Ранний Азимов (Сборник рассказов) - Айзек Азимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сочинение, которое вы только что прочитали, поначалу можно принять всерьез — так скрупулезно выдерживает автор внешние формы ученой статьи, так внутренне непротиворечивы его рассуждения. Лишь одну единственную вольность позволяет он себе — допущение о существовании одновременной разновременности…
Имя автора рассказа «Удивительные свойства тиотимолина» американского писателя-фантаста, профессора биохимии А. Азимова хорошо известно советскому читателю, в частности по научно-популярной книге о ферментах «Химические агенты жизни» и сборнику научно-фантастических рассказов «Я — робот».
Рассказ «Удивительные свойства тиотимолина» — отнюдь не безобидная шутка, это достаточно злая пародия на облеченные в наукообразную форму псевдонаучные сенсации. Недаром в основу рассказа А. Азимов положил "эндохронность" — ведь всевозможные антинаучные спекуляции на четвертом измерении и, в частности, попытки отождествить время и пространство, все еще встречаются довольно часто. В этой связи можно вспомнил что сравнительно недавно и в нашей печати промелькнула "гипотеза" о возможности превращения времени в… энергию.
Познакомьтесь еще с одним сатирическим рассказом А. Азимова — «Тиотимолин и космический век», в котором автор изображает настроения вызванные в Америке грандиозными успехами Советского Союза в завоевание Космоса. Интересно, что рассказ написан еще до полета Ю. Гагарина.
Вслед за черной королевой
The Red Queen’s Race (1949)Перевод: Д. Смушкович
Хотите загадку? Насколько опасен для общества учебник по химии, переведенный на греческий язык?
Можно сказать и по-иному. Будет ли преступником человек, который в ходе недозволенного эксперимента полностью вывел из строя одну из крупнейших атомных электростанций страны?
Само собой, эти загадки нам пришлось решать потом. Начали мы с атомной электростанции - опустошенной. Я хочу сказать, опустошенной. Не знаю, сколько там было делящегося материала, только за две микросекунды он разделился весь.
Без взрыва. Без лишнего гамма-излучения. Только сплавились все движущиеся части в здании. Весь главный корпус немного нагрелся. Атмосфера на две мили вокруг тоже, но послабее. Остался мертвый, бесполезный остов, замена которого обошлась в сто миллионов долларов.
Случилось это в три часа утра. Элмера Тайвуда нашли в центральной силовой камере. И все, что удалось обнаружить за следующие двадцать четыре суматошных часа, укладывалось в три абзаца.
1. Элмер Тайвуд - доктор физических наук, член и почетный член не одного научного общества, в далекой юности - участник Манхэттенского проекта, а ныне профессор ядерной физики - имел полное право находиться на станции. У него был пропуск категории А без ограничений. Но никаких записей о том, что ему понадобилось в этот день, не сохранилось. Сплавившиеся в единую тепловатую массу приборы на столике-тележке не были зарегистрированы как затребованные для опыта.
2. Элмер Тайвуд был мертв. Его тело лежало рядом с тележкой, лицо потемнело от прилива крови. Никаких следов радиационной болезни или насилия. Заключение врача: инсульт.
3. В личном сейфе Элмера Тайвуда были обнаружены два странных предмета: два десятка блокнотных листов, густо исписанных формулами, и брошюра на неизвестном языке - как оказалось, перевод учебника по химии на древнегреческий.
Всю эту историю тут же покрыла такая секретность, что от неё мухи дохли. По-иному я сказать не могу. За все время расследования на электростанцию вошло ровным счетом двадцать семь человек, включая министра обороны, министра науки и ещё двух-трех неизвестных широкой публике, но оттого не менее важных лиц. Весь дежурный персонал станции, физика, опознавшего Тайвуда, и врача, его осматривавшего, поместили под домашний арест.
Эта история не попала в газеты. О ней не шушукались в коридорах власти. Несколько членов Конгресса слышали о ней - немного.
И это естественно. Человек, или организация, или страна, способная высосать все энергию из полусотни, а то и сотни фунтов плутония, держит промышленность и оборону Соединенных Штатов мертвой хваткой, потому что сто шестьдесят миллионов человек по одному их слову могут оказаться мертвыми.
Был это один Тайвуд? Или не один? Или кто-то ещё при помощи Тайвуда?
Чем занимался я? Служил подставкой; прикрытием, если вам так больше нравится. Кому-то ведь надо болтаться по университету и задавать о Тайвуде вопросы. В конце концов, он же пропал. Это могла быть амнезия, похищение, убийство, несчастный случай, сумасшествие, захват заложников - я мог ещё лет пять служить мишенью для косых взглядов и отвлекать внимание. Получилось, правда, совсем иначе.
Только не думайте, что меня привлекли с самого начала. Я не входил в число тех двадцати семи человек (там был мой Босс). Но кое-что я знал достаточно, чтобы начинать.
Профессор Джон Кейзер тоже занимался физикой. Попал я к нему не сразу. Чтобы не казаться подозрительным, я начал с рутинных опросов. Совершенно бессмысленное занятие. Но необходимое. Зато теперь я стоял в кабинете Кейзера.
Профессорские кабинеты узнаются с первого взгляда. В них никогда не стирают пыль - разве что заглянет в восемь часов утра усталая уборщица, потому что профессора пыли не замечают. Груды книг навалены в совершенном беспорядке. Те, что поближе к столу, используются часто - по ним профессор читает лекции. Те, что подальше, запихнул туда одолживший их когда-то студент. Ждут, что их когда-нибудь прочитают, профессиональные журналы - из тех, что выглядят дешевенькими, а оказываются чертовски дорогими. Стол завален бумагами, и на некоторых что-то нацарапано.
Профессор Кейзер был немолод - почти ровесник Тайвуду - и примечателен большим пурпурным носом и зажатой в зубах трубкой. На меня он взирал с рассеянностью и мягкостью типичного ученого - то ли эта работа таких людей привлекает, то ли создает.
– Чем занимался профессор Тайвуд? - осведомился я.
– Теоретической физикой.
Сейчас такие ответики от меня отскакивают, а ещё несколько лет назад я бы взбесился.
– Это мы знаем, профессор, - намекнул я. - А поточнее нельзя?
– Если вы не физик-теоретик, - Кейзер благостно улыбнулся, - детали вам не помогут. Это имеет какое-то значение?
– Может быть, и нет. Но профессор пропал. И если с ним случилось что-нибудь, - я повел рукой, - то это связано, вероятно, с его работой, если только он не был богат.
– Университетские профессора богаты не бывают. - Кейзер сухо хохотнул: - Наш товар ценится невысоко - на рынке его в избытке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});