Эрнестин (сборник) - Елена Федорова

А Передольский мысленно похвалил Марусю за смелость и непохожесть на других. Он что-то записал в блокнот и проголосовал за то, чтобы Марию Оболенскую принять на их кафедру.

Потом, когда они подружились, он показал ей запись, сделанную на вступительных экзаменах.

«Август 1949. 16 часов. Мария Оболенская… Маруся – очарование и нежность… Барышня, которую нужно взять в Рим…»

– Зачем куда-то ехать, когда в родной стране такая красота? – воскликнула она.

– Вы правы, милая барышня, вокруг нас – красота, но… – улыбнулся. – Там, тоже есть на что посмотреть. Не зря же весь цвет русской аристократии выезжал туда на отдых.

– Времена изменились, – сказала Маруся. – Мы теперь живем в другой стране и строим коммунизм.

– Да, – он улыбнулся. – Вы правы, милое дитя, мы строим коммунизм, и именно поэтому не можем выехать за пределы страны без особого разрешения первого отдела. Вот такой парадокс… Нам с вами нужно запастись терпением и дождаться лучших времен.

Передольский не сомневался в том, что они скоро наступят. Он был неисправимым оптимистом. Возможно, эта черта характера помогла ему выстоять во всех испытаниях, которых было в его жизни немало…

Маруся и Павел Степанович Передольский подружились сразу и навсегда. Он остановил ее в коридоре, посмотрел в глаза через стекла своего пенсне и спросил:

– Вы, в самом деле, ничего не знаете о своей двойной тезке Марусе Оболенской?

– В самом деле, – ответила она, покраснев. – А что?

– А то, что это – повод к долгой дружбе, – ответил он с улыбкой. – Вы готовы принять ухаживание кавалера, родившегося в девятнадцатом веке?

– В девятнадцатом? – воскликнула она. – Вы не шутите?

– Я заявляю с полной ответственностью, что родился в 1879 году, поэтому никак не могу свыкнуться со стремительными переменами, происходящими вокруг. Мне кажется, что мир летит в тар-тарары. Или это я туда лечу? Как вы думаете, Маруся?

Она пожала плечами. Он улыбнулся.

– Вы правы, ответить на этот вопрос без подготовки невозможно. Буду ждать вас на большой перемене в двести пятом кабинете, – развернулся и ушел.

А она еще долго стояла посреди коридора с растерянным выражением лица. Передольский ее напугал. Но этот испуг улетучился после того, как староста группы Иван Кисляков хлопнул ее по спине и пробасил:

– Эй, гражданочка, время не ждет. Целина нас с тобой зовет. Тот, кто первым будет в строю, поймает удачу свою. Записываю тебя, Манька, в первый список.

– В какой список? – насторожилась она.

– В список целинников! – ответил он, показав ей лист с фамилиями. – Пишу?

– Нет, подожди. Я должна посоветоваться с родителями, – Маруся покраснела.

– Я знал, что ты, Оболенская, – атавизм, пережиток прошлого, как и старикашка в пенсне, который тебя тут пропесочивал, – Иван изобразил профессора, покрутил у виска и побежал агитировать других студентов.

Маруся посмотрела ему вслед, подумала:

– Таких, как Иван – миллионы, а Передольский – один единственный. Дружбой с таким человеком нужно гордиться. Он – кладезь истории. Я обязательно встречусь с ним, обязательно.

О правильности своего выбора Маруся не пожалела ни на секунду. Ее огорчило лишь то, что судьба отвела им на эту дружбу слишком мало времени – три года, которые пролетели, как миг…

Закрывая глаза, Мария Львовна видит себя входящей в кабинет Передольского. Профессор поднимает голову. Его лицо озаряет улыбка. Он встает, подходит к ней, целует руку, берет под локоток, усаживает за свой стол, отходит в сторону, скрещивает на груди руки и разглядывает Марусю издали. Ей кажется, что сейчас зазвенит звонок, и она так и не узнает, зачем он ее позвал.

– Вы очаровательная барышня, Маруся, – голос Передольского пронзает тишину. – Но я позвал вас сюда не для того, чтобы говорить комплименты. Я хочу вам рассказать про другую Марусю, Марусю Оболенскую – неожиданную любовь художника Василия Поленова. Они познакомились в Риме, в доме академика Прахова. Маруся пришла туда с сестрой Екатериной Алексеевной Мордвиновой и Саввой Мамонтовым – известнейшими по тем временам людьми, чтобы посмотреть эскиз картины Поленова «Христос и грешница». Тогда-то и произошло между молодыми людьми нечто фантастическое: в их сердцах вспыхнул огонек любви. Я говорю об этом с уверенностью, потому что в ту пору, а это был 1872 год, Поленов написал своему другу Илье Репину вот такие строки: «художник, пока работает, должен быть аскетом, но влюбленным аскетом и влюбленным в свою собственную работу, и ни на что другое свои чувства не тратить… впрочем, я, может быть, вру. Иногда наоборот совсем бывает, а дело только выигрывает».

– Откуда вы все это знаете? – спросила она тогда.

Он приподнял пенсне, улыбнулся, проговорил с нежностью:

– Милая моя девочка, осмелюсь напомнить вам, что я – профессор, поэтому должен знать по возможности все. По возможности… К тому же, мне симпатичны эти люди. Думаю, что и вам будет интересно побольше узнать о них.

Она кивнула. Он водрузил пенсне на место, скрестил на груди руки, продолжил свой рассказ:

– Итак, Поленов и Маруся встретились и полюбили друг друга. Не влюбиться в Марусю было невозможно. Она была душой римско – русского кружка. Живая, непосредственная, веселая. Она пела, танцевала, декламировала. Ей было восемнадцать, Поленову – двадцать восемь. А вам, барышня, сколько? – Передольский так резко выставил вперед руку, что Маруся вздрогнула и выпалила скороговоркой:

– Мне? Мне уже девятнадцать.

– Значит, вы римскую Марусю пережили, – Передольский улыбнулся, снова скрестил на груди руки. – Живите долго, милая барышня. Такие люди, как вы, должны долго жить. Вы – светлый человек, добрый. Я это вижу. Не потому, что на носу у меня пенсне, а потому, что сердце мое все видит и понимает. Мне достаточно один раз взглянуть на человека, чтобы понять, каков он…

Звонок ворвался в их разговор так неожиданно и резко, что Маруся вскочила, Павел Степанович галантно поклонился, указав ей на дверь. Они одновременно проговорили:

– До завтра?! – она – с надеждой, он – с улыбкой.

Это его «до завтра» стало для Маруси подарком судьбы.

Жизнь ее совершенно изменилась после этой короткой встречи. Ей захотелось узнать как можно больше о неизвестных ей людях, с которыми была знакома Маруся Оболенская, жившая в восемнадцатом веке. Ей захотелось увидеть Рим, пройти по пьяцца Барберини, где гуляли Маруся и Поленов. Сходить на кладбище Тестаччо, где похоронили Марусю.

Передольский рассказал ей, что Поленову и Марусе на любовь было отпущено всего четыре месяца. Но это была особенная любовь. Она обрушилась на них водопадом, подарила крылья, пригласила в полет.

– К великому сожалению, полет этот был недолгим, – проговорил со вздохом Передольский. – Маруся заразилась корью от детей Саввы Мамонтова и в несколько дней угасла. Поленов по памяти написал ее портрет, в котором передал особенную душу возлюбленной. Это полотно исчезло бесследно. Зато остался набросок к портрету «Больная», который Поленов сделал, сидя у изголовья умирающей Маруси… – Передольский немного помолчал, вздохнул. – Как краток жизни миг… Кстати, у вас с римской Марусей есть едва уловимое сходство. Хотя, я могу это сходство видеть лишь потому, что хочу его отыскать. Вы верите в бессмертие души, Маруся?

Она пожала плечами. Странное слово «душа» ее насторожило. Передольский это заметил, рассмеялся.

– Я совсем забыл, что вы – дитя прогресса. Вы растете в другое время, в других условиях. Бездуховность с красным знаменем шагает впереди. Но это – не ваша вина, Маруся. Мы все втянуты в чудовищную игру, названную – временем перемен. Наверное, в разрушении вековых святынь есть некий смысл, особый замысел, который мы, непосвященные, не можем понять, – покачал головой. – Все эти перемены меня настораживают. Порой мне кажется, что человечество готовится к вселенскому хаосу. Что земля опутана черной паутиной гигантского паука. Что эта всемирная паутина – ловушка, из которой никто не сможет выбраться. Никто из людей… – вздохнул. – Надеюсь, что я не доживу до глобальных перемен мирового масштаба. С меня довольно тех испытаний, которые выпали на мою долю, – улыбнулся. – Поэтому, моя дорогая Маруся, я стараюсь о плохом не говорить. Давайте с вами всегда говорить о хорошем, только о хорошем. А вы сказки любите? А прогулки?

– Очень…

– Тогда пойдемте завтра в Нескучный сад… Не можете завтра, пойдемте в выходные. Назначьте сами время и дату, Маруся…

Он ждал ее в условленное время. Сидел на лавочке и улыбался. Солнце золотило его белоснежные волосы, поблескивало на стеклах пенсне. Увидев Марусю, он поднялся, протянул ей веточку рябины, сказал:

– Здравствуйте, Маруся. Это вам привет от осени. Вы пунктуальная барышня, это хорошо. Я не люблю необязательных людей. Встречаюсь с ними однажды, а потом безжалостно рву связи. Наверное, поэтому я – одинокий старик, мечтающий уехать в Рим. Хотите поехать со мной?