриэля, с которым я учил Тору. Это был тихий и мудрый человек. Не побоюсь сказать — «цадик».

Итак, я обратился к раву Яиру. Но не сказал — с какой целью. Я предложил ему пойти в Меарат га-Махпела помолиться. Он был достаточно умен, чтобы понять необычность моего предложения.

— Я вижу, ты что-то задумал, — сказал он. — Если с утра ты зовешь меня в Меарат га-Махпела, значит, что-то у тебя важное. Конечно, я с тобой пойду. Но надо, чтобы был «миньян», я приглашу еще евреев.

После полудня, приблизительно часа в три, мы с сыном пришли к его дому. Под рубашками у нас были спрятаны цепи с замками. Пришли еще три поселенца, и мы отправились в путь.

Всю дорогу до Меарат га-Махпела шли мы молча, никто нас ни о чем не расспрашивал. Я тоже ничего не говорил, никого не посвящал в нашу затею, чтобы, в случае чего, всю ответственность взять на себя.

В Меарат га-Махпела нас встретил рав Менахем Либман. Вместе с религиозными солдатами у нас составился «миньян». Молились мы долго, не спеша. Когда кончили «Минху», принялись читать «Тегилим». В четыре часа — время, когда евреев и туристов принято выпроваживать, подошли к нам солдаты, указав на часы. Рав Менахем Либман давал в это время урок Торы, и нам сказали:

— Ну хорошо, минут через десять-пятнадцать заканчивайте…

Тогда мы с сыном накинули на себя цепи, прикрепили их к дверям, ведущим к надгробию праматери Сары, защелкнули замки, достали Тору в переводе на русский и стали ее читать.

Раву Яиру я сказал,что мы отсюда не выйдем. Он, собственно, этого и ждал. Никому из присутствующих я ничего не предложил — ни остаться с нами, ни поддержать… И все ушли. Остались двое — рав Яир и рав Либман.

Солдаты не стали применять силу, но принялись настойчиво убеждать двух раввинов выйти. И когда те отказались уйти, вызвали по рации подкрепление. Через полчаса прибыл военный губернатор. А мы с сыном продолжали читать Тору — главу «Хаей Сара», где говорится о пребывании в Хевроне Авраама-авину и о покупке им у хетта Эфрона этой самой Меарат га-Махпела.

Губернатор однажды уже арестовывал меня. На сей раз с ним прибыла группа солдат, специально отобранных леваков. Правда, на лицах у них не написано, кто они, но по тому, как они были готовы наброситься на нас, как будто мы террористы или враги, — их мировоззрение сомнений не оставляло. И где таких только находят!

Губернатор, как мог, сдерживал их, а те продолжали орать: кто мы такие и почему создаем «проблемы»?

Подошла какая-то арабка, хотела поцеловать дверь, ведущую к могиле праматери Сары. Я вовсе не хотел ей мешать, но был «прикован» к двери и не мог отойти. Это дало повод новой вспышке гнева «правозащитников»: «Мало того, что вы тут торчите, вы не даете арабам молиться!».

Господи, какой это был «праведный» гнев, как они защищали «бедных» арабов! Если бы с тысячной долей этой энергии они боролись, защищая права евреев! Какое, скажите, у этой арабки право на могилу праматери Сары? Кто больше имеет прав — я или она?

Губернатор оказался на высоте — из уважения к святому месту надел берет. Он был человеком нерелигиозным, не очень образованным, университетов не кончал — обыкновенный мошавник.

— Тише, ребята, тише! — успокаивал он солдат. — Сейчас во всем разберемся. Подошел ко мне и стал что-то внушать. А я читал Тору и не хотел с ним разговаривать. Да и о чем мне было с ним говорить?

Солдаты бушевали, пытаясь до нас дотянуться, схватить, отодрать от двери. До них еще не дошло, что мы прикованы.

— Кто до меня дотронется, — предупредил я, — получит!

Силы наши были явно неравными. Зато решимости мне было не занимать. Что действительно было ужасно — люди напялили на себя форму солдат Армии Обороны Израиля, а ведут себя как погромщики и негодяи. Они что — получили такой приказ? Ведь на моих глазах губернатор их успокаивал. Значит, по собственной инициативе они так меня ненавидят?!

Губернатору на все его просьбы я ответил:

— Вам ничего не поможет, мы привязаны цепью — все равно не оторвете! А будете драться — отвечу силой на силу, это мое право.

Тогда они от нас отступили и принялись совещаться. Кто-то указал на нас пальцем: дескать, у него ключи в кармане. У меня действительно нагрудный карман оттопыривался. Они подбежали, достали ключи — я нисколько этому не сопротивлялся. Ключи там лежали фальшивые. Я это сделал умышленно, это была продуманная уловка.

Солдаты принялись ковыряться в замках. У них, понятно, ничего не получалось. Тогда ключи дали мне, чтобы я сам открыл. Я бросил их в соседнюю комнату, куда был разрешен доступ только арабам.

На некоторое время нас оставили в покое. Прошел уже час, и принесли целую связку других ключей… «Вот и хорошо, вот и хватит! — говорил я себе. — Для первого раза — достаточно. Я показал им, что не боюсь. Что останусь в Меарат га-Махпела вопреки их запрету. И пусть запомнят: отныне мы так и будем поступать! Мы придем еще раз! Приведем других людей, и будем оставаться, не признавая хамского требования изгонять нас из мест, где находятся еврейские святыни!»

Наконец подобрали ключи к обоим замкам, и меня с сыном вывели из Меарат га-Махпела. Внизу, у полицейской машины, стояли рав Яир и рав Менахем Либман. Нас, всех четверых, повезли в полицию.

7. Полиция и армия

Нас привезли в полицейский участок.

— Надо полагать, что рав Левингер будет доволен нашей акцией в Меарат га-Махпела? — обратился я к раву Яиру. — В Кирьят-Арба, наверное, переполох, ребята едут нас выручать?

Но рав Яир выразил сомнение по поводу того, что наши действия получат одобрение и поддержку рава Левингера .

Так и оказалось. Когда в полицию позвонил рав Левингер, в его голосе чувствовалось беспокойство за нас, но одновременно и недовольство нашим поступком. Хотя явного осуждения он не высказал.

Итак, мы находились в полиции, и каждый из нас вел себя соответственно своему характеру.

Сын мой Элиягу по молодости лет разыгрывал настоящий спектакль. Имени своего он следователю не назвал, допрос его шел туго. Полицейский нервничал, обращался ко мне, чтобы я «воздействовал на сына», и что-то записывал в протокол. Говоря по правде, относились к нам хорошо: часто устраивали перерывы, угощали арбузом, кофе, сластями. Затем снова приступали к допросу.