МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1980 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов) - Дмитрий Биленкин

Но он выходит, улыбается, обнимает за плечи, и я не сбрасываю его руку, ведет к себе, и я плетусь за ним, как собачонка…

Так началось мое короткое счастье. Оно длилось год, это по календарю.

Он уезжал неожиданно, не приходил на свидания, разыскивал меня на моих новых местах работы. Никогда не давал мне денег (да меня это и не интересовало), никогда не брал у меня, как другие (меня это вначале удивляло).

Мы любили друг друга.

Потом любовь прошла. Просто так, сразу, уж не знаю почему. Наверное, потому, что была очень сильной. Не могла выдержать.

Расстались по-хорошему. Я и сейчас для него сделаю все, это единственный человек, как я думала, который никогда не причинил мне зла. И за это я благодарна ему навсегда.

Теперь-то я понимаю, что именно он причинил мне самое большое зло. И потому, что приучил к легкой богатой жизни, и потому, что ввел в мир, где я приучилась колоться, и потому, что из-за него поселился в душе моей этот постоянный страх, из-за которого я не знаю минуты покоя.

И потому, что после него я уже никого не могу полюбить… Хотя теперь я знаю про него все, знаю все его преступления, все его страшные дела. Знаю, какой это ужасный человек. Все равно. Если б мне сказали, что я всего один только год проживу на свете, но тот год, что мы были с ним, с радостью соглашусь…

Господи, что это я расхныкалась? Вам не надоело? Простите, больше не буду.

Короче, организовал он свою фирму — он, я, Утиный Нос и эта девчонка Ру. Это я ее приобщила.

Знаю ее еще с тех пор, когда работала по кафе. Она как-то приходила с товарищами своими — студентами, один очкарик там был, тихий такой. Потом-то уж она только с ним и ходила. И видимо, понравилась я ей. Только меня выгонят и я на новом месте, и они туда же начинают приходить. Ссорятся со своим очкариком, красные, взъерошенные, как петухи. Однажды она ему пощечин надавала. У того очки на пол. Ползает, ищет, ничего не видит без них. Она сразу в слезы, тоже ползает, искать помогает. Там же на полу мирятся, целуются. Забавные…

Иногда приходила одна, делилась со мной своими делами, мыслями.

Если б могла, мол, ушла от родителей, от всей этой благополучной жизни (а она не из бедных), доказала бы, что сама пробьется, что она смелая, сильная, без предрассудков, вот как по телевизору показывают…

Ох, как она начнет про телевизор, так становилось непонятно, откуда у нее на что-нибудь еще берется время. Кажется, она только у телевизора время и проводит. Все фильмы, передачи, программы, особенно про преступления, убийства всякие, наизусть выучила. Эх, девочка, знала бы ты эту жизнь не на экране…

Дело до того дошло, что однажды прибежала, прямо захлебывается от восторга — родители подарок ей сделали. И что вы думаете? Наручный телевизор японский. Ну как часы, чуть побольше. Экран со спичечную коробку. Теперь она может ходить по улице, ехать в автобусе, обедать, ужинать, сидеть на своих лекциях, обниматься со своим очкариком и одновременно со всем этим смотреть телевизор. Ну не здорово?

И вот ее я втянула в нашу «фирму».

И подумала: какая же я подлая! Какая гнусная! Девчонка эта, которая всю грязь, всю мерзость на своем экране раньше видела, теперь сама, по моей милости, в нее окунается.

Значит, Рокко — меня, я — ее… А кто-то в свое время ведь его… А кого-то когда-нибудь Ру…

Такая вот эстафета…

Мы, что ль, виноваты? Так уж мир устроен. И ничего тут изменить нельзя.

Правильно говорит Рокко: «В этой жизни на час вперед и то загадывать нельзя. Так вот, этот час надо прожить получше».

Так и живем.

И Рокко, и Утиный Нос, и я, и Ру…

Кстати, насчет Ру напрасно я так уж сильно терзаюсь. Оказалось, что телевизор подготовил ее отлично. Она там всяким бандитским навыкам и приемам научилась лучше, чем я за всю свою горемычную жизнь. Разве только убийства еще не совершила. Ну, это уж вряд ли. Все же девчонка.

Хотя помню, был у меня однажды разговор с Рокко, и я ему эту мысль высказала.

А он как-то странно посмотрел на меня.

— Думаешь, убить человека она не сможет? — спрашивает.

— Ты что, смеешься? — говорю. — Никогда! А убила бы — с ума сошла. Для нее же это на всю жизнь потрясение. Чтоб до этого дойти, сам знаешь, надо, чтобы тебя годы такой вот жизни, как у меня, готовили, а не телевизор…

— Ты так думаешь? — усмехается. — Как знать, как знать…

Дурацкий разговор какой-то.

А вот я человека убила.

Это произошло так. Мне нужно было передать большой пакет «зелья» одному клиенту. Мы договорились встретиться на каком-то пустыре поздно вечером. Я шла спокойно: не первый раз, всегда так делали.

Прихожу. Смотрю, стоит ждет.

Обычно я передаю чемоданчик с порошками — он мне портфель с деньгами. Пока он на выбор несколько пакетиков вскрывает, проверяет, я пересчитываю деньги. Вообще-то это формальность. В нашем деле если кто-то кого-то обманет — я имею в виду солидных «коммерсантов», — это быстро узнается, и тогда обманщику доверия нет. К тому же обманутый его из-под земли достанет, отомстит. Это вопрос престижа.

Действительно, все в порядке. Порошки — как заказали, деньги — все.

Собираемся расходиться.

И тут, словно из-под земли, четверо. В руках ножи, велосипедные цепи, лет по восемнадцать им, мальчишки.

— Ты бросай чемодан, — ему говорят, — а ты — портфель, — это мне. — И шагом марш, пока целы!

Представляете картину? Ну ладно, мне Рокко еще поверит, если я без денег вернусь, ну а тот как будет отчитываться за пропавший товар?

Мальцы подходят всё ближе. Я их знаю. Они опасны, как волки, — могут броситься в любую секунду и пощады не знают; удивительно, что они нас сразу же не прикончили, а еще дают возможность уйти. Но могут передумать.

Мы смотрим на них — ножи, цепи, палки; были бы пистолеты, они их давно бы вынули. Тогда мы с моим клиентом смотрим друг на друга. Нам не надо слов, и так поняли.

Он выхватывает из подмышки пистолет, я — из сумочки. Он стреляет быстро-быстро и точно. Раз, два, три. Я тоже стреляю, и тоже точно. Тоже три раза.

Только он укладывает троих, я — одного. Чувствуется, у него это не впервые. Он быстро подбегает к ним, убеждается, что со всеми четырьмя покончено, делает мне прощальный знак рукой и исчезает в ночи.

Я еще некоторое время стою неподвижно, потом подхожу к «моему» и смотрю на него.

Он, наверное, самый молодой из них — не больше семнадцати. А сейчас, когда он вот так лежит на спине, раскинув руки, словно загорает на пляже и смотрит в звездное небо, так вообще выглядит мальчиком. Чистое лицо, ни морщин, ни царапин, ни шрамов, большие светлые глаза, длинные ресницы, удивленный взгляд.