Ариадна - Дженнифер Сэйнт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Много лет назад как раз за ранимость я и полюбила Диониса. Ведь она так отличала его от других богов. А теперь он мучился, и именно это очень меня тревожило. Может, я и мало чему научилась, но точно уяснила одно: страдающий бог опасен.
Глава 39
Он поднял паруса, и я было воодушевилась. Подумала уже, что мы домой идем. Но ошиблась. Он повернул к главной аргосской бухте, располагавшейся прямо у городских ворот, где Персей так презрительно с ним разговаривал. Сошел с корабля, зашагал по прибою, закричал, обращаясь к немым стенам. Он призывал аргивянок, и голос его громом рокотал над бухтой. Я наблюдала с палубы, как они птицами слетаются на городские стены.
– Аргивянки! – воскликнул Дионис. Гладкая речь его лилась густыми сливками, он раскрывал женщинам объятия. – Ваш бог призывает вас! Слушайте меня, ибо вы нужны мне, все до единой.
Лицо Диониса озарила улыбка, теплая, широкая, глаза его искрились восхитительным озорством, как в тот самый день, когда он впервые прибыл на Наксос, объятый ликованием после победы над работорговцами и просто неотразимый.
Они смотрели на него сверху настороженно, с опаской. И не двигались с места.
Он продолжал, а я гадала, почудилось ли мне за его цветистым многословием легкое колебание.
– Умилостивьте олимпийского бога! Придите ко мне и слушайте меня – больше ничего от вас не прошу. Царь ваш сказал обо мне неправду. Следуйте за могущественным богом – никакого греха и позора в том нет. Идите за мной и посвящайтесь в таинства Диониса. А не пожелаете остаться – держать вас не буду. Я лишь хочу разделить блаженство со всеми вами – и молодыми, и старыми, чудеса моих обрядов доступны всем! Ключ к самой жизни и смерти – вот какую тайну я могу вам приоткрыть, придите же и будете под моей защитой.
Они, конечно, не могли не расслышать угрозы, скрытой под этими до странности бессвязными словами.
А меня, наблюдавшую, как он упрашивает сотни женщин пойти за ним, сковал холод безысходности. Я была опустошена и в то же время уязвлена, унижена. Что мне-то делать теперь, когда мой муж, бог, возжаждал собрать вокруг себя всех женщин мира? Теперь, когда любовь, которую мы вместе взрастили, кажется, причиняет ему одни только страдания?
Однако аргивянки к нему не шли, и в груди моей затрепетал страх. Я, конечно, только того и хотела, чтобы они оставались на месте – может, тогда Дионис сдастся и уйдет, оставит их всех в покое, – но внутри крепла мрачная убежденность. Он не отступится.
– Следуйте за мной! – кричал он им. – Бросайте отцов и мужей, этих деспотов и угнетателей! Идите в леса с моими менадами и узнаете, что такое поистине свободная женщина!
Дионисом словно овладевало безумие, и я испугалась. Женщины на стенах качали головами, отворачивались. Я поняла, что он замыслил – увести их из города, посвятить в свои таинства. Думал, после этого Персей вынужден будет признать его культ, чтобы вернуть женщин.
Но ничего не получалось. Идти они явно не хотели. Дионис разъярялся все сильней, но аргивянки, по двое, по трое, спускались вниз, в свои безопасные жилища, и вот он уже кричал в пустоту.
Тогда он повернулся к городу спиной. Я увидела его лицо – чужое, лишенное всякого выражения. Он поднял свой жезл с листом плюща вместо наконечника и с грохотом обрушил на землю. Я вздрогнула. Он обнажил зубы, и из уст его полилась сплошным потоком та самая древняя, недоступная пониманию гортанная речь.
Сначала появились змеи – разматывая петли огромных тел, выползли из леса. Зашипели хором – словно разбушевавшиеся волны или обрушившийся на землю дождь. Небо над нами потемнело, и всю округу залило мертвенно-бледным сиянием.
Вот теперь женщины вышли, широкой рекой потекли из бронзовых ворот. Они падали, катались по земле, схватившись за головы, будто черепа их раскалывались. Они терзались, выли от боли, изо ртов их текли потоки невнятицы. Они сходили с ума, теряли человеческий облик.
Я вспомнила, как бились о палубу морские пираты, принявшие новое, неуклюжее и чуждое обличье. Подумала в ужасе, уж не решил ли Дионис аргивянок перевоплотить. Но, кажется, тела их не были затронуты, только разум. Они скрежетали зубами, стонали хором, а потом поднялись с земли и огромной волной, все как одна, хлынули в город. Слушая чудовищный вой, поднятый этой процессией, я вспоминала пронзительный плач афинских женщин по Федре. В пустом желудке сгустилась дурнота, и меня вывернуло, а по лицу от дикого страха потекли ручьями слезы.
Он что, решил их всех с ума свести? Такой урок им преподать? Вокруг него кишели змеи, откликнувшиеся на его зов, от диких женских воплей подрагивали небеса. Я смотрела на него во все глаза и думала, что же случилось с улыбчивым богом, который в мгновение ока снял с Мидаса проклятие.
А потом поняла, что больше не могу смотреть. Зажав руками рот, побежала под палубу, где жались друг к другу онемевшие от ужаса менады. Они испугались тоже, а значит, ярость, которой Дионис дал волю теперь, была им незнакома, он подвергся какой-то страшной перемене, и моя слабая надежда, что им известен способ предотвратить это, увяла.
– Как нам быть? – спросила я их в отчаянии.
За жуткими женскими криками послышался новый звук. Многоголосый блеющий плач, тоненький и пронзительный.
Я видела одного козленка, разорванного ими на куски в припадке безумия. Видела до сих пор, закрывая глаза, их руки, обхватившие его слабенькие ножки. Слышала его беспомощный вопль. Вспоминала бессмысленные и безучастные лица женщин, сомкнувшихся вокруг него. Я проклинала свою трусость и все же не могла заставить себя сойти с корабля и увидеть опять это зверство, совершающееся снова и снова.
Я осталась с менадами, мы стояли, крепко держась за руки. И ждали, когда это закончится.
Глава 40
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем все стихло. Кошмарные исступленные крики, отдававшиеся в моей голове, перешли в жуткое пение, от которого у меня кожа сползала с костей, а оно сменилось первобытными воплями сумасшедшего веселья. После я услышала плач. Сначала тихий, он усиливался, словно дождь. И наконец наступила тишина.
Я смотрела на перепуганных женщин, обступивших меня. Они явились к Дионису на Наксос в поисках священного убежища. Ради
