Дорога дней - Хажак Месропович Гюльназарян

него была тяжелая, он даже не погладил, а слегка хлопнул меня по голове, но, не знаю почему, я успокоился и вспомнил, как поглаживал мне шею отец в день моего поступления в школу.

— Так ведь он же выгоняет всех!..

— Ну, это мы еще посмотрим, — спокойно ответил товарищ Сурен.

Амо и Погос победно шагали впереди нас.

Мы еще не дошли до дома, когда я вдруг спросил:

— Товарищ Сурен, а парон Рапаэл капитал?

— Капитал, — твердо ответил он.

В конце улицы послышались какие-то возгласы, и спустя несколько минут я очутился в объятиях матери и Мариам-баджи, которые целовали меня, вырывая друг у друга…

СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ

Следующий день был воскресный.

Когда я проснулся, кругом было непривычно мирно, приумолкли деревянные молотки жестянщиков. Луч солнца, упавший через единственное оконце, поблескивал на сваленных в углу инструментах отца — это означало, что уже полдень.

Я проснулся, и мною сразу же овладело неприятное чувство, молниеносно всплыли в памяти прошедшие события, и мысль лихорадочно заработала. Полузакрытыми глазами я осторожно оглядел комнату. Родителей не видно, только в углу, перед треугольным осколком некогда большого зеркала, причесывалась Зарик. На лице ее не было видно никаких следов волнения. Странно. Занятие Зарик так противоречило моим мыслям и чувствам, что на минуту мне показалось даже, будто все это я вижу во сне. Тут послышался и ее голос (Зарик запела что-то), тогда я ущипнул себя за ногу, чтобы убедиться, что не сплю, и тихо позвал:

— Зарик…

Она быстро обернулась ко мне и засмеялась.

— Проснулся, Робинзон?..

Я не понял последнего слова, не понял также, как она может беззаботно смеяться, когда всех жителей нашего двора ожидает столь тяжкая участь.

— Чего смеешься? — насупился я.

— А что, плакать?..

— Где отец и мама?

— Пошли к тете Олиньке́.

Я вскочил:

— А разве мы не должны уходить?

— Куда?

— Ну, из нашего дома…

Зарик снова засмеялась.

— Куда же мы пойдем? Да вставай, вставай, дурачок!

Я быстро оделся и выскочил во двор. Прямо у нашего дома Погос, Амо, Чко и несколько мальчишек играли в бабки. Заметив меня, они зашумели:

— Эй, Учитель, Учитель…

— Замолчите!

— Учитель, иди с нами в бабки играть, — сказал Погос.

Амо же, указывая пальцем на балкон парона Рапаэла, сказал:

— Погляди-ка.

Я остолбенел от удивления.

На балконе играли в нарды Газар и парон Рапаэл. Возле них на столе стояла большущая корзина с клубникой. Изредка, прерывая игру, Рапаэл протягивал руку к корзине, видимо угощая Газара.

Мне ничего больше не удалось узнать — ребята продолжали игру. Только вечером, когда мы снова собрались на церковном дворе, мне рассказали об утренних событиях, в которых, как я и ожидал, главную роль играл товарищ Сурен.

Утром, когда я еще спал, товарищ Сурен вышел умыться и заметил сжавшуюся на тахте под деревом Каринэ. Когда он разбудил ее, Каринэ заплакала.

— Почему ты здесь? — спросил товарищ Сурен.

— Не знаю, невестка-ханум говорит, что я во всем виновата…

— Вставай, — сказал товарищ Сурен и повел ее с собой в дом парона Рапаэла.

Немного погодя из дома вышла растерянная и испуганная Каринэ, а товарищ Сурен остался у парона Рапаэла. О чем они там говорили, ребята не знали, только Амо утверждал, что, спрятавшись в виноградных кустах около дома парона Рапаэла, после того как ушел товарищ Сурен, он слышал визги тикин Грануш и злобную ругань Рапаэла: «Ты что, мерзавка, беду накликать хочешь?»

После этого весь день тикин Грануш не было видно, а парон Рапаэл вышел во двор, сам подошел к Газару и первым поздоровался:

— Доброе утро.

— Здорово! — пробурчал Газар.

Затем парон Рапаэл добавил:

— Ты не серчай, братец, бабьи дела…

Спустя час Газар оказался на балконе парона Рапаэла, а Рапаэл собственноручно принес и поставил на стол корзину с клубникой.

„ПОЛИТИЧЕСКИЕ“ ПОСЛЕДСТВИЯ КОНФЛИКТА

Вот так и закончилось первое столкновение, которое могло иметь серьезные последствия для обеих сторон, если бы керосинщику Торгому и другим нашим соседям не удалось сдержать ярость Газара.

После столкновения взаимоотношения обитателей нашего двора неузнаваемо изменились. Жизнь стала довольно скучной и однообразной. Все реже и реже по вечерам собирались соседи во дворе, под тутовым деревом. Да и захаживать друг к другу почти перестали. Жильцы вроде бы разделились на три лагеря. В наш, самый многочисленный, входило несколько семей, в том числе Мариам-баджи и семья Газара. Другой лагерь представлял товарищ Сурен, и он один уже был намного сильнее всех нас. В третьем лагере, не считая Каринэ, было все семейство парона Рапаэла, к которому совершенно неожиданно для нас примкнул шапочник Врам, прозванный Газаром за редкое уродство «Черной образиной».

Симпатии Врама к парону Рапаэлу были замечены вскоре после столкновения, когда взрослое население первого лагеря обсуждало результаты «баталии». Газар, довольно поглаживая коротко подстриженные метелки усов, сказал:

— А то как же, раз мы молчим, выходит, он нам и на голову сесть может?..

— Ну, Газар, ты тоже хорош! — вдруг сказал Врам.

Газар и остальные притихли.

— Это ты о чем? — спросил Газар.

— Да вот ругался…

Но тут все дружно насели на Врама и заставили его замолчать.

В тот день на этом все и кончилось, а назавтра выяснилось, что Врам нанялся смотреть за садом к парону Рапаэлу.

— То-то он вчера