Вейн - Инна Живетьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Айда, – скомандовал Родька.
Ступеньки-предательницы заскрипели, когда согнутые фигуры поскакали наверх. Егор боялся, что зычный голос крикнет из окошечка кассы: «Куда?! А ну стой!» – но все обошлось.
Дальний угол на втором этаже был заставлен старыми афишами. Захар и Родька отодвинули подрамник, посыпались высохшие чешуйки краски. Открылась дыра, ее наполовину загораживал бюст носатого дядьки в парике.
Захар предупредил Егора:
– Тумбу не толкни.
– Помню.
Боком, не дыша, Егор протиснулся в зал. Следом лез и пихался Родька. Свободных мест не осталось, расселись в боковом проходе. Взвилась на экране метель, загудела – и поверх нее вспыхнули буквы: «Полярные летчики».
Вышли из кинотеатра, смешавшись с толпой. Слышно было, как в парке играет духовой оркестр. Оживилась продавщица, дремавшая между двух перевернутых конусов с соками – яблочным и томатным. Прикатила тележка с мороженым, и возле нее выстроилась очередь.
Егор вдохнул теплый воздух, пахнущий клейкими тополиными листьями. Казалось странным, что сейчас – лето и кожу не стягивает от холода, ледяной ветер не вышибает слезы, от которых смерзаются ресницы, и не нужно греть руки в густой собачьей шерсти.
– Да… – сказал Родька. – Вот это люди!
Захар вздохнул. Остальные помолчали, соглашаясь.
До площади шли вместе. Громче становилась музыка, запахло жженым сахаром. Возле горсовета дежурил постовой, перетянутый белыми ремнями. Суетился фотограф, вспышки магния слепили глаза. У парковых ворот стояли парни – в наглаженных рубашках, причесанные на пробор. Украдкой поглядывали на часы.
– …а что, – говорил Родька, – вестибулярный аппарат у меня – будь здоров. И вот, – он согнул руку, демонстрируя мышцы.
– Сила есть – ума не надо, – фыркнула одна из сестер Илиличевских, Егор еще не приноровился их различать. – Ты физику сначала подтяни!
– Ох и вредная же ты, Алка! – возмутился Родька.
– Он думает, физика летчику не нужна, – тихонько добавила вторая близняшка.
– Да подумаешь, физика! Тоже мне, сложности! Захочу, весь учебник наизусть вызубрю.
– Спорим! – подначил Стас.
– Тут не зубрить, тут понимать надо, – назидательно сказала Талка.
Родька сердито засопел.
– Ну, что вы напали на человека, – заступился Захар. – Я бы тоже в летное пошел, но у меня – очки, – он грустно моргнул за толстыми стеклами и мотнул головой в сторону горсовета. – Даже часы не вижу.
– Черт! – спохватился Родька. – Опоздаем! До завтра!
Интернатские убежали.
Близняшки остались на площади, надеясь перехватить автобус. Вэлька свернул в переулок, а Егор и Талка вышли на улицу Ростоцкого, застроенную двухэтажными домами. Фонари тут попадались редко, зато светились окна. Глухо доносилась медь духового оркестра, намного громче орал в палисаднике кот.
– Смотри, – кивнула Талка.
Впереди шли двое. Высоченный военный и женщина в сиреневом платье, едва достававшая ему до плеча. Егор хотел окликнуть, но Талка одернула:
– Тише!
Женщина прижалась щекой к форменному рукаву и засмеялась. Приноравливаясь к широкому шагу спутника, она быстро стучала каблучками.
– Ола Леокадьевна очень красивая, – сказала Талка.
Егор с удивлением смотрел, как мама, дурачась, повисла у отца на плече и тот легко подхватил ее на руки. Донесся голос:
– Вцеслав, ты что! Увидят! Поставь немедленно!
– Пусть завидуют.
Тишина. Кажется, целуются.
– Ну все, поставь!
Отец послушался, и мама быстро оглянулась.
Егор замер в тени акации. Белела в сумерках Талкина блузка.
– Люди кругом, а ты как мальчишка, – негромко укорила мама и потащила отца за руку.
Затих стук каблуков.
– Пошли, – сказала Талка.
На углу Ростоцкого она махнула в сторону частных кварталов:
– Мне прямо, а тебе ближе тут свернуть.
– Я провожу, темно.
– Ну, если хочешь. Только потом не заблудись.
Тускло светились окна за кустами в палисадниках. Между Талкой и Егором свободно мог пройти третий, но почему-то немел локоть, оттопыривался неловко.
– …зимой Родька собирался на флот. Как раз «Юнгу» показывали. По осени – в геологи. «Тайны недр» смотрел?
– Конечно. Хороший фильм.
– Ну вот. А хочешь, угадаю, куда ты поступишь?
Егор пожал плечами.
– В военное. В Ольшевское или куда-нибудь вроде того. Станешь лейтенантом, наденешь погоны. Пойдешь форсить с девушкой по набережной. Важный, в новой фуражке. А она будет расфуфыренная, вот с такими кудрями, – Талка повертела над головой растопыренной пятерней. – Потом тебя отправят в дальний гарнизон, а она с тобой не поедет!
– Это еще почему? – удивился Егор, хотя вовсе не собирался гулять с девушкой по набережной.
– Потому, – отрезала Талка.
– Ладно, а ты кем будешь?
– Я? Как мама – учительницей. Только еще не решила, иностранного или пшелесского языка. Конечно, и то, и то интересно, зато на уроках литературы можно говорить обо всем.
– Ну да! Обо всем! «Прошка Кротагаревский – образ народа в войне шестнадцатого года». Или за что я люблю поэму «Дуэль». А чего там любить? Нет бы по делу, а то из-за какой-то свистушки стрелялись.
– Что ты понимаешь!..
– Тихо!
Здоровенная собака перемахнула ограду палисадника и встала, загородив дорогу. Не рычала, но смотрела пристально, и лапы у нее были напружинены.
Егор сдвинулся так, чтобы Талка оказалась у него за спиной. Сказал негромко:
– Спокойно. Не делай резких движений.
Хрустнул под ногами шлак. Собака повернула огромную башку и предостерегающе рыкнула. Если бросится, нужно подставить локоть.
– Держись за мной, иди осторожно. Вон уже твой дом. Талка…
Но девчонка не двинулась с места – стояла, зажимая рот ладонью. Черт, перепугалась! Егор качнулся к ней и вдруг понял: смеется!
– Это же Барбос, наших соседей! Он сроду никого не укусил! Просто на морду страшный.
Талка схватила пса за кудлатые щеки, потрясла.
– У-у-у, свирепая собака!
Барбос жмурился от удовольствия.
Егор круто развернулся и зашагал от Талкиного дома. Уши горели, шею точно кипятком обдало. Вот дурак! Близняшки завтра лопнут со смеху. Герой нашелся!
– Ты что, Егор? Постой!
Талка догнала его.
– Обиделся? Извини. Просто, ну… меня никто еще не спасал. Мир? – протянула руку. – Ты не думай, я никому не расскажу.
Егор пожал теплые пальцы.
– Пока!
Талка побежала к дому. Там ее ждал Барбос, повизгивая и переминаясь с лапы на лапу. Девочка обернулась:
– Хотя мне очень хочется похвастаться!
Егор ругнулся под нос.
Стукнула калитка. Вспыхнула и почти сразу погасла над крыльцом лампа. Засветилось окно, задернутое синей шторой…
Прокатился по коридору окрик, и у двери загремели засовом.
– Гехен! – скомандовал солдат, появляясь на пороге.
На площадь сегодня уже возили. Значит – допрос.
– А я говорю, он там есть!
Фонарик, поставленный на попа, упирался лучом в потолок, и большая часть кухни тонула в полумраке. В окне неясно отражался Дан, он чистил ворованную картошку. Еще Юрка видел себя – злого и взъерошенного.
– Скажете, у меня глюки были?!
Грин смотрел на него с сочувствием.
– Тебе могло почудиться. Ты так хотел…
– Да нет же!
А если на самом деле – показалось? Еле ощутимый запах с трудом пробился среди прочих… Юрка мотнул головой. Нельзя так думать. Ну как, как их убедить? Мысли путались. Который день не высыпается, и сейчас уже за полночь.
– Есть один вариант, почему я его не нашел, – сказал Грин. – Если узел не просто слабый, а очень слабый. Например, как в Старой крепости. Пройти без четкого ориентира – ни единого шанса. А много ты их знаешь?
– Нет, – процедил Юрка. – Зато у вас полный карман.
– Но я не чую узел. Так бывает.
Грин провел ладонью вдоль печного бока. Приоткрыл поддувало. Кастрюля с супом исходила на плите паром.
– Ты когда-нибудь действовал в связке?
– Он салага, – подал голос Дан, но его проигнорировали.
– Вейны работают вместе. Один держит вход, само ощущение, понимаешь? А другой подбирает ориентиры.
Юрка встрепенулся:
– Так давайте!
– Есть две проблемы. Тот, кто подбирает, не может «записать» узел на себя, он его самостоятельно потом не увидит. А тот, кто держит, косвенно ориентиры не возьмет. Узел можно решить только напрямую, то есть – пройти. Связкой.
– Ну и? Мы… – до Юрки дошло, и он осекся.
Как возвращаться-то? Через Старую крепость нельзя, там зейденцы. Васькин маршрут отпадает – нет ориентиров перевалочного пункта наркоторговцев.
Грин подошел к посудному шкафу и вытащил тарелки.
– Дан, готово у тебя? Живот подвело.
В супе плавали морковные дольки, свекольная ботва и недоваренная молодая картошка. Юрка подул, остужая.
– Ешь быстрее, – поторопил Грин. – Подниму в пять утра, как раз успеем.
Юрка удивленно посмотрел на вейна.
