Камни вместо сердец - К. Сэнсом

– Мир – опасное и ненадежное место, ваше величество, – проговорил я. – Здесь невозможно оказаться слишком бдительным.

– Ты прав. – Слова моей собеседницы сопровождала полная понимания улыбка. – А теперь ты боишься того, что я вновь отправлю тебя в самую гущу его худших опасностей. Это заметно. Но я никогда не нарушаю данных обещаний, мой добрый Мэтью. Я приготовила для тебя дело, которое не имеет ничего общего с политикой.

Я склонил голову:

– Вы видите меня насквозь. Даже не знаю, что сказать.

– Тогда не говори ничего. Кстати, как обстоят твои дела?

– Вполне неплохо.

– Находишь ли ты сейчас какое-то время для занятий живописью?

Я покачал головой:

– В прошлом году случалось, но теперь… – Немного помолчав, я добавил: – Слишком многие заинтересованы в моих услугах.

– Я вижу след забот на твоем лице. – Карие глаза королевы были столь же проницательны, как и взгляд Елизаветы.

– Это всего лишь те морщины, что приходят с возрастом. Впрочем, над вашим лицом он не властен, ваше величество.

– Если у тебя когда-либо возникнут сложности, то я помогу тебе всем, чем возможно: тебе известно об этом.

– Меня тревожит одно небольшое личное дело…

– Сердечное, насколько можно понять?

Я посмотрел на сидевших возле окна дам, осознавая, что королева говорит достаточно громко для того, чтобы они могли ее слышать. Ни у одной из них не будет основания донести, что Екатерина Парр имела приватный разговор с неприятным королю человеком.

– Нет, ваше величество, – ответил я. – Дело не в этом.

Королева кивнула, на мгновение в задумчивости нахмурилась, а затем спросила:

– Мэтью, тебе случалось иметь дела с Сиротским судом?

Я с удивлением посмотрел на нее:

– Нет, ваше величество.

Суд по делам опеки был учрежден королем несколько лет назад, для управления делами состоятельных сирот, подпадавших под его юрисдикцию. Не было судебной палаты более продажной и более далекой от всякого правосудия. Именно там должны находиться документы, удостоверяющие безумие Эллен, ибо опека короля распространялась и на безумцев.

– Ну, неважно. Дело, которое я хочу поручить тебе, в первую очередь требует честного человека, a тебе известно, каковы адвокаты, специализирующиеся на опеке. – Ее величество наклонилась вперед. – Возьмешься ли ты за такое дело? Ради меня? Мне хотелось, чтобы им занялся ты, а не мастер Уорнер, потому что у тебя больше опыта в ведении дел простых людей.

– Мне придется освежить в памяти принятые там процедуры. Но, впрочем, да, возьмусь.

Екатерина кивнула:

– Спасибо. Ты должен знать еще одну вещь, прежде чем я приглашу твоего нового клиента. Мастер Уорнер говорил мне, что при рассмотрении дел по опеке адвокатам приходится путешествовать в те края, где живут юные подопечные, чтобы собрать заявления.

– Показания. Это можно сказать о любом суде, ваше величество.

– Мальчик, о котором пойдет речь, живет в Хэмпшире возле Портсмута.

Я подумал, что дорога туда из Лондона проходит через Западный Сассекс, родные края Эллен.

Чуточку помедлив, королева продолжила, старательно подбирая слова:

– Окрестности Портсмута в ближайшие несколько недель могут оказаться не самым безопасным местом для путешествия.

– Из-за французов? Говорят, что они могут высадиться где угодно.

– У нас есть свои шпионы во Франции, и они утверждают, что высадка будет произведена в Портсмуте. Скорее всего, хотя полной уверенности в этом нет. Я не хочу поручать тебе это дело, заранее не предупредив об этом, ибо мастер Уорнер говорит, что показания потребуются обязательно.

Я посмотрел на королеву, ощущая, насколько сильно она хочет, чтобы именно я взялся за это дело. И если мне удастся проехать через Рольфсвуд…

– Я сделаю это, – сказал я Екатерине.

– Спасибо. – Благодарно улыбнувшись мне, она обратилась к дамам: – Джейн, будьте любезны пригласить мистрис Кафхилл. – Итак, – снова негромко обратилась ее величество ко мне, – Бесс Кафхилл, встреча с которой тебе сейчас предстоит, была моей служанкой в прежние времена, когда я еще являлась леди Латимер. Она ведала одним из наших поместий сперва на севере, а потом в Лондоне. Эта добрая и верная женщина недавно претерпела огромную утрату. Будь с ней помягче. Если кто-то и заслуживает справедливости, так это Бесс.

Камеристка вернулась в обществе женщины, которую я видел в приемном покое. Невысокая и хрупкая на вид, она шла нервными шагами, крепко стиснув вместе руки.

– Иди сюда, добрая Бесс, – произнесла королева приветственным тоном. – Это мастер Шардлейк, сержант закона. Джейн, принесите сюда кресло. И сержанту Шардлейку тоже.

Мистрис Кафхилл опустилась в мягкое кресло, а я уселся напротив нее. Она обратила ко мне пристальный взгляд своих чистых серо-голубых глаз, блестящих на морщинистом и несчастном лице, и нахмурилась на секунду, быть может, заметив, что имеет дело с горбуном. Потом женщина перевела взгляд на королеву, и глаза ее смягчились при виде собачки.

– Его зовут Риг, Бесс, – проговорила Екатерина. – Правда, красавчик? Погладь-ка его!

Неуверенным движением Кафхилл протянула вперед руку и прикоснулась к животному. Песик немедленно завилял плоским хвостом.

– Бесс всегда любила собак, – обратилась ко мне королева, и я понял, что она придержала при себе Рига для того, чтобы помочь расслабиться своей старой служанке.

– А теперь, Бесс, – продолжила королева, – расскажи сержанту Шардлейку все, что знаешь. И не бойся. Он будет твоим верным другом. Рассказывай ему так, как рассказывала мне.

Откинувшись назад, пожилая дама посмотрела на меня с тревогой.

– Я – вдова, сэр, – начала она негромким голосом. – У меня был сын Майкл, прекрасный и добрый мальчик.

Глаза ее наполнились слезами, однако она решительно смахнула их и продолжила:

– Он был умным и, благодаря милости леди Латимер – прошу прощения, благодаря доброте королевы – был принят в Кембридж. – В голосе ее прозвучала гордость. – Закончив учение, Майкл вернулся в Лондон и получил место наставника в семействе торговцев по фамилии Кертис. В добром доме у Болотных ворот.

– Вы должны были гордиться, – заметил я.

– Я и гордилась, сэр.

– Когда это было?

– Семь лет назад. Майкл был счастлив на своем месте. Мастер Кертис и его жена оказались добрыми людьми. Они торговали тканями. И помимо своего лондонского дома купили небольшой лес, принадлежавший крохотному монастырьку в Хэмпшире, в сельской местности к северу от Портсмута. Как раз в ту пору, когда закрывались все монастыри.

– Я отлично все это помню.

– Майкл сказал, что монахини жили в роскоши на деньги от продажи леса. – Старая служанка нахмурилась и покачала головой. – Эти монахи и монахини были скверными людьми, как известно королеве.

Итак, Бесс Кафхилл очевидным образом принадлежит к числу реформаторов.

– Расскажи мастеру Шардлейку о детях, – напомнила Екатерина.

– У Кертисов было двое детей, Хью и Эмма. Девочке, как мне кажется, тогда было лет двенадцать, Хью был на год младше. Однажды Майкл привез их ко мне, а еще я встречалась с ними, когда посещала его. – Бесс ласково улыбнулась. – Такие приятные дети, мальчик и девочка. Оба высокие, светло-каштановые головки, спокойные и милые. Отец их был добрым реформатором, человеком нового мышления. Он научил и Эмму, и Хью латыни и греческому языку, как и спортивному времяпровождению. Мой сын знал толк в стрельбе из лука и обучал ей детей.

– Ваш сын любил их?

– Как своих собственных. Вы знаете, бывает, что в богатых домах испорченные дети могут превратить в ад жизнь своих учителей, однако Хью и Эмма обожали учиться. Во всяком случае, Майкл даже считал их слишком серьезными, но родители поощряли такое усердие: они хотели, чтобы дети выросли богопослушными людьми. Мой сын полагал, что мастер Кертис и его жена слишком близки со своими детьми. Однако они слишком любили ребят. И тут… – Бесс вдруг умолкла, уставившись на собственные колени.

– Что же случилось? – спросил я негромко.

Когда она вновь посмотрела на меня, горе сделало ее глаза пустыми:

– На второе лето, когда Майкл был с ними в Лондоне, началось чумное поветрие. Семейство решило отправиться в Хэмпшир, в собственное поместье. Ехали они с друзьями, другим семейством, которое приобрело здания старого монастыря и остаток земель. С семейством Хоббеев.

Имя это она едва ли не выплюнула.

– И кем же они были? – Спросил я.

– Николас Хоббей также торговал тканями. Он перестроил монастырь в жилой дом, и семья мастера Кертиса намеревалась погостить у них. Майкл также собирался в Хэмпшир. Они уже паковали вещи в дорогу, когда мастер Кертис нашел у себя бубоны под мышкой. Едва его уложили в постель, как свалилась и его жена. Через день оба были мертвы. Как и их управляющий, тоже очень хороший человек.