Капитал в XXI веке - Томас Пикетти

Итак, современный рост, основанный на росте производительности и распространении знаний, позволил избежать марксистского апокалипсиса, уравновесив процесс накопления капитала. Однако он не изменил глубинные основы капитала — или, по крайней мере, не уменьшил его макроэкономическое значение по отношению к труду. Теперь мы должны изучить, что происходит с распределением доходов и имущества: в какой мере структура неравенства изменилась с XIX века в соотношении с капиталом и трудом?

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. СТРУКТУРА НЕРАВЕНСТВА

Глава 7. Неравенство и концентрация: первые ориентиры

Во второй части книги мы исследовали динамику соотношения между капиталом и доходом в различных странах и глобальное распределение национального дохода между доходами с капитала и трудовыми доходами, но не рассматривали детально неравенство в доходах и во владении имуществом на личном уровне. Мы проанализировали, как повлияли потрясения 1914–1945 годов на соотношение между капиталом и доходом и на распределение дохода между капиталом и трудом в течение XX века; от этих потрясений Европа и весь мир оправились лишь недавно, из-за чего и возникает впечатление, будто имущественный капитализм, процветавший в начале двадцать первого столетия, представляет собой совершенно новое явление. На самом деле речь в значительной мере идет о повторении прошлого, которое характеризовалось медленным ростом, как в XIX веке.

В третьей части нам следует перейти к изучению таких категорий, как неравенство и распределение дохода на индивидуальном уровне. В следующих главах мы увидим, что мировые войны и политика, проводившаяся после их завершения, сыграли ключевую роль в процессе сокращения неравенства в XX веке, который, вопреки оптимистичным предсказаниям теории Кузнеца, вовсе не был естественным и спонтанным. Мы также увидим, что неравенство заметно увеличилось с 1970-1980-х годов, хотя этот процесс протекал по-разному в разных странах, что показывает важную роль различий в институтах и проводимой политике. Мы также изучим эволюцию относительного значения наследства и трудовых доходов в очень долгосрочной перспективе как с исторической, так и с теоретической точки зрения: откуда взялось широко распространенное представление о том, что современный рост обеспечивает преимущество труда перед наследством, компетентности перед происхождением? Можем ли мы быть в этом уверены? Наконец, в последней главе третьей части мы исследуем перспективы эволюции распределения имущества в ближайшие десятилетия в мировом масштабе: будет ли неравенство в XXI веке еще сильнее, чем в девятнадцатом? А может быть, оно уже сейчас сильнее? Чем структура неравенства в современном мире отличается от структуры неравенства в эпоху промышленной революции или в традиционных аграрных обществах? Вторая часть подсказала нам некоторые идеи, однако лишь анализ структуры неравенства на индивидуальном уровне позволит нам ответить на этот ключевой вопрос.

Прежде чем двигаться по этому пути, в этой главе мы ознакомимся с ключевыми понятиями и цифрами. Для начала отметим, что в любом обществе неравенство в доходах можно разложить на три категории: неравенство в трудовых доходах, неравенство в собственности на капитал и в получаемых с него доходах и связь между этими составляющими. Знаменитый монолог, который Вотрен произносит перед Растиньяком в романе «Отец Горио», служит лучшим введением в проблематику.

«Отец Горио» был издан в 1835 году и стал одним из самых известных романов Бальзака. Он, бесспорно, представляет собой наиболее совершенное литературное отражение структуры неравенства в обществе XIX века и той ключевой роли, которую играло наследство и имущество.

Сюжет «Отца Горио» прозрачен. Бывший рабочий-вермишельщик отец Горио сколотил состояние на макаронах и зерне во времена Революции и в наполеоновскую эпоху. Оставшись вдовцом, он пожертвовал всем, чтобы выдать замуж своих дочерей. Дельфину и Анастасию, за представителей высшего парижского света 1810-1820-х годов. Себе он оставил денег лишь на проживание и столование в грязном пансионе, где встретил Эжена де Растиньяка, выходца из обедневшей дворянской семьи, приехавшего из провинции в Париж изучать право. Честолюбивый, но подавленный своей бедностью, Эжен стал ухаживать за дальней родственницей, чтобы попасть в роскошные салоны, где часто бывали представители знати, крупной буржуазии и финансовых кругов эпохи Реставрации. Вскоре он влюбился в Дельфину, которую бросил муж, барон Нусинген, банкир, пустивший приданое своей жены на различные спекуляции. Иллюзии Растиньяка быстро рассеялись, когда ему раскрылся весь цинизм общества, полностью развращенного деньгами. Он с ужасом узнал, что дочери, стыдившиеся отца Горио, бросили его и не желали его видеть после того, как заполучили его деньги; они заботились лишь о своем успехе в высшем обществе. Старик умер в ужасающей нищете и в одиночестве. На его похороны пришел один Растиньяк. Однако, едва покинув кладбище Пер-Лашез, Растиньяк, очарованный великолепием особняков, возвышавшихся на берегу Сены, решил покорить столицу: «Кто теперь победит, ты или я?» Нравственное и социальное воспитание окончено, теперь и он не будет знать жалости.

Самый мрачный эпизод романа, когда социальная и нравственная альтернатива, стоящая перед Растиньяком, раскрывается наиболее ясно и откровенно, — это, безусловно, монолог, который произносит перед ним Вотрен в середине произведения[215]. Вотрен, еще один постоялец жалкого пансиона Вокер, человек скользкий, умеет красиво говорить и пленять собеседника, но при этом скрывает свое каторжное прошлое, подобно Эдмону Дантесу в «Графе Монте-Кристо» или Жану Вальжану в «Отверженных». Однако, в отличие от этих двух в целом положительных персонажей, Вотрен — герой отрицательный и циничный. Он пытается сделать Растиньяка соучастником убийства с целью завладеть наследством жертвы. Перед этим он произносит очень точную и пугающую речь о различных судьбах, которые ждут молодого человека вроде Растиньяка во французском обществе той поры.

Вкратце, Вотрен объясняет Растиньяку, что возможность добиться успеха в обществе благодаря учебе, личным достоинствам и труду — иллюзия. Он подробно описывает ему различные пути, которые он может выбрать, завершив обучение, например, в юриспруденции или медицине, т. е. в областях, где успех в принципе предопределяется логикой профессиональной конкуренции, а не наследственным состоянием. Вотрен рассказывает Растиньяку, на какой именно ежегодный доход он может рассчитывать в этом случае. Из его рассуждений следует однозначный вывод: даже если он получит лучший юридический диплом среди всех юношей Парижа и сделает самую блестящую и головокружительную карьеру в области права, что потребует немало компромиссов, ему все равно придется довольствоваться скромными доходами и отказаться от мысли о достижении настоящего благосостояния: