Уголек в пепле - Сабаа Тахир

— Ты убил его, — сказал я тихо. — Ты убил своего брата.

— Они сказали, что я должен убить командира противника, — Маркус поднял глаза на меня. Он казался потерянным. — Все погибли. Наши друзья. Он попросил меня прекратить это. Остановить. Он просил меня. Мой брат. Мой младший брат.

Внутри меня поднялось отвращение. Годами я презирал Маркуса, считая его Змеем, не более. Сейчас я мог только жалеть его, хотя никто из нас не заслуживал жалости. Мы убили своих же людей, тех, кто был одной с нами крови. Я не лучше, чем он. Я смотрел и ничего не делал, когда умирал Тристас. Я убил Деметриуса, Энниса, Леандра и многих других. Если бы Элен, сама того не желая, не нарушила правила Испытания, я убил бы и ее.

Дверь в палату Элен приоткрылась, я встал, но лекарь покачал головой.

— Нет, Витуриус. — Он выглядел бледным и подавленным. Все его бахвальство исчезло. — Она не готова к приему посетителей. Иди, парень. Отдохни немного.

Я чуть не засмеялся. Отдохни!

Я повернулся к Маркусу, но тот уже ушел. Я должен был найти моих солдат. Проверить их. Но не мог встретиться с ними взглядом. И они, я знал, не хотели меня видеть. Мы никогда не простим себя за то, что сотворили сегодня.

— Я хочу видеть Претендента Витуриуса, — из-за дверей лазарета доносилась старческая брань. — Это мой внук, и я, черт побери, хочу быть уверенным, что он… Элиас!

Я вышел на улицу. Дед, растолкав перепуганных учеников лекаря, привлек меня к себе и крепко обнял.

— Я боялся, что ты погиб, мой мальчик, — прошептал он мне в макушку. — Аквилла дралась лучше, чем я думал.

— Я чуть не убил ее. И остальных. Я стольких убил. Так много. Я не хотел. Я…

Подкатила тошнота. Я отвернулся от него, и меня стало рвать прямо на дверь лазарета, безостановочно, пока в желудке ничего не осталось. Дед потребовал принести стакан воды и, поддерживая меня за плечи, спокойно ждал, пока я выпью.

— Дед, — сказал я, — я хотел бы…

— Мертвые — мертвы, мой мальчик, пусть и от твоей руки. — Я не хотел слышать этих слов, но нуждался в них, потому что это было правдой. Прятаться от нее стало бы оскорблением для погибших от моей руки. — Как бы ты ни хотел, этого уже не изменить. Теперь тебя будут преследовать призраки. Как и всех нас.

Вздохнув, я посмотрел на свои руки. Я не мог унять дрожь.

— Я должен пойти к себе. Я должен… помыться.

— Я могу проводить тебя…

— Это необязательно, — из тени появился Каин, такой же долгожданный, как чума. — Пойдем, Претендент. Я хочу поговорить с тобой.

Я тяжело поплелся за Пророком. Что я делаю? Что я скажу существу, которого ничуть не заботит ни преданность, ни дружба, ни чья-то жизнь?

— Я не верю, — обронил я тихо, — в то, что вы не знали о защитной рубашке Элен.

— Конечно, мы знали. Почему, как ты думаешь, мы ей вручили ее? Испытания не всегда касаются самих действий, но иногда и намерений. Тебе и не полагалось убивать Претендента Аквиллу. Мы только хотели посмотреть, сможешь ли ты, — он взглянул на мою руку, которая неосознанно потянулась к рукояти меча. — Я говорил тебе раньше, Претендент, мы не можем умереть. Кроме того, ты ведь и так сегодня немало душ отправил на тот свет, верно?

— Зак и Маркус, — я едва мог говорить. — Вы заставили его убить брата.

— А-а. Закариус. — Печаль легла на лицо Каина, вызвав во мне еще большее бешенство. — Закариус, он — другой, Элиас. Закариус должен был умереть.

— Вы могли дать нам любых других противников, — я не смотрел на него. Мне не хотелось, чтобы меня снова вырвало. — Ифритов или рэйфов. Или варваров. Но вы заставили нас драться друг с другом. Почему?

— У нас не было выбора, Претендент Витуриус.

— Не было выбора?! — Страшный гнев охватил меня, жестокий и мучительный, как тошнота. И хотя он правильно заметил, я уже слишком многих сегодня отправил на тот свет, прямо сейчас я хотел одного — вонзить меч в черное сердце Каина. — Вы придумали эти Испытания. Естественно, у вас был выбор.

Глаза Каина вспыхнули.

— Не говори о том, чего ты не понимаешь, мальчишка. На то, что мы сделали, есть определенные причины, которые много выше твоего понимания.

— Вы заставили меня убить моих друзей. Я чуть не убил Элен. И Маркус… он убил своего брата… своего близнеца… из-за вас.

— Вам придется делать вещи и похуже, прежде чем все закончится.

— Хуже?! Насколько хуже может быть? Что я должен буду сделать на Четвертом Испытании? Убивать детей?

— Я не говорю об Испытаниях, — сказал Каин. — Я говорю о войне.

Я остановился.

— Какой войне?

— Той, что является в наших снах. — Каин продолжал идти, жестом приглашая следовать за ним. — Тени сгущаются, Элиас. И этого уже не остановить. Тьма собирается в сердце Империи, и она будет расти, пока не накроет всю землю. Близится война. Ее не избежать. Потому что зло должно быть истреблено, зло, которое становится сильнее с каждой отнятой жизнью. Война — единственный путь все исправить. И ты должен быть готов.

Загадки, всегда загадки у этих Пророков.

— Зло, — процедил я сквозь зубы. — Какое зло? Когда? И как война может это исправить?

— Однажды, Элиас Витуриус, эти загадки станут тебе понятны. Но не сегодня.

Он замедлил шаг, когда мы подошли к казармам. Все двери были закрыты. Я не слышал проклятий, рыданий, храпа. Ни единого звука. Где мои люди?

— Они спят, — пояснил Каин. — Потому что той ночью не смыкали глаз. Сегодня их не будут тревожить мертвые в их снах. Это награда за доблесть.

Ничтожная награда. У них еще будет завтрашняя ночь, чтобы просыпаться с криками ужаса. И все остальные ночи…

— Ты не спросил про свой приз, — напомнил Каин, — за победу в Испытании.

— Я не хочу никакого приза. Только не за это.

— Тем не менее, — сказал Пророк, когда мы подошли к моей комнате, — ты его получишь. Твоя дверь будет заперта до рассвета. Никто тебя не побеспокоит. Даже Комендант.

Он вышел из казармы, а я смотрел ему вслед, с тяжелым сердцем думая над его словами о войне, о тенях и тьме.

Но я слишком устал, чтобы долго об этом думать. Все тело болело. Мне просто хотелось спать, хотелось забыть о том, что случилось, хотя бы на несколько часов. Я отбросил все мысли в сторону, отпер дверь и вошел в комнату.

41: Лайя

Дверь в мою камеру открылась, и я бросилась на звук, желая выскочить в коридор. Но холод проник в меня до самых костей. Конечности отяжелели, и чья-то рука легко поймала меня за талию.

— Дверь закрыта Пророками. — Рука отпустила меня. — Ты только поранишь себя.