Место действия - Южный Ливан - Макс Кранихфельд

Несколько секунд Волк, как зачарованный следил за ползущей по кругу стрелкой, потом, тяжело вздохнув, кивнул.

— Хорошо, вызывай, — голос наемника звучал тихо, едва слышно, будто он выталкивал слова через силу, с трудом заставляя себя, их произносить.

Фашист, ободряюще подмигнул ему и потянул из кармана разгрузки дальнобойную рацию. Передать просьбу о начале «ливня» мог только он, познаний Волка в арабском языке на это не хватило бы. Фашист понимал, как непросто далось напарнику столь ответственное решение, и всем своим видом пытался показать сейчас, что поддерживает его на все сто, считает его поступок правильным и единственно возможным в данных обстоятельствах. Однако Волк уже отвернулся от него и, выплескивая бурлящую в душе неуверенность и страх, заорал на молча застывших в ожидании команд Абдов:

— Что замерли, дети шайтана?! Поднимайте эту падаль! Хотите дождаться пока вся пятая бригада и пограничный спецназ в придачу вцепятся нам в задницу?! Ну, шнель, пидоры! Шевелитесь, ублюдки!

Ориентируясь больше на красноречивые жесты и интонации, чем на понимание содержания отданного на дикой смеси отдельных арабских слов и русского мата приказа, Абды подскочили к изикам, энергичными тычками под ребра и вовсе не деликатным рывком за шиворот вздернули на ноги почти целого, ткнули пальцем в раненого. Солдат попытался поднять потерявшего сознание товарища на руки, но закружившаяся после контузии голова и подкосившиеся в коленях ноги помешали ему это сделать. В результате оба вновь рухнули на землю. Волк рыкнул что-то матерное в сторону Абдов, заставив их склониться над раненым. Экономно вылитая из фляги в лицо солдату струйка воды привела его в чувство. А несколько резких хлопков по щекам заставили со стоном принять сидячее положение. Абд-первый толкнул к нему второго солдата и с его помощью раненый смог подняться на ноги, покачиваясь, сделал несколько неверных шагов. Волк, все еще сохраняя по инерции на лице свирепую гримасу, развернулся к Фашисту:

— Ну что там?

— Ничего, не мешай пока! — ничуть не испугался грозного вида командира группы младший наемник и, отвернувшись, вновь забормотал в гарнитуру рации: — «Самум», «Самум», это «Голубь», ответьте… «Самум», «Самум»…

— «Самум» ответил, слышу тебя «Голубь».

Голос, искаженный треском помех едва хрипел, пробиваясь через холодный эфир, но Фашист рад был и этому. Он мысленно представил себе горбоносого и смуглолицего радиста, напряженно вслушивающегося в слабый голос далекого «Голубя» еле звучащий в наушниках и, стараясь говорить как можно четче и членораздельнее, произнес:

— «Самум», это «Голубь». Посылка получена, начинаю доставку. Нужен сильный ливень вдоль всей линии, иначе могу не дойти. Повторяю, посылка получена, для доставки нужен ливень. Очень сильный ливень.

— «Голубь», это «Самум», — в еле слышном, забитом помехами голосе радиста командного пункта так и сквозит радостное возбуждение, он буквально захлебывается, торопясь, комкает слова, проглатывает их окончания. — Вас понял, ливень будет. Самый сильный ливень! Удачи! Возвращайтесь живыми!

— Спасибо, «Самум», конец связи.

— До встречи, «Голубь», конец связи.

Оглянувшись на нетерпеливо переминающегося на месте Волка, Фашист подтверждающе кивнул головой и принялся не спеша запихивать рацию обратно в карман разгрузки. Волк, не дожидаясь его, махнул рукой Абдам, все, хватит стоять, двинулись. Абд-первый коротким рывком за ворот куртки потянул за собой раненого изика, второй, подхватил его под здоровое плечо, вроде двинулись, даже достаточно ходко получилось. Абд-первый шагнул вперед, задавая направление и темп движения, оба пленника, понукаемые Абдом-вторым, тронулись вслед за ним. Сам Абд-второй, пристроился замыкающим короткой цепочки, перетянув автомат на грудь и постепенно переходя с размеренной экономной трусцы на все более быстрый бег. Волк знал, что оба Абда могут вот так вот бежать часами, не останавливаясь, будто заводные игрушки, до тех пор, пока не разожмется окончательно, закрученная ключом пружина, пока совсем не оставят силы. Вот только поможет ли это умение сейчас, когда соревноваться в скорости и выносливости им придется с бронетехникой тревожной группы. Что линия условной границы ничуть не смутит израильтян, он даже не сомневался. Тут надо отдать евреям должное, за своими пленными, убитыми или ранеными, эти парни полезут даже к чертям в адское пекло, не то, что на сопредельную территорию. Так что надо спешить, скорее добраться до ожидающих в условленном месте машин, может это хоть как-то уравняет шансы. Пленные изики выглядели более-менее молодыми и спортивными на вид, так что, глядишь, и смогут поддерживать заданный Абдами темп, несмотря на контузию и ранение. В себе и Фашисте он, понятно, не сомневался, не такое приходилось выдерживать. Пятикилометровый марш-бросок в полной выкладке оба воспринимали не более чем легкую разминку. Тревожило другое, теснилось камнем в груди, давило на сердце, принятое единолично решение о запросе «ливня». Этим кодовым словом обозначался массированный обстрел из минометов и «катюш» всей передовой линии израильских позиций в секторе: их казарм, укрепленных пунктов, военных городков, а до кучи и гражданских кибуцев и маленьких городов расположенных в зоне досягаемости ракет. «Катюшами» здесь по привычке называли любые реактивные системы залпового огня, так что не стоит обольщаться, вспоминая некогда грозное, но давно устаревшее оружие Второй мировой. Иные из так называемых «катюш» вполне могли по своим техническим характеристикам представлять угрозу даже для тех городов и поселений северного Израиля, что находились в двадцати-тридцати километрах от границы. А ведь кроме подразделения Насер, на вооружении которого состоят «катюши» имеются еще и подразделения имама Рада и 1400, оснащенные тяжелыми ракетами «Фаджар» и «Зильзаль», эти вполне долетят при необходимости до самой Хайфы. Маловероятно, конечно, что их задействуют в запрошенном «ливне», ну да лиха беда начало. Израильтяне, само собой, в долгу не останутся, можно не сомневаться, что в ответ на огневой налет, незамедлительно последуют массированные ракетно-артиллерийские и бомбо-штурмовые удары, по всем известным позициям и укрепрайонам боевиков «Партии Аллаха», вполне возможно даже что не только по приграничным. Реакцией будут обстрелы Хайфы и Кирьят-Шмоны, так и пойдет потом по нарастающей, а остановить раз запустившуюся военную машину, обычно бывает ох как нелегко!

С другой стороны у группы сейчас не было реально другого выхода. Если не отвлечь внимания приграничных частей израильской армии, то шансы уйти в глубь ливанской территории у них более чем призрачные. Так почему он, Волк, должен больше переживать о каких-то совершенно незнакомых ему людях по обе стороны границы, тех, что уже несколько десятков лет не могут поделить узкую полоску земли вдоль морского побережья, с тупым упорством баранов убивающих друг друга в постоянных войнах? Тем более на чашу весов поставлены его собственная жизнь и жизни доверившихся ему бойцов. Эти четыре жизни субъективно много дороже для него, чем сотни и даже тысячи других, к тому же за одну из них и так уже очень дорого заплачено. Он грустно улыбнулся про себя, когда в голову пришла эта мысль, вспоминая, какой ценой пришлось выкупать свою шкуру в далекой отсюда Чечне. На самом деле он и не забывал этого никогда, просто пережитое хранилось где-то глубоко внутри на недоступном повседневно слое памяти, а сейчас вдруг вновь встало перед глазами растерянное и беспомощно улыбающееся лицо веснушчатого паренька-первогодка, принявшего смерть, чтоб он жил. Того, чьей жизнью Волк выкупил свою. Выходит теперь его жизнь стала вдвое дороже… Видишь, ты не только за себя сейчас живешь на этом свете, за него тоже, так что и жизнь твоя дорогого стоит. Нечего ей за зря разбрасываться! Он тряхнул головой, прогоняя настойчивое виденье, выползшее непрошенным из заповедных тайников подсознания, несколько раз размеренно глубоко вздохнул, пытаясь вернуть себе спокойное и ровное расположение духа. Вроде бы сработало, широко распахнутые глаза молоденького солдата, глядящие поверх ствола пистолета в самую душу, потускнели, поблекли, возвращаясь обратно, туда, где им и место, в самый дальний темный чулан, какой только существует в мозгу. В то место, где люди привычно хранят, оставленные за спиной скелеты. Все, хватит, не до того сейчас, некогда рефлексировать и заниматься самокопанием. Вперед, вперед! Вдох-выдох, раз-два! Вдох-выдох!

Но все равно, когда он мысленно представлял себе, как именно сейчас, в эту самую секунду, пока его ноги в тяжелых ботинках раз за разом впечатываются в сухую пыль, по эфиру летит во все концы приграничья слово «ливень», такое простое и безобидное, но несущее за собой огонь, взрывы, смерть и страдания, ему становилось не по себе. Непрошенные холодные мурашки стайкой бежали вдоль позвоночника, мерзко щекоча вспотевшую спину. «Ливень!» И минометные расчеты вскрывают тяжелые зеленые ящики, извлекая из них маслянисто поблескивающие на солнце округлые тела мин. «Ливень!» И бегут к ракетным установкам наводчики и операторы, шепча на ходу слова шахады, понимая, что их местоположение засекут после первого же залпа, и уже через считанные секунды сюда обрушится ответный огонь, мстящий за смерть и боль, выжигающий все до основания. «Ливень!» Мир застыл на секунду в одном шаге от пропасти, медленно склоняясь в зовущую черную бездну. «Ливень!»