Казак М.С. Краснов пленник за службу Чили - Жизела Энсина

Весь казачий офицерский состав, включая главных командиров, был вывезен в Шпитталь, где их сопроводили в окруженный колючей проволокой лагерь для военнопленных. Там английский бригадир Мессон холодным тоном очень кратко информировал их, что все казаки будут переданы в советские руки в ближайшей подконтрольной им оккупационной зоне. Эта операция будет проведена как можно более быстро и они — офицеры, будут переданы уже на следующий день.

Последовавшее за этим можно назвать хаосом. Люди пребывали в состоянии гнева, паники и отчаяния до тех пор, пока совершенно побледневший атаман Краснов не возвысил свой голос и не напомнил всем о необходимости сохранять достоинство в любой ситуации.

Атаман немедленно потребовал разрешения на отправку телеграммы командованию союзников, что было ему позволено. Сразу же продиктовал по-французски короткое письмо, в котором разъяснил причины, по которым казачество взяло в руки оружие, и указал, что он сам несет главную личную ответственность за участие казаков в боевых действиях. Вследствие чего хочет лично предстать перед военным судом, но при этом его люди должны быть освобождены, а гражданские беженцы должны быть оставлены в покое. Не надо забывать, что к тому времени он имел под своим началом не только казаков, но и их многочисленные семьи — стариков, женщин и детей, которые бежали от коммунизма.

Копии этой телеграммы были отправлены королю Георгу VI, премьер-министру Уинстону Черчиллю, в Организацию Объединенных Наций, Архиепископу Кентерберийскому и в Международный Красный Крест. Это все, что можно было сделать. Ответа не пришло ни от кого, но атаман до последнего момента пытался выполнить свой долг перед подчиненными.

В оставшиеся короткие часы атаман написал прощальное письмо своей жене Лидии Федоровне, с которой он расстался накануне и которую больше не увидел. Она была его верным товарищем в этой долгой жизни, полной страданий — поражение, чужбина и эта последняя, прерванная судьбой, надежда на осуществление мечты об освобождении казачества. Он хотел своими прощальными словами успокоить её, прежде чем она в одиночестве узнает об ожидавшей его участи. (Лидия Краснова осталась практически без средств к существованию. О ней позаботилась семья фон Меден (Von Meden) со старым немецким офицером во главе, который был большим другом её мужа. Она скончалась в 1949 году и была похоронена в селении Вальхен (Walchensee).

Единственной просьбой всех этих людей, находившихся в подавленном состоянии, было присутствие священника. На это было дано соответствующее разрешение, и на следующий день был организован молебен.

Естественно, все казачьи офицеры были без оружия, когда их арестовали англичане. Возможно, были единичные исключения, когда кто-либо мог спрятать пистолет или нож. В любом случае, английская охрана обыскала помещения, предназначенные для ночлега арестованных, с целью изъятия любого режущего или тяжелого предмета. Несмотря на эти меры, некоторые офицеры (их точное число так и не стало известно) покончили жизнь самоубийством уже до рассвета.

Молебен начался в 6 часов утра. Предоставим слово одному из немногих выживших: «Две тысячи человек — генералы и казачьи офицеры, которых британцы готовились насильно передать советским властям, стояли на коленях на голой земле, многие плакали. Английские стволы были нацелены на них все время, пока они обращались со своими молитвами к Богу. Импровизированный хор объединил голоса мужчин, которых британцы приговорили к смерти. На коленях, прижатые к колючей проволоке, они пели традиционные молитвы — «Отче Наш» и «Господи, храни народ твой». Казачий священник окропил их святой водой и, как мог, успокоил их страдающие души».

Когда молебен подошел к концу, для казачьих офицеров наступил момент погрузки в ожидавшие их грузовики. Казаки воспротивились, и английские солдаты прибегли к насилию. Осыпая градом ударов прикладов и штыков, людей тащили к автомобилям. Многие были заброшены в кузов уже без сознания. Это было последнее отчаянное сопротивление.

В какой-то момент англичане заметили атамана Краснова у входа в свой барак и хотели наброситься на него, но их опередила группа молодых казаков, которые встали вокруг атамана и потребовали от британских солдат вести себя с ним почтительно. Им разрешили сопроводить своего любимого командира до грузовика, где добились, чтобы он мог ехать, сидя в кабине. Его двоюродный внучатый племянник Николай, которому мы обязаны этими воспоминаниями, видел, как тот медленно крестился и говорил: «Господи, укороти наши мучения…».

В точно таких же условиях в этот день были переданы генерал-майор Семён Краснов и генералы Шкуро, Доманов и Султан-Гирей Клыч.

Генерал фон Паннвиц ранее уже был отделен от казаков и его содержали одного без какой-либо информации. Четыре английских офицера посадили его в машину и повезли в неизвестном направлении. Фон Паннвиц ничего не спрашивал. Когда автомобиль остановился в Юденбурге и ему приказали выйти из машины, он увидел перед собой проволочные заграждения, разделяющие зоны, и развевающийся поблизости флаг с серпом и молотом.

Все взгляды сосредоточились на нем. Было очевидно, что англичане хотели стать свидетелями его протестов и его унижения. В конце концов, он был немец, и Ялтинский договор на него не распространялся абсолютно.

Но фон Паннвиц, не удостоив взглядом англичан, медленно направился к заграждениям, пересек их и был встречен советскими офицерами.

В последующем он разделил трагическую судьбу всех своих товарищей из казачьего командования.

Вся эта операция со лже-конференцией с участием фельдмаршала Александера, с помощью которой были захвачены казачьи офицеры, проводилась в соответствии с задуманным англичанами планом. Они считали, что после этого остальные казаки, без своих командиров, сдадутся как беспомощные ягнята.

Нужно было лучше знать казаков. Когда к вечеру того же дня они увидели, что их увезенные командиры не возвращаются, волнение охватило все лагеря.

На следующий день, в этой бурлящей обстановке британские власти допустили серьезную ошибку — зачитали перед подразделениями декларацию, в которой обвиняли отсутствующих казачьих офицеров в том, что они «обманывали и вели казаков по ложному пути». Якобы по этой причине все они были взяты под арест. И теперь казаки могли спокойно, в обязательном порядке, возвращаться к себе на Родину (!).

Гнев и отчаяние этих мужчин и женщин превзошел все пределы. Никто не поверил в бредовые обвинения в адрес своих командиров а, наоборот, теперь все поняли, что будут насильно переданы в руки своих старых врагов — коммунистов. Они знали, что будут убиты или отправлены на смерть в лагерях.