Кавалер умученных Жизелей (сборник) - Павел Козлофф

У Аллы было чувство, будто рядом Гватемал: такая братская любовь, какие-то флюиды. Но нити разговора не теряла:

– Да, жалко, что вы раньше не могли. Но вряд ли это что-то изменило. Она теперь уже простила всех.

Завтра утром предстояла процедура на Ваганьковском. И Алле очень захотелось, чтобы этот неожиданный Прибегин туда пришел. Ведь Маргарита, пусть незримо, будет там. Пускай предстанет перед нею сводный брат её мальчишек, и сможет попросить прощения за Алексея, олимпийского супруга. Да, будет хорошо, чтоб он пришел.

– Простите, Алла, будний день, у вас дела, – Борис смотрел едва не обреченно. – Что, если приглашу вас в ресторан?

Сегодня был забитый день, так много встреч. Но, непонятно почему, она ответила:

– Конечно. Давайте с вами съездим на Арбат. Пусть людно, но зато воспоминанья.

В довольно симпатичном ресторане их разместили без проблем и очень быстро – уютный столик в «фонаре» возле окна. Вид сквозь стекло мог быть и зрелищем и фоном, игрою бликов и движением фигур – эффект весьма глубокой тонировки и полной изоляции шумов.

– Если несложно, закажите за меня, – последовала просьба от Бориса. – Нечасто я бываю в ресторанах.

– Здесь не найдешь моих любимых блюд – «лохнес ин джюн» и отварное «йети». Но я, наверное, рискну из их меню хоть что-нибудь чуть-чуть поковырять. А вам, давайте, мяса и вина.

– Давайте. Я чуть-чуть поковыряю. Не буду же я есть, когда вы здесь.

– Тогда, давайте, будем пить вино. Ну, а потом – за руль поочередно. И будем мы в участке ночевать.

– Ну, нет уж, я такого не хочу. У них, наверно, много разных камер. И я тогда не буду видеть вас.

Тут Алла посмотрела на Бориса – сплошные шутки, строгие глаза. А взор его как будто вопрошал. Заметно, что пытался это сделать.

Шло время, а они ещё сидели. Пока Борис не вымучил вопрос:

– Что сделать, чтобы вы меня любили?

Алла серьезно посмотрела на него. Ещё серьезнее она ему сказала:

– Борис, давайте вспомним Перельмана. Недавно математик Перельман, его зовут в науке просто Гриша, дал доказательства блистательной гипотезе, какую выдвинул давно Пуанкаре. За сотню лет никто не доказал, как ни старался. Теперь гипотезу Пуанкаре считают теоремой Перельмана. Не знаю, я в науке не сильна.

Загвоздка вся у них в трехмерной сфере, которую представить невозможно. Поскольку это шар, натянутый на что-то, ушедшее в другое измеренье. Пуанкаре предположил гипотетический шнурок, и, что трехмерной сфере, ей одной, из всех фигур трехмерных измерений, как избранной, дано стянуться в точку, если тянуть за этот гипершнур. Это, пожалуй, трудно и представить. А Перельман не только доказал, но и почти что отказался взять награду. За это доказательство положен миллион.

Вы не пугайтесь, что я рассказала, не думайте, что я сошла с ума. Не стану вас терзать своей историей. Она вполне сродни трехмерной сфере, удачно стянутой немыслимым шнурком. Но дело в том, что я, как Перельман. А вы – как миллион передо мною.

И я отвечу, как и Перельман. Вот как пересказал их разговор директор фонда, присудившего награду. Вот приблизительный фрагмент из Telegraph: «Он сказал, что в какой-то момент сообщит мне о своем решении. Но не сказал и приблизительно, когда же это будет. Не думаю, что это будет завтра». «Не каждый день ведь кто-то, даже в шутку, реально размышляет о возможности про свой отказ от миллиона долларов».

Прошло полгода после смерти Маргариты, были исполнены все пункты завещания. Настал последний ритуальный день – прах Маргариты помещали на Ваганьково.

Из всех присутствующих только лишь Антон смотрел на ритуал, как на спектакль, задуманный капризною бабулей. «Уж больно ей хотелось, чтоб запомнили. Полгода будоражила всем память».

И только Алла, изо всех – одна, несла крупицу скорбного волненья. Она не забывала тетю Фальку, ей наивный, трогательный взгляд сквозь призму многих искренних утопий.

Народу собралось совсем немного: Андреев, Нойкин, Строев – три её богатыря, Таисия и Эдуард Семеныч; конечно – Вера, Катя и Антон.

Алла всем представила Бориса – он был с букетом и принес венок для братьев.

Пришел Олег Андреич Порываев. Он появился как-то сбоку, неожиданно, будто гулял по кладбищу и вышел к ним случайно.

Прах привезли в торжественном пакете – так урну получили в крематории.

И Катерине, как наследнице, душеприказчик отдал ключ, чтобы открыла склеп.

Она взяла салфетку протереть то место, между сыновьями. Но тут же обнаружила там что-то, наподобие пакета. Она достала. Оказалось, что пакет, как бы письмо.

Надписано рукою Маргариты: «Моим родным».

Катя в растерянности повернулась к Алле. Та бережно взяла нежданное посланье, и взглядом обратилась к Нойнину. Сергей умел принять решение:

– Читайте!

Алла глянула на первые слова и рассказала, как спросила:

– Сначала – обращение ко мне.

Нойкин тут же посоветовал, как надо:

– Если – не лично с просьбой к вам, и не семейные секреты поверяет, то, так уж нужно, – прочитайте все.

И Гольдина, с огромным пиететом, взялась читать послание к живым.

«Я знаю, Алла, ты удивлена, что я живых тревожу, когда меня уж нет. Но, если я болела тяжело, или от сердца умерла внезапно – в больнице, дома, но в присутствии людей, и смерть моя – естественный конец, то я прошу прощения за всё, и мой наказ – живите счастливо и долго.

Но если же насильственная смерть, что доказала экспертиза, но следствие ещё не обнаружило убийцу, пусть прочитают эту странную историю, пока что не имевшую последствий, но пропитавшую тревогою предчувствий мои, пока безоблачные дни.

Мне, в целом, на людей всегда везло, и я за это жизни благодарна. Все говорили, я открыта и доверчива, но разве дело – принимать людей в штыки? Однако же недавно вышел случай. Как вспомню, так, буквально холодею. Когда меня не то, что разыграл, а напугал своим преступным поведеньем случайный незнакомый человек. Тот юноша, лет двадцать с небольшим. И, вроде бы, назвался – Антуан.

Он подошел на вернисаже «Мир Искусства», и вдруг сказал: «Как рад, что я вас встретил. Не возражаете, я буду только рядом, чтобы смотреть с вниманьем экспонаты, какие выберет ваш утонченный в к ус».

Тут Алла смолкла – дух перевести. Кругом все ошарашено внимали. Но Катя все ловила на лету, и в ужасе на мужа посмотрела.

Тут он, за два огромнейших прыжка, был за оградой и метнулся по аллее. Только Борис, потомок олимпийцев, а, может быть, и вовсе – гончих псов, рванулся вслед, не медля ни секунды.

Уланов, форс-мажорной силой старта, сумел создать дистанцию отрыва. Он, краем глаза, справа, меж могил, увидел гроб на катафалке и толпу, в которой ему можно потеряться. Через секунду он воткнулся меж людей, и зашагал, поникнув головою.

Процессия приблизилась к могиле и стала строить круговое окруженье. Антон смотрел, как дальше выбираться, но кто-то вдруг схватил его за руку. И молвил голосом, с которым не поспоришь:

– Не дергаться и двигаться со мной.

P.S. У Порываева давно возникли подозренья. Еще когда разбился Шанцев. Эксперты, осмотрев машину, писали в заключении, что кто-то перерезал тормозные шланги. Олег Андреевич узнал, что Эдуард Семеныч предложил отрегулировать машину, когда Валера подвозил его. Он занимался с Шанцевской машиной накануне, а утром следующего дня Валера Шанцев улетел на ней же в Яузу.

Порываев посмотрел, что есть на Эдуарда, запросы сделал на его родню. И выяснил, что Эдуардов внук три месяца назад взял замуж Катерину, внучку Маргариты.

Эдуард Семенович «окручивал» Марго, когда погибли сыновья. Они разбились на машине, прошедшей техосмотр в том автосервисе, что обустроил «комендант».

А репутацию Антона можно в двух словах озвучить – он был почти что шулер, и намного больше, чем обычный жигало.

План был совместный, Эдуард достал ключи, а Антуан подсыпал Маргарите клофелин. Устроил на кушетке, придушил подушкой, включил конфорки. Вот только пес поганый укусил – Антон ногой ударил так, что бедный отлетел. С его клыков, и шерсти возле пасти смогли взять кровь и сделали анализ. А на икре Уланова недавно зажили следы укуса.

Замыслы у деда с внуком были дальние, могли осуществиться, но, Господь располагает.

Екатерине это было, как урок, и он пошел на пользу. Она теперь уж не плывет по воле волн, успешно учится в ИНЯЗе, посильно помогает маме Вере. Они теперь, все чаще, обитают на Грузинской.

Сюда нередко приезжает Алла – она забыла «Мариот-Тверскую». Когда есть время, Катя выезжает с ней на разные гастроли, знакомится с другими странами. Она не редко ездит к Ингеборге – та очень любит девочку, болеет за её успехи.

А после гонок на Ваганьковском, в тот жуткий день разоблачений, у Аллы и Бориса был короткий разговор. Она до этого полночи не спала, и вышла победителем всех искушений. Она давно вступила на одинокий, гордый путь. А впечатления, и чувства – всё проходит.