Конец закона - Дмитрий Биленкин

- Нет.

- Разумеется, разумеется, - Лесс, пыхтя, заправлял рубашку. (Полынов напрасно ловил его взгляд.) - Я тут нафилософствовал... Пустое, не обращай внимания. Все нервы, жара и спешка.

Полынов тихонечко присвистнул.

- Что?

- Так, ничего. Жара, нервы.

- Сердишься?

- Просто не понимаю.

- Порой я сам себя не понимаю. С тобой так не бывает?

- Бывает.

- Вот.

- А может быть, все-таки...

- Нет. Надо бежать. Не умею опаздывать.

- Ладно. До вечера.

- Да, да. Успеем, все успеем. Ты останешься или пойдешь куда?

Полынов заколебался. Ему показалось, что вопрос был задан не просто так. "Черт знает что, я становлюсь подозрительным..."

- Я еще часик-другой поваляюсь на песке.

- Правильно, - Лесс кивнул. - Отдыхай. Когда проголодаешься, в трехстах метрах отсюда - вон там - чудесный ресторанчик. Кстати, я достал настоящую красную икру.

- Икру? Зачем?

- Темный ты, оказывается, человек, - Лесс с улыбкой покачал головой. - Не рыбак. Это лучшая наживка для форели, которую мы завтра будем ловить.

- А-а!

- И только настоящая, заметь. От синтетической форель нос воротит. Чуешь, какие у нас перспективы?

- Чуять-то я чую...

- Значит, до вечера. Успеем, все успеем!

Серенькая с крохотным хоботком букашка карабкалась по откосу песчаной ямки. Съезжала вместе с песком, увязала всеми лапками и снова карабкалась. Иногда обвал даже переворачивал ее на спину, она беспомощно трепыхалась, чудом вставала на ноги и как ни в чем не бывало продолжала свой путь. Полынов, наблюдая за букашкой из недоступной ей дали, попытался взглянуть на мир ее глазами, и ему открылась огромная, безжалостно залитая солнцем пустыня с исполинскими барханами, которым не было ни конца, ни края. Вот так же примерно они с Лессом карабкались когда-то по черным увалам Меркурия, так же оседал под ногами песок, только на них были скафандры, и жара их не мучила, а неподалеку находился готовый принять их вездеход. Ничего этого у букашки не было: она ползла себе и ползла, неизвестно куда и неведомо зачем.

Полынов осторожно смахнул песчаный гребень, чтобы облегчить ей путь, но букашка испугалась, суетливо забегала и повернула в сторону. "Я бы тоже испугался, если бы передо мной ни с того ни с сего исчез целый хребет", лениво подумал Полынов. Он сел и огляделся.

Море вдали было ярким, как синий расплавленный металл. Людей на пляже прибавилось, но оживления не чувствовалось. Двое парней тащили девушку в платье с явным намерением ее окунуть. Девица притворно упиралась и повизгивала. Никого это не касалось. Кто не купался, тот шел на солнце. Ближе всего к Полынову был мужчина в клетчатых плавках. Он угрюмо заправлялся пивом.

- Хотите? - он перехватил взгляд Полынова. - Нет? Вы правы: истина в вине, отнюдь не в пиве. В прогрес-с-сирующей наркотизации человечества! Ваше здоровье.

Он опустошил банку.

Полынов встал и пошел к морю. Строй медноствольных сосен скрывал близость поселка. Лишь неподалеку, у причала, возвышалась круглая зеленовато-фарфоровая с белой винтовой опояской башня, должно быть какая-нибудь лаборатория. Впрочем, вида она не портила.

Взрезая волны, промчались влекомые дельфинами водные сани.

Полынов искупался в четвертый раз и слегка заскучал. Все бы, казалось, вот так нежиться на песочке, а что-то мешает. И непонятно что. Отсутствие привычки? Или нервная взволнованность Лесса, которая не идет из памяти?

Счастье пещерных жителей, хм... Сорок лет - уже дряхлость, а до этого переломы, болезни, включая кариес, - и никто тебе не поставит пломбу. Завидная, что и говорить, участь.

Мужчина в клетчатых плавках осушил пятую банку пива и теперь закусывал какой-то рыбешкой. У Полынова засосало под ложечкой. Видно, пора было отдать должное изумительному ресторанчику, о котором говорил Лесс.

Не торопясь, Полынов стал одеваться. Сосед принялся за шестую банку пива.

- Вредно столько на солнце, - сказал Полынов.

- А, - ответил тот. - Все едино.

Ему было далеко за пятьдесят. Почти недостижимый в пещерную эпоху возраст. Да и в более позднюю тоже.

Издали донеслись какие-то смутные крики. Все повернули головы в сторону башни. Там, похоже, сгущалась толпа. Вопили что-то, размахивая руками. Кусты за чертой прибоя мешали толком разглядеть, что происходит.

Мимо Полынова стрелой пронеслась молодая девица. Лязгая зубами, она поспешно натягивала джинсы. Точно холодный ветер подул над пляжем. Те, кто был ближе к пристани, выскакивали из моря и, хватая одежду, бежали к лесу.

Донесся явно усиленный динамиком вопль:

- Вбить им в глотку!..

С пологой косы взлетели чайки.

Любитель пива торопливо обувался.

- Что происходит? - в недоумении спросил Полынов.

- Бабуины! - Тот с треском затягивал ремешок сандалий.

- Ну и что?

- А вот увидите что! Средь бела дня, надо же!.. Он наконец справился с ремешками и, подхватив сумку, затрусил к обрыву.

Так, так... Кляксы на стене, полицейский, тишина на улицах, бабуины. А ведь похоже, не в отпуск тут поразъехались! И Марта с детьми отправилась в горы не просто так. Но если бы сегодня назревала опасность, то Лесс предупредил бы. Остался бы с ним. Тут и думать нечего - остался бы. Правда, он мог не предусмотреть, всего не предусмотришь. Тогда... Однако полиция, похоже, начеку. Чего же все перетрусили?

Полынов прибавил шаг. Ноги увязали в песке. Не все покинули пляж. Лица тех, кто остался, были растерянно-злорадные. Никто, однако, не двигался. Крики смолкли, потом возобновились - неразборчивые и похожие на рычание. Полынов влез на обрыв и выглянул из-за кустов.

Ну и ну!

На площади перед башней неистовствовала толпа человек в пятьдесят. Все были в шкурах, с палками в руках, мокрые от пота, все тряслись и орали. Кое у кого с синеватых губ слетала пена.

Наркотический транс? Чтобы лучше видеть, Полынов подался вперед, благо ни на что вокруг бабуины не обращали внимания. Их прыжки, конвульсии, приплясы напоминали и радения хлыстов, и камлание, и экстаз самобичевателей-ши-итов. Но сходство было внешним и далеко не полным. Громче всех орал хвостатый предводитель (хвост был тигриным). Он стоял на возвышении более чем странном: то была груда самых разных предметов - помятых стиральных машин, книг, разбитых компьютеров, стереовизоров, автомобильных колес и тому подобного. Правую ногу хвостатый оратор установил на грудную клетку робота, левой он попирал школьный глобус. С его губ слетал неистовый вопль:

- Вот они, вот они, клопиные гнезда! Здесь, здесь воняет их тухлый мозг!

Указующий перст вожака уперся в башню. Его белое, жутко просветленное лицо фанатика исказилось. Гримаса судорогой пробежала по лицам остальных.

Невольно Полынов поискал глазами съемочную аппаратуру - уж больно все это было нелепо. Никаких камер, разумеется, не было. И санитарных машин тоже. Улица, ведущая в глубь поселка, была пуста, ни одно окно не распахнулось. Отсутствовали и обычные в таких случаях зеваки. Поодаль, ни во что не вмешиваясь, стояли угрюмые полицейские. Офицер, наклонившись к автомобилю, что-то говорил в микрофон рации. За спинами полицейских суетилась горсточка репортеров. Над всем простиралось жаркое голубое небо.