Черные небеса - Андрей Тепляков

— Да.

— Очень приятно с вами познакомится. Меня зовут Лайла. Я новенькая. Сегодня мой дебют.

— Ной, — представился Ной.

От растерянности он не знал, что сказать. Не было слов. С таким существом можно было говорить только стихами, а стихов он не знал.

— Я чувствую себя немного скованно, — продолжала Лайла. — Батюшка говорил, что ваша группа очень хорошая — и я уверена в этом! — но я волнуюсь.

Лайла внимательно рассматривала Ноя, чуть склонив голову набок. От нее почти ощутимыми волнами исходила благожелательность.

— У нас действительно очень хорошая группа, — проговорил Ной. — Очень… хорошая.

Неожиданно он разозлился на себя. Лайла наверняка подумает, что он глупый. Что не может двух слов связать. Что он — неотесанный увалень. Нужно было расслабиться и взять себя в руки.

— Вы давно в группе? — спросила она.

— Да. Почти полтора года. С третьего класса.

— Значит, вы уже закончили школу! Как это волнительно, наверное — оставить учение и выйти в большую взрослую жизнь. Я вам завидую, Ной. Мне осталось учиться всего год, а я никак не могу решить, чему посвятить себя. Столько путей впереди, столько поприщ! — Лайла улыбнулась. — Забавное слово, не так ли?

Ной улыбнулся в ответ, и промолчал.

— Иногда я думаю, что могла бы остаться в школе. Учить детей. Я и живу здесь недалеко, на улице Десяти Заповедей. А вы где живете? Быть может, мы с вами соседи?

— Я живу в Квартале, — произнес Ной с гордостью, зная, какое впечатление это производит на людей. И тут же смутился, испугавшись, что она почувствует в его словах высокомерие и обидится.

Но Лайла не обиделась.

— Как интересно! Я никогда там не была. Наверное, там очень славно. Столько замечательных и интересных людей!

— Да, там хорошо…

Повисла пауза, в течение которой Лайла смотрела на Ноя каким-то особенным, неподвижным мечтательным взглядом. На ее губах появилась улыбка. Ной шагнул вперед. От девушки исходил очень слабый и очень приятный аромат. Мыло. Настоящее мыло. Теперь Лайла казалась ему ангелом.

Заскрипела дверь и, в клочья разрывая сладкое мгновение, в комнату ввалился Иосиф Багуцкий. Увидев Ноя и Лайлу, он заулыбался и замахал рукой.

— Храни вас Бог!

— Храни тебя Бог, Иосиф.

— Храни вас Бог.

Иосиф хотел сказать что-то еще и даже открыл рот, но вдруг зажмурился, его толстое лицо сморщилось; он поспешно прижал ладонь ко рту и оглушительно чихнул. Он был аллергиком, и с ним часто происходило нечто в таком духе. Ной к этому давно привык, но Лайла вздрогнула от неожиданности.

Вслед за Иосифом в комнату вошел батюшка.

— Храни вас Бог!

В течение последующих десяти минут собралась почти вся группа — пять человек. Не хватало только долговязого, всегда раздражительного Торопова, но, по мнению Ноя, это было к лучшему. Он подозревал, что все они знали о Лайле заранее и пришли посмотреть: юноши — предвкушая, девушки — настороженно: с появлением новенькой, одной из них предстояло покинуть группу.

Батюшка Михаил — маленький плотный человек с венчиком седеющих волос на лысой голове встал, поднял руки, призывая к молчанию, и заговорил. Его голос — глубокий, низкий и властный, совершенно неожиданный у человека такой внешности, сразу успокоил шумных подростков, превратив их из галдящих воронят в кротких овечек.

— Дети мои, сегодня в нашей семье появилась новая сестра. Давайте все вместе поприветствуем ее и примем в наш круг.

Лайла поклонилась. Щеки ее тронул слабый румянец.

— Храни вас Бог, Лайла! Храни вас Бог! — раздалось со всех сторон.

— Давайте сядем, и Лайла расскажет нам немного о себе, — предложил батюшка.

Иосиф рванулся было к стулу рядом с новенькой, однако Ной успел первым. Смерив его презрительным взглядом, Багуцкий устроился напротив.

— Меня зовут Лайла, мне девятнадцать лет. Я учусь в третьем классе высшей школы. У меня есть мама и папа. Папа работает в центральном Архиве, мама — член комитета христианской помощи при Совете Города. Я живу на улице Десяти Заповедей. Люблю чтение и рукоделие. Вхожу в общество содействия молодым семьям. В людях больше всего ценю набожность, честность и доброту. И мне очень приятно находиться с вами.

Слова были до зубовной боли стандартны, бесцветны и безличны, и подобное Ной слышал уже много раз. Таким речам учили еще на первой групповой исповеди желторотых шестилеток. Потом дети вырастали, а слова нет.

Однако, на этот раз, Ной слушал внимательно, жадно ловя звуки ее голоса — живые, как музыкальные ноты.

Лайла села, и все хором произнесли:

— Храни тебя Бог!

— Очень хорошо, — сказал батюшка Михаил. — Нам тоже очень приятно принять тебя в семью. Мы надеемся, что твои визиты будут частыми, ибо люди вашего возраста находятся на пике противоречивых страстей и обуреваемы сомнениями. В такое время особенно важно сохранить душу свою в чистоте.

— Обещаю не пропускать собраний группы.

— Не давай скорых обещаний, дитя.

Лайла, потупившись, промолчала.

Официальная формула приема завершилась. Батюшка потер сухие ладони и сказал:

— Вот мы и познакомились с новой сестрой Лайлой. А теперь я спрашиваю вас, кто хочет раскрыть свою душу на исповеди?

Руки подняли Иосиф и Пичугин — заика и зануда, тоже выпускник высшей школы. Батюшка медлил. Он выразительно глянул на Ноя, и тот поспешил отвести глаза.

— Давай начнем с тебя, Иосиф.

Багуцкий встал, победоносно оглядел аудиторию и уставился на Лайлу колючими блестящими глазами.

— Меня зовут Иосиф Багуцкий. Мне восемнадцать лет. Я учусь…

Ной не слушал исповедь. Он сидел, краем глаза любуясь на новенькую. Заметив ее взгляд, он поспешно отвернулся и стал думать о том, какая из девушек покинет их. Наверное, Софья. Она в группе уже год, но так и не нашла общий язык с остальными. Софья была колючей, очень набожной и не особенно красивой. Пару раз они с Ноем гуляли по городу после исповеди. Говорила большей частью она, даже не говорила — негодовала. На подруг в школе, которые взяли слишком много воли в одежде и речах, на братьев и сестер по группе, которые думали на собраниях о чем угодно, кроме спасения собственной души и так далее. Ноя, который почти все время молчал, она считала правильным, и испытывала к нему странную наполовину материнскую, наполовину романтическую привязанность. Им с Лайлой не ужиться, это было ясно, как Божий день. Скорее всего, батюшка будет говорить именно с ней.

Иосиф все бубнил и бубнил, конца-края его речам не было. До Ноя доносились обрывки фраз:

— Я подглядывал за своей сестрой, когда она была в ванной. Я смотрел в маленькое окошко. Там наверху…