Катастрофа Московского царства - Сергей Юрьевич Шокарев

из опасений, «чтобы не помешали немецкие люди пути на очищение Московского государства». Летописец, симпатизировавший Пожарскому, слукавил. Из документов видно, что «власти» ополчения выступили инициаторами обсуждения вопроса о шведском принце и внимательно отнеслись к предложениям новгородцев. Пожарский от имени ополчения согласился с кандидатурой королевича, но требовал,

чтоб нам всем людей Российского государьства в соединении быть, и обрати б на Московское государьство государя царя и великого князя, государьского сына, толко б был в православной крестьянской вере греческого закона.

Как можно видеть, важным аргументом стало беспокойство за судьбу Новгорода и территориальную целостность державы. Для обсуждения вопроса о будущем царе руководство ополчения в июне направило грамоты в города с требованием прислать «для общего земского совета, изо всяких чинов человека по два и по три». Выборные должны были участвовать в будущих переговорах с новгородцами, но этого не случилось.

Переговоры с Великим Новгородом велись в мае – июле 1612 года. Состав посольства от ополчения представляет особый интерес. 12 мая в Новгород для переговоров «о земском деле» поехала делегация во главе с С. Л. Татищевым, представлявшая городовые дворянские корпорации, входившие в ополчение, – смоленскую, казанскую, нижегородскую, вяземскую, дорогобужскую, ржевскую, зубцовскую, можайскую, волоцкую, бельскую, старицкую, тверскую, кашинскую, новоторжскую, угличскую, ярославскую, костромскую, рязанскую, касимовскую, шацкую и другие. Таким образом, ополчение Пожарского и Минина могло уверенно говорить от «всея земли» – географический охват был значительным. Ярославских деятелей очень волновало, как в Новгороде обстоят дела с православием – не угнетают ли его «немцы», на что новгородцы отвечали, что православные живут «по-прежнему безо всякой скорби». Второе посольство отправилось в Новгород 26–27 июля 1612 года. Вскоре после этого ополчение покинуло Ярославль, и обмен посольствами прекратился. Позднее вопрос о кандидатуре принца осложнился. Карл IX скончался, на престол вступил его старший сын Густав Адольф, королевич Карл Филипп не торопился в Новгород, а шведы захватывали все новые территории в Новгородской земле. «Карл Филип Карлович» в качестве кандидата на русский трон постепенно превращался во «Владислава Жигимонтовича»…

В Ярославле существенно пополнились силы ополчения. Его численность возросла примерно до 10–11 тысяч, из них было около 7–8 тысяч дворян и 3 тысячи казаков. Количество даточных людей не поддается исчислению.

Как уже говорилось выше, за время ярославского «стояния» в лагере ополчения были созданы приказы (Поместному приказу даже удавалось раздавать поместья). Решались разнообразные дела, в том числе не связанные с организацией ополчения: имущественные и другие споры, жалобы и т. д. Был учрежден Денежный двор и велась чеканка монеты с именем царя Федора Ивановича, последнего из царей, легитимность которого была вне всяких сомнений. Однако вес ярославской копейки был ниже, чем у монеты прежних времен, что естественно: давал о себе знать финансовый кризис.

Первоначально документы нижегородского ополчения скреплялись личной печатью князя Пожарского с изображением двух дерущихся львов, стоящих на задних лапах. Между задних лап львов лежала мертвая голова, которую клевала хищная птица. По образцу этой печати была изготовлена другая: в щите изображен орел, клюющий мертвую голову, щит держат два льва, над щитом – корона, под щитом – извивающийся дракон. По краям печати шла надпись: «Стольник и воевода и князь Дмитрий Михайловичь Пожарсково Стародубсково». После прихода под Москву документы объединенного ополчения скреплялись «земской» печатью подмосковного ополчения: одноглавый орел с широко раскрытым клювом. Заметим, что до июня 1611 года грамоты подмосковного ополчения скреплялись личной печатью его главы – П. П. Ляпунова.

Ярославское «стояние» и неторопливость нижегородского ополчения вызывали нервные переживания под Москвой. Особенно беспокоились власти Троице-Сергиева монастыря, призывавшие Пожарского спешить на соединение с Трубецким и Заруцким. Однако князь Дмитрий Михайлович, по выражению Авраамия Палицына, «писание от обители в презрение положи, пребысть в Ярославле многа время». Тревожились и лидеры подмосковного ополчения, тем более что Пожарский резко осудил принятие ими присяги Лжедмитрию III. В мае досадное недоразумение по имени Лжедмитрий III (Сидорка) было исправлено: воевода подмосковного ополчения И. В. Глазун Плещеев внезапно «прозрел» и арестовал самозванца (20 мая). Трубецкой и Заруцкий отправили в Ярославль посольство с покаянной грамотой, сообщая, что «крест меж себя целовали» «тому Вору не служити», «Марины и сына ее на Московское государство не хотети», а вместе со всеми стоять против польских и литовских людей (6 июня). Пожарский и Минин встретили посольство холодно, обещали идти на помощь, но не двинулись. Возможно, это переполнило чашу терпения Заруцкого, и он решил устранить Пожарского. Посланный атаманом казак Стенька пытался ударить князя ножом, но в тесноте промахнулся и ранил другого казака, Романа, в ногу. Незадачливого убийцу схватили и пытали, он покаялся и назвал сообщников. Пожарский настоял, чтобы их не убивали. «Пискаревский летописец» сообщает, что Заруцкий также использовал против князя Дмитрия Михайловича колдовство, велев «испортить» его, и от этой болезни князь страдал впоследствии. Пожарский сообщил о покушении на свою жизнь Трубецкому, что, по-видимому, стало одной из причин раскола подмосковного ополчения и ухода Заруцкого из «таборов».

Бои за Москву

24 июля к Москве отправились первые отряды нижегородского ополчения численностью в 400 человек во главе с воеводами Михаилом Самсоновичем Дмитриевым и Федором Левашевым. Основной причиной, по которой Пожарский принял решение о начале похода, стали известия о приближении к столице гетмана Ходкевича. Отряд Ходкевича насчитывал 10 тысяч человек, не считая значительного обоза. Перед лицом этой угрозы внутренние распри должны были утихнуть. Ранее королевскому гарнизону уже удалось воспользоваться тем, что блокада Москвы была неполной. 27 июня Госевский вывел уставших солдат, которых сменили 11 хоругвей польско-литовской кавалерии и пехоты и 4 сотни запорожцев. Новым командующим стал полковник Николай Струсь. Вслед за Дмитриевым к Москве был послан и второй отряд – князя Д. П. Лопаты Пожарского численностью 700 всадников (2 августа).

Отряды М. С. Дмитриева и князя Д. П. Лопаты Пожарского встали под Москвой – отдельно от «таборов» Трубецкого – в особых «острожках» у Петровских и Тверских ворот Белого города. Их появление спасло дворян «украинных» городов: они укрылись в острожке Дмитриева, спасаясь от казаков Заруцкого, намеревавшихся их перебить.

Через несколько дней в подмосковных «таборах» произошел раскол. Заруцкий понимал, что с приходом ополчения может лишиться не только своего влияния, но и жизни. 28 июля, увлекши за собой «мало не половину войска» (примерно 2,5 тысячи казаков), он отступил к Коломне, где находились Марина Мнишек и ее «царенок» со своим «двором», а затем, ограбив город, двинулся в Рязанскую землю и занял Михайлов. Атаман объявил себя слугой «царицы Марии Юрьевны и царевича Ивана Дмитриевича». Современники свидетельствуют, что между Заруцким и Мариной возникла