Босфорская война - Владимир Королёв

Состояние вооруженных сил Османского государства эпохи казачьих босфорских набегов современные наблюдатели и последующие авторы, как правило, характеризуют весьма негативно.

«Какие же это воины янычары? — писал в 1624 г. князь Кшиштоф Збараский о лучших и когда-то непобедимых солдатах Турции. —… Имеют янычарки (мушкеты. — В.К.) которые дают очень сильную отдачу, нельзя стрелять, приблизив к лицу, надо с плеча снять. Порох очень плохой, прицельная стрельба очень затруднена. Одиночным выстрелом не убьют, хотя при залпе нанесут большой ущерб. Молодые воины мало упражняются в стрельбе. Это настоящий сброд… Парни молодые избалованные. Управляют ими люди без всякого опыта. Есть еще немного старых янычар, среди них попадаются совсем дряхлые». «Все приморские крепости, — продолжал князь, — плохо укреплены. Устроиться служить в них стремятся либо старые воины, либо трусы, сердце которых слишком боязливо для битвы в поле, но таковым оно остается и в крепости».

Турецкие историки констатируют, что в период после Сулеймана I, когда «военное искусство в Европе постепенно прогрессировало», у османов оно «оставалось в своем прежнем состоянии», а «военная промышленность не только не развивалась, но даже некоторые ее виды, как, например, литье пушек, выделка ружей и сабель, пришли в упадок». В то время как в Европе возникли специальная военная наука и военное образование для офицеров и генералов, в Турции «все еще продолжали применять старые приемы», а «высшее командование османской армией подчас находилось в руках министров, чрезвычайно мало осведомленных в военном деле».

Как подчеркивает Н.А. Смирнов, «турецким войскам нельзя было отказать в храбрости, выносливости, фанатичном пренебрежении к смерти, в стойкости». Но все эти ценнейшие качества могли бы дать гораздо больший эффект, если бы высшее командование стояло на должной высоте». Султанские войска становились все более «тяжелыми на подъем», и Богдан Хмельницкий недаром иронически говорил, что «турки нежные, без провианта никогда не ходят». Армию, ее соединения и части сопровождали большие обозы, но интендантская служба, система снабжения и финансовое обеспечение за счет грабежа неприятеля перестали соответствовать требованиям времени. Стало не хватать оружия, боеприпасов и предметов снаряжения, да, собственно, и самих войск и особенно военных специалистов.

Маневренность османских войск была чрезвычайно слабой, они избегали воевать без участия стремительной крымской кавалерии и старались по возможности не вступать во встречный бой. Особенностями этой армии и ее тактики историки объясняют, «почему турецким войскам и даже флоту было крайне трудно вести борьбу с малочисленными, но обладавшими исключительной маневренностью» казаками, которые были способны очень успешно сражаться против неприятеля, иногда превосходившего их по численности в десятки раз. Объяснение, конечно, неполное, но оно верно подмечает некоторые кардинальные минусы османской армии[30].

Правители Турции, всегда больше рассчитывавшие на свои сухопутные силы, чем на флот, именно им и отдавали предпочтение. Неудивительно, что кризис в еще большей степени коснулся военно-морских сил. Некогда великий османский флот, подчеркивают турецкие историки, в течение ХУЛ и затем XVIII в. постепенно слабел и к концу последнего столетия «дошел до такого состояния, что был не в силах защищать гавани и Черного, и Эгейского морей».

Приведем конкретную оценку имперского флота, данную в 1624 г. К. Збараским: «На Белом море (турки. — В.К.) вот уже несколько лет не могут снарядить более 56 галер. В этом году будет еще меньше, надеются снарядить немногим более 40. Не ошибусь, если скажу, что на Черном море — при самом большом преувеличении — их будет не больше 20. Галеры плохие, оснащены очень скверно. Ни на одной из них, кроме галеры капудан-паши (главнокомандующего военно-морским флотом империи. — В.К.), нет даже 100 воинов, в основном 70—60, да и тех насильно завербовали, либо они отбывают повинности. На вооружении [галеры] не более 50—60 ружей. Таково [положение] на Белом море, на Черном еще хуже. Военному делу не обучают уже около 100 лет. На побережье воины столь "мужественны", что едва не умирают [от страха], когда должны идти против казаков, которых полно на Черном море. Те же, что на Белом море, такую "храбрость" обнаружили, что их 50 галер не решились сражаться с флорентийскими и едва спаслись от них бегством».

«Происходит это все, — считал К. Збараский, — оттого, что во флоте полно всякого отребья… Невозможно и денег достать на столь обременительные расходы, [как строительство галер], из-за всеобщего разорения».

Действительно, по сравнению с XVI в. число галер в османском флоте резко уменьшилось, и в то же время ухудшилось качество их постройки; сделанные из сырого леса, спешно и небрежно, они недолго оставались на плаву. Корабли плохо снаряжались и снабжались: стало не хватать моряков, морских солдат, гребцов, оружия, боеприпасов и продовольствия.

«Бомбандиры (пушкари. — В.К.), которые служат во флоте турецком, — констатировал Пол Рикоут, — суть зело неискусны, оные обыкновенно суть христиане, французы, агличаны, галанцы и других народов, понеже турки верят, что довольно ежели христианин, то доброй бомбандир и бутто знает употреблять добре всякого оружия огненного… капитаны обыкновенно суть ренегаты — италианцы или дети ренегатов… Командуют сии офицеры их подчиненными людьми на италианском смешенном языке, которой турки называют франк».

Османские моряки, согласно этому современнику, были неискусны на море, не имели морской практики, и в стране недоставало людей, достойных командовать флотом. Большинство высоких флотских должностей покупалось, и лица, их приобретавшие, были «того ради принуждены красть колико могут, чтоб получить те деньги, которые издержали на покупку оного чина. Чинят тож капитаны галерные, и не обретается ни един офицер, которой бы не крал у своего государя, когда ему подается к тому случай». Упоминаемый далее «борец с казаками» капудан-паша Эрмени Халил-паша, по словам И.В. Цинкайзена, «один из немногих, находившихся на своем месте… был смещен, поскольку его преемник изъявил желание внести 50 000 пиастров, необходимых, чтобы снарядить две галеры, которые должны были выйти в Черное море».

Ядро османских морских войск, все больше терявших боеспособность и дисциплину, составляли сипахи и янычары, и в состав морских солдат входили также азабы и левенды. О янычарах уже говорилось выше. Сипахи по своим воинским качествам, как свидетельствуют современники, были хуже янычар. Азабов («холостяков») на галерах насчитывалось немного, причем треть из них оказывалась неспособной к настоящей службе. Левенды же, согласно И.В. Цинкайзену, хотя и были старейшими, «но самыми худшими османскими морскими солдатами». Само слово «левенд» со временем стало у турок синонимом грабителя и бездельника. «Они, — указывает цитированный тюрколог, — оставались, однако, еще долгое время в качестве мародеров бичом страны и совершали, особенно в азиатских провинциях, вплоть до 18-го века ужасающие бесчинства, пока, наконец, лишь в 1737 году не удалось… полностью искоренить их и рассеять».

Североафриканские корсары, способные успешно бороться с казаками, являлись на султанскую службу все реже. Галеры, находившиеся в собственности беев Архипелага, «были лучше удовольствованы людми и прочими вещми, нежели константинопольские», но владельцы берегли свои корабли, стараясь во время боя избежать «опасных мест», чтобы сохранить «лучшую часть своего имения».

Команды турецких кораблей состояли из трех разнородных элементов: свободно навербованных людей, согнанных со всей империи рекрутов и галерных рабов. Значительная часть команды, по выражению Бернардо, несла оковы вместо оружия и потому вовсе не употреблялась в бою. Более того, эти невольники являлись постоянными и непримиримыми «внутренними врагами», от которых в любой момент можно было ожидать «удара в спину». Так, собственно, было и в предшествующих столетиях, однако теперь, в связи с упадком флота, разнородность экипажей приобретала для османского командования все более зловещий характер[31].

В литературе при очень невысоких в большинстве случаев оценках турецкого флота XVII в. встречаются и иные, подчас диаметрально противоположные характеристики. Хотя флот империи, пишет Ю.М. Ефремов, теперь уже не знал столь громких имен победителей-флотоводцев, как раньше, «все же на протяжении всего этого века и по своей численности, и по выучке экипажей, уровню их боеспособности, и по оснащению и вооружению кораблей он оставался грозной боевой силой, с честью поддерживавшей на морях былую славу своих знамен».

«Среди матросов, — продолжает историк, —было много греков с Архипелага и левантийцев… Морскую пехоту комплектовали из турок и мусульман-албанцев — хороших, стойких солдат… Много было в турецком флоте… офицеров из европейцев-ренегатов, бывших офицеров венецианского, французского, испанского флотов… недостающие… знания современной навигации турецкий флот восполнял за счет притока опытных моряков-навигаторов из европейских стран. Каждый из них прекрасно знал, что попадись он в руки своих бывших единоверцев, и его вздернут на рее без всякого суда и следствия. Поэтому они верно служили султану, на их преданность он вполне мог рассчитывать. Таким образом, турецкий флот располагал кадрами опытных матросов и знающих свое дело офицеров, вполне современными, мощными кораблями, вооруженными многопушечными батареями».