Эра воды - Станислав Михайлов

Вот в протянутую ладонь упала первая. Красавица разлеглась на половину перчатки и показалась вязкой, стеклянной. Иллюзия, это всего лишь обычная вода. Слабая сила тяжести не может расплющить каплю так же, как на Земле, и она упрямо выгибает спинку, пытаясь вернуться к форме совершенной сферы, которую имела бы в невесомости и которую почти достигла в падении от облаков к моей руке.

Человек консервативен. Никак не могу привыкнуть, воспринимать естественно, что знакомые и простые вещи выглядят здесь не так.

Мы возвратились усталыми, но полными впечатлений.

Искусственная ночь охотно приняла меня, распластавшегося по кровати, и погрузила в сон, где господствовали мрачные тучи, иссеченные молниями, заполнила грохотом раскатов и шквальными порывами, немыслимыми в привычном безветрии Ганимеда. Или это рушился нависший над головой диабазовый массив, пронизанный полиметаллическими рудами? Кишащее тварями коричневое море раздвинулось и выпустило на берег невероятное существо размером с остров, помесь медузы и кашалота. Оно смотрело на меня, хотя не имело глаз, и подчинило себе мою волю. Почти подчинило; в последний миг я рванулся и выдрался из сна, будто чудом ускользнувшая из цепких объятий осьминога добыча.

Вокруг было тихо.

Сумрак персонального блока, индикаторы на стене, светящиеся цифры времени. Я поднялся и распахнул дверь. Приглушенный свет подействовал успокоительно, но я хотел убедиться и подошел к куполу. Ничего не изменилось: как вчера и позавчера, как месяц и полгода назад, по обманчиво-прозрачной стене стекали ручьи дождя. Но в тот миг я точно знал: за всей этой водой, в глубине океана, живет нечто, пробужденное нашей силой, и оно хочет нас убить.

Я вернулся в блок и, засыпая, думал о будущем людей. Когда-нибудь мы столкнемся с теми, кто сильнее и умнее нас. Что, если поначалу мы просто не заметим их? Возьмемся переделывать под себя чужой дом? Мысли путались, несуразно смешивались, вплетая сюжеты с Катей, Жанной, Мэгги, Робом Бобсоном, Жаком и слономордыми телепатами с Денеба, пока наконец я не провалился в глубокое забытье, будто в бездонный колодец. Время свернулось и выстрелило пружиной, смяв оставшиеся до утра часы, и мне показалось, что пробуждение случилось уже через мгновение.

Утром станцию сотряс удар. Задребезжало все металлическое, подпрыгнули чашки, у Мэгги выплеснулся кофе. Вторым ударом качнуло столик, за которым механики играли в шахматы, фигуры с цоканьем разлетелись по бетонитовому полу. Кто-то едва устоял на ногах.

— Внимание, станция! — голос Маркова звучал одновременно повсюду. — Сохранять спокойствие! Ганимед трясет, магнитуда шесть и четыре, ждем новых толчков. Действуйте по инструкции. Кто забыл, напоминаю: дежурные остаются на местах, остальным прекратить работы, надеть скафандры и рассесться на сборной площади. Гравитационное колесо будет временно остановлено. Двери во всех отсеках, а также шлюзы должны быть закрыты. Станция рассчитана на сейсмы до восьми баллов, ситуация штатная.

Народ быстро собрался на площади. Редкий случай увидеть всех вместе. Лица сонные, ошеломленные, заинтересованные, несколько испуганных. Третий удар оказался слабее, за ним последовали новые, постепенно затухающие. Поверхность планеты подрагивала, словно приходя в себя.

Снова раздался голос начальника станции:

— Внимание! Сообщают, в области Мариуса началось извержение, образовалась двухкилометровая кальдера. Больше толчков не ожидается, отбой тревоги. Пол Джефферсон, зайдите, пожалуйста, ко мне.

Игорь Марков показался на пороге главного корпуса, продолжая вещать по общей связи. Заметил меня, махнул рукой: мол, давай сюда, есть дело, и нырнул обратно. Что-то не увидел я на нем скафандра — видать, инструкции нашему педанту не писаны.

Неторопливо переодевшись, я отправился в кабинет Маркова. Там уже сидели Мэгги, Ван и Жанна, которая улыбнулась мне как лучшему другу. Я потупил взгляд. Женщины — не моя сильная сторона. По правде сказать, я их боюсь. Всех, кроме Мэгги. И, пожалуй, Кати. Хотя кто я, и кто она, мы практически не знакомы, никогда уже не встретимся, не о чем и думать.

— Пол, я слышал, вы приступили к диссертации. Что-то на тему эффузивов и декомпрессионного горообразования? — Марков метнул быстрый взгляд в сторону Мэгги, а та ободряюще кивнула мне.

— Ну-у-у… — потянул я, как мне кажется, с достаточной многозначительностью.

— Вот и прекрасно! — Игорь обвел рукой коллектив. — Коллеги помогут вам в этом нелегком деле. Как только утихнет в кальдере, поедете туда. Доктор Боровски возьмет на себя руководство экспедицией. Спасибо, все свободны, готовьтесь.

Доктор Боровски, то есть Мэгги. Это ее затея — вон, как глаза блестят, хоть сейчас в полет. Только нас никто к вулкану в ближайшие дни не подпустит — на Ганимеде существует четкая и, кстати, здравая инструкция. Извержения здесь почти всегда взрывные, да и плотнейший туман с дождем отнюдь не способствуют безопасности. Придется Мэгги подождать и порыть каблуком гравий.

Вулканы я не люблю. Не унаследовал. И о теме диссертации впервые слышу, так что уважаемого доктора Маргарет Боровски ждет взбучка. Чуть позже.

— Пол, задержитесь, пожалуйста. — Марков подождал, пока все выйдут, и плотно затворил дверь. — Вы встречались с Жаком?

— Да.

— Спрашивали?

— Да.

— И?

— Ничего вразумительного, — прямо в глаза Игорю соврал я.

— Странно, очень странно… Но он хотя бы признался, что сделал это?

— Он очень сожалеет, что так произошло. И отрицает связь с натуралистами. Думаю, он не врет. Да и не мог он взорвать остальные заводы…

— Да-да, мы уже говорили об этом, Пол…

Он замялся, и я решил переключить направление его мыслей:

— На Ганимеде обнаружены следы жизни.

Марков опешил:

— Где? Когда? Кто?

— Мне сказал инспектор Бобсон. Он не связывался с вами? В наших пропавших образцах. Помните? Ребята с пятой станции стянули их из палатки и выдали за свои.

— Вот вам и Юрьев день… — лицо Маркова выражало недоумение.

— Юра? День Юрского периода? Причем здесь Юра? — осторожно переспросил я, со скрипом вспоминая перевод кусочков стратиграфии, который мы делали на занятиях по русскому языку.

Возникла неловкая пауза. Марков смотрел на меня молча и с очень странным выражением. Вероятно, я что-то понял не так. Надеюсь, не оскорбил его…

И тут он издал странный звук. Похожий на хрюканье. Еще раз. А потом профессора взорвало хохотом, он согнулся пополам, держась за живот, несмотря на тщетные попытки успокоиться. Я аккуратно похлопал его по спине — где-то слышал, что помогает.

Наконец он смог распрямиться, в глазах блестели слезы:

— Простите, Пол, простите… Нервное время.

Достав из кармана влагопоглотитель, Марков протер лоб и прокашлялся.

— Вы учили русский?

Я кивнул:

— Немного. В Портленде, обязательный курс, но, понимаете, курс очень усеченный…

— Не переживайте, — он широко улыбнулся, видя мое смущение. — У русских есть имя Юра. Юрий Гагарин, первый человек на орбите, помните?

Я снова кивнул.

— Выражение «Юрьев день» очень старое, — объяснил Марков. — Когда-то давно в России существовало так называемое «крепостное право», почти рабство. Крестьяне принадлежали помещикам и могли покинуть хозяина лишь однажды в году, за сколько-то дней до и после праздника святого Юрия, или Георгия Победоносца. Это и назвалось «Юрьев день». А потом гайки затянули настолько, что даже этот день был отменен, надежды крестьян хоть на какую-то иллюзию свободы исчезли. С тех пор удивление и разочарование выражают фразой «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день». А Юра, с ударением на последний слог, он же Юрский период, к имени «Юрий» отношения не имеет, забавное совпадение, что по-русски звучит похоже. В английском, как вы знаете, такой путаницы нет. Так что ваше, несомненно, похвальное, знакомство с русским языком на сей раз, увы, сыграло над нами шутку.

Щеки стали горячими. Черт, уверен, я покраснел.

— Игорь, мы не можем утверждать, что местная фауна вымерла, — попробовал я снова перевести тему.

— Да-да, с пятой станции… Как же они… Не могу поверить. А каков возраст находок?

— Ориентировочно четыреста миллионов лет, но в здешних условиях датировать сложно, разрез плохо изучен, не к чему привязываться, а по свинцу, аргону и стронцию получаются расхождения на порядок. Доктор Боровски полагает, в любом случае не моложе двухсот миллионов и не старше полумиллиарда, такой пока разброс…

— Доктор Боровски уже заполучила образцы назад? — профессор ухмыльнулся. — Если бы все тут работали с таким же рвением… Очень жаль, что она улетает.

Это была вторая новость за сегодня, от которой я чуть не сел. Первая — моя диссертация.