Особые приметы - Хуан Гойтисоло

Чео принес два стакана коктейля. Альваро выпил свой залпом. Сегодня он часов с трех шатался по барам и теперь вспомнил, что его запас отрезвляющих «Алька-Зельтцер» подходит к концу. Надо бы дать телеграмму Долорес, мельком подумал он, пусть пришлет пополнение.

— Налить еще? — спросил Чео.

— Если хочешь, выпей мой, — предложила Сара. — Я больше не буду.

— Принеси-ка еще один, на всякий случай. А то вдруг завтра ром у тебя уже кончится — я же умру с досады.

— Бакарди у меня пока что есть. Не знаю только, смогу ли раздобыть фруктовых напитков и вод. Сегодня пришлось ездить доставать за город. Спасибо, приятель выручил, дал машину, а то хоть не открывай бар. — Краем глаза Чео следил за барменом у стойки. — Завтра у меня пиво будет в четыре.

— А много ты получил?

— Семь ящиков. За два часа ничего не останется. Люди теперь на деньги не смотрят, швыряют ими, будто конец света пришел. — Чео сильно затянулся сигарой. — Как ты думаешь, высадятся они?

— Не знаю. Я уже несколько дней стараюсь ни о чем не думать.

— Пусть только сунутся, мы им покажем, — горячо заговорила Сара. — Они могут нас убить, всех до одного, но мы никогда не сдадимся.

— Я человек мирный, — произнес Чео, — я даже в кино не люблю про войну.

Негр снова был в центре внимания. Теперь он танцевал с тремя девушками. Оркестр Чапоттина играл «Лучше всего». Темп был сумасшедший. Бебо протягивал руку одной девушке, на мгновение обнимал ее за талию, отпускал и тут же подавал руку второй, третья в это время танцевала одна напротив него, послушная ритму его движений, а он чуть приметно покачивал бедрами, подрагивал плечами, кивал головой в сдвинутой на затылок серой маленькой шляпе. Просто удивительно, как девушки успевали на лету улавливать намерения партнера и как точно их выполняли. Скрестив на груди могучие темные руки, Чео наблюдал за танцующими. Пластинка кончилась, он выключил музыкальный автомат и громко хлопнул в ладоши:

— Господа, двенадцать часов.

Бебо отирал платком пот со лба. Альваро познакомился с ним недели две-три назад, в баре, где был с Лидией. Бебо подсел тогда к их столику и с гордостью показал книжечку, удостоверяющую, что он возглавляет художественно-просветительную работу на кожевенной фабрике. С тех пор при встречах он сообщнически, как старый знакомый, поглядывал на Альваро, открывая в улыбке двойной ряд ровных, белых зубов.

Альваро расплачивался. Бебо дружески похлопал его по плечу.

— Как живем?

— Порядок.

— На полную катушку живем, парень. С Фиделем не задремлешь, такого наддал жару, только держись, поспевай. С американцев вся спесь слетела, так растерялись, что не знают, куда цилиндры свои положить.

Свежий воздух ночной улицы сразу же разогнал усталость. Отяжелевшая от рома голова опять стала ясной. Сара шла, положив голову ему на плечо, повиснув всем телом у него на руке. На углу он закурил сигарету.

— Если хочешь, зайдем куда-нибудь еще, выпьем рюмку-другую. Но предупреждаю — ненадолго. В час я ложусь спать.

— Что ж ты меня не поцелуешь? Разве можно так не по-божески? — спросила она. — Ну я тебя прошу.

— Перестань дурачиться, Сара. Я тебе почти в отцы гожусь.

— Ты милый и молодой, самый интересный, кого я когда-либо знала.

— Нас же увидят.

— Ну и пускай. — Они уже целовались. — Пусть знают, что мы с тобой любим друг друга.

Дружинник из районного Комитета защиты революции смотрел на них равнодушными глазами. Улица Акоста была пустынна. Подошвы ботинок прилипали к полурасплавленному от жары, еще не остывшему асфальту. Стены домов были обклеены революционными и патриотическими лозунгами: «СМЕРТЬ АМЕРИКАНСКИМ АГРЕССОРАМ!», «ОНИ НЕ ПРОЙДУТ!», «ВЕРХОВНЫЙ КОМАНДУЮЩИЙ! МЫ ВЫПОЛНИМ ТВОЙ ПРИКАЗ!». Они остановились перед плакатом, на котором был изображен Лумумба, лежащий ничком на земле, со связанными за спиною руками.

«КУБА НЕ КОНГО», — прочитала Сара.

Он ушел на несколько шагов вперед и окинул взглядом спящие молчаливые улицы Старой Гаваны, украшенные гирляндами пестрых флажков. На миг Альваро почудилось, что он в Андалузии. А вот и знакомый чугунный балкон с вазонами цветов. Дня три-четыре назад, окруженный ватагой любопытных быстроглазых мальчишек, Альваро снимал его своим «лингофом». Пленка была хорошая, но негативы показались ему не совсем удачными. Он попытал счастья еще раз. Просмотрев вторую пленку, Энрике заметил, что неуверенность Альваро в себе граничит с неврозом.

— Ты гоняешься за совершенством, которого не существует в природе.

— С некоторых пор я утратил контакт с окружающим. Еще каких-нибудь два года назад я снимал людей, и получалось неплохо. А теперь мне не даются даже решетки и камни. Честное слово, я не знаю, за что мне взяться.

— Очередная навязчивая идея, — резюмировал Энрике. — Сходил бы к психоаналитику, и дело с концом.

Они поехали в Ведадо. Волны выплескивались на асфальт, и открытая машина Альваро, которую он купил, прилетев на Кубу, шла сквозь облако водяной пыли. Прохладная морось мягко увлажняла лицо, терпкий вкус морской соли на губах был восхитителен; встречный ветерок, перелетая через ветровое стекло, ласково шевелил волосы. Малекон убегал вдаль, изогнутый и тонкий, как серп. По другую сторону залива вставали, сияя огнями, здания Гаваны — он еще ни разу не видал ее такой красивой, как в эту ночь. На фоне свинцового неба силуэты небоскребов со светящимися четырехугольниками окон казались большими ульями, где идет своя хлопотливая и очень уютная жизнь. С тех пор как началась блокада, движение в ночные часы уменьшилось. Зорко всматриваясь в горизонт, несли вахту у своих орудий артиллеристы береговых батарей. Над городом ежесекундно вспыхивал огромный световой лозунг «РОДИНА ИЛИ СМЕРТЬ. МЫ ПОБЕДИМ». На радиобашне горел красный огонь. Проехав парк Масео, Альваро свернул на Двадцать пятую улицу и остановил «моррис» у «Фламинго».

— Потанцуем? — предложила Сара.

Альваро выпил два дайкири, и, обнявшись, они закружились среди других пар, щека к щеке, губы к губам. Они танцевали и целовались. Люди вокруг них жили в каком-то убыстренном темпе, тратили деньги, не считая. Проведя день на военных занятиях или в наряде местного Комитета защиты революции, отработав положенные часы трудовой смены, мужчины и женщины спешили в бары, пили вино, танцевали, словно хотели взять все что можно от недолгих часов шумной, беспокойной передышки.

— Провокатор, контрреволюционер!

Звон разлетевшегося вдребезги стакана. Двое. Схватили друг друга за отвороты пиджаков. Придвинулись лицом к лицу.

— Пустите!

— Я видел! — Это выкрикнул элегантно одетый негр. — Он, паразит, писал в туалете контрреволюционные лозунги.

— Сами вы провокатор!

— Я же слышал, что ты сейчас тут врал и выдумывал!

— А вы кто такой?

— Мои документы вот! Я честный кубинец и революционер, а ты…

Их окружили. Хозяин бара безуспешно пытался разнять их. Кто-то посоветовал вызвать полицию.

— Уйдем отсюда, — сказал Альваро.

Подымаясь по лестнице, он несколько раз споткнулся.

Но освежающий ночной холодок снова оживил его. Спать расхотелось.

— Проводить тебя до «Свободной Гаваны»?

— Я бы не прочь еще чего-нибудь выпить.

— А тебе не станет плохо? — Сара вела его, нежно держа за руку.

— Нет.

— А то у меня в сумочке две таблетки аспирина.

— Спасибо, мне не надо.

В баре «Сент-Джонс» они столкнулись с компанией журналистов и фоторепортеров, прибывших в Гавану со всех концов света. Большинство из них Альваро знал еще по временам работы в агентстве. На Кубу их привело объявление блокады. Они слетелись сюда, словно стая коршунов, и вот уже несколько дней шныряли по редакциям газет и министерствам, пытаясь выведать что-нибудь в связи с предполагаемой высадкой американцев, которой так и не суждено было состояться. Они пригласили Альваро и Сару к своему столу, приветствуя коллегу насмешливыми жестами и улыбками.

— Смотрите-ка! Да он и вправду спился. Не зря нам про него в Париже рассказывали… Твое пьянство прославило тебя на всю Европу.

— Пьянство? Я абсолютно трезв.

— А ведь был многообещающим молодым талантом. Но вот вам результат: политика, дайкири, кубинки — и крышка, погиб человек ни за что ни про что…

Все засмеялись, а толстый аргентинец продекламировал эпитафию, сочиненную для Альваро его товарищами по Национальному совету культуры.

— Есть новости? — спросил Альваро, силясь сохранить хладнокровие.

— Днем прошел слух, будто на рассвете была предпринята попытка высадиться. Потом его опровергли.

— В Вашингтоне полагают, что Хрущев встретится с Кеннеди.

— Говорят, будто Кастро отдал приказ открывать огонь по американским самолетам.