Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы - Григорий Ширман

14

Он с пьедестала вниз помог сойтиОкаменевшему как будто слову.С терпеньем, свойственным лишь птицелову,Сумел себя он вдруг перерасти.

Шептало слово: «Мастер, отпустиМеня на волю, дам тебе основуВсех матерьялов, подобру-здоровуДай ветром быть, не то навек прости!»

И слово вырвалось из рук, что птица,И потянуло ввысь всего меня,Как будто сам успел я воплотиться

В крылатый звук с чарующим повтором…И я, живой, с тех пор припал, звеня,Ко мрамору, дыханья нет в котором.

15  

Ко мрамору, дыханья нет в котором,Он подошел с решительным резцом,И в глыбу он с ликующим лицомВрубаться стал, сияя влажным взором.

Он камень бил с невиданным напором.Он вскрыл его и жизнь увидел в нем,Горящую пленительным огнем.Как моря блеск, чьи волны в беге скором.

Как пламя, страсть в его зажглась грудиК тому, что сам он сделал, вдохновенный.Готов был жизнь он в жертву принести.

И сжалилась рожденная из пены.Над мастером, и статуе нетленнойОн с пьедестала вниз помог сойти.

АВТОБИОГРАФИЯ *

Родился я на правом берегу Сожа, голубого притока синего Днепра. В книге метрических записей по местечку Кричев, Чериковск<ого> у<езда>, Гомельской губернии точно указано число, месяц и год моего рождения: 21 апреля 1898 г., под знаком Тельца. Считаю долгом заметить, что Григорий Ширман – мое действительное имя и фамилия, а отнюдь не презренный псевдоним. Таким образом, будущие века будут освобождены от многотомных казуистических споров, как это имело место в отношении творцов «Илиады» и «Гамлета», поныне остающихся в полумраке неизвестности.

Отец мой, подобно древним финикиянам, мало был знаком с социалистическими науками, считал торговлю вредным занятием и понемногу покупал и продавал невыделанные шкуры всевозможных зверей нашего обширного и дикого отечества. Мать моя до 1-го декабря 1917 г. занималась домашним хозяйством и по сие время, несмотря на пережитые тяжелые годы, осталась прекрасной хозяйкой. Она прилично готовит, и нередко на чужбине я вспоминал ее искусство, не превзойденное еще никем из московских кулинаров. На вопрос, чем занимались мои деды и в особенности прадеды, я ответить не могу. Возможно, что ничем они не занимались.

У меня пять младших братьев. Никто из них пока не обнаружил благосклонного внимания к музам. Поэтом я себя почувствовал еще в раннем детстве, но стихов почему-то не писал, а занимался астрономией и чем-то вроде алхимии. Мне хотелось смастерить такой телескоп, в котором виден был бы предел вселенной, и такой микроскоп, при помощи которого можно было бы увидать строение атома. Я составлял всевозможные системы линз, на огороде устроил обсерваторию, а в своей комнате – лабораторию. Но неизменно в своих инструментах я ничего, кроме тьмы кромешной и тумана непроницаемого, не видел. Тогда я взялся за чтение научных книг. Изучая строение вселенной и блуждая мыслью по просторам небес, я попался в плен Аполлону и навеки, по-видимому, сделался его жертвой. Пока не наступило еще то время, чтобы я мог открыто писать о тех далеко не мифических существах женского пола, влиявших на мои рифмованные строки. Ограничусь временно сим вразумительным намеком и уйду в молчание…

Первые мои стихи были напечатаны в одном скверном московском двухнедельнике в 1916 г. Затем я печатался в 1918 г. в «Жизни и творчестве русской молодежи». В 1924 г. под маркой издательства В.С.П. вышла моя первая книга стихов: «Машина тишины». В текущем 1925 г. под маркой того же издательства выходят в свет мои три новых книги стихов: «Нетова земля», «Клинопись молний» и «Созвездие змеи». Работаю сейчас над своей большой поэмой, о которой было объявлено в моей первой книге. На этом я теперь кончаю свою автобиографию, ибо нахожусь еще пока в живых и намерен в оном состоянии находиться довольно продолжительное время.

29/7 – 1925 г. Москва

Григорий Ширман

Автобиография *

Родился 21 апреля 1898 г. в местечке Кричеве Чериковского уезда бывшей Могилевской губернии в еврейской семье. В 1905 г. родители привезли меня в город Рославль Смоленской губернии, где с большим трудом при существовавшей в оны годы процентной норме для лиц иудейского вероисповедания получил, наконец, аттестат зрелости. С осени 1916 г. по декабрь 1920 г. учился на Медфаке 1-го МГУ. По 15 июля 1925 г. состоял врачом-ординатором при Роддоме им. Сеченова. Занимаюсь медицинской практикой по сие время. Писать стихи начал «в раннем детстве», занимался астрономией, хотел непременно быть астрономом. До сих пор с большим удовольствием иногда прочитываю кое-что из многочисленных трудов по этой великолепной отрасли науки. Первые стихи напечатал в каком-то скверном московском двухнедельнике в ноябре 1916 г. Под псевдонимом «Г. Ширмант» печатался в 1918 г. в журнале «Жизнь и творчество русской молодежи». Первая книга стихов вышла в издании Всероссийского Союза Поэтов в 1924 г. – «Машина тишины». В 1926 г. в том же издательстве вышли «Карусель Зодиака», «Созвездие Змеи», «Череп» и «Клинопись молний». Готово к печати и осенью сего года выйдет «Апокрифы». Также готова большая поэма «Песнь о Хаосе».

2/IV 1927

МОЙ ОТЕЦ – ГРИГОРИЙ ШИРМАН

Григорий Яковлевич Ширман родился 4 мая 1898 г. в м. Кричеве Могилевской губернии. Детство провел в г. Рославле, где и закончил гимназию с золотой медалью. В 1916 г. приехал в Москву поступать в Московский университет, который и окончил в 1921 г., сразу и медицинский, и историко-филологический факультеты.

По приезде в Москву сначала скитался по углам. Его родители были многодетными (пять сыновей, папа – самый старший) и помочь не могли. Затем, во время революции, освобождалось много жилплощади, и он с товарищами поселился в большом 6-этажном доме на Никитской улице, напротив Консерватории. Сначала они жили на 3-м этаже. Зимой было холодно, топили чем придется, в ход шел даже паркет. Затем папа перебрался на 6-й этаж – там паркет еще был в целости, да и «лихим людям» тяжело было подниматься так высоко. Потом он эту комнату (метров 50) отдал своим младшим братьям, которые в это время тоже перебрались в Москву. Двое из братьев так и остались жить в этой комнате, и я помню, как тяжело было подниматься на высокий 6-й этаж, когда мы их навещали.

Тогда всё было проще, неразбериха во всем. Папа иногда даже сдавал за братьев экзамены в учебных заведениях. Причем братья просили его об этом практически накануне экзамена. Старший брат только интересовался, какой предмет надо сдавать (физика, химия, математика, литература, языки – он прекрасно владел как точными, так и гуманитарными науками), и блестяще справлялся с экзаме­нами.

Студентом папа очень любил ходить в музеи, театры (рассказывал, что прекрасно изучил роспись потолка и люстру Большого театра), всерьез интересовался антиквариатом. В дальнейшем, когда он «оперился», стал успешным врачом и его благосостояние улучшилось, он собирал живопись, предметы прикладного искусства – любил красоту.

В год окончания университета Григорий Ширман женился. Мама, Ксения Сергеевна, урожденная Леденёва, была на 5 лет его моложе, 1903 г. рождения. Мама была очень красивой, даже в старости (она прожила почти 93 года). Папа всегда звал ее Ксеничкой, никак иначе. Жили они на Арбате, в доме, где потом был магазин «Самоцветы», напротив Вахтанговского театра. Соседствовали с Бромлеями (бывший владелец машиностроительного завода, впоследствии, по-моему, «Красный Пролетарий»).

В 1924 г. у них родилась дочка Тамарочка. Они были счастливы. Начался самый плодотворный период папиной поэтической деятельности, расцвет его творчества. Как рассказывала мама, они постоянно ходили на поэтические вечера, папа участвовал в различных поэтических кружках, активно печатался. Завязались знакомства, а может быть и дружба, с поэтами-современниками: С. Есениным, Н. Минаевым и др. Поэт Николай Минаев даже ухаживал за маминой подругой по гимназии Зоей Сотниковой. Дружил отец и с художником Константином Юоном, оформившим его сборник «Созвездие Змеи» и написавшим его портрет.

(После папиной смерти я решила, с маминого разрешения, отнести в Литературный Музей его книги и автографы от других поэтов. Точно помню автограф С. Есенина папе, написанный простым карандашом, очень красивым мелким почерком. В Литературном музее эти материалы у меня взяли, даже не сказали «спасибо», а я и не знала, что нужно было взять хотя бы расписку.)