Пять поэм - Низами Гянджеви

Жалоба второго узника

У этого узника был прекрасный сад, который понравился Раст-Раушану. Везир пожелал купить его, но владелец отказался. Тогда он отнял сад силой и заключил владельца в тюрьму, чтобы тот не жаловался.

Жалоба третьего узника

Он был купцом, плавал по морям, торговал. Как-то он привез в столицу продавать дивный жемчуг. Везиру жемчуг понравился, он взял его, но денег не заплатил. Когда купец попытался искать правды, его бросили в тюрьму.

Жалоба четвертого узника

Он был музыкантом. У него была красивая возлюбленная, певица. Везир забрал ее себе. Когда музыкант попытался увидеться с ней, его схватили и заключили в тюрьму.

Жалоба пятого узника

Пятый молвил: «О владыка мира, чей шатер, Над землей четыре гордых купола простер! Я — правитель пограничной области твоей, Верный раб твой; я покорен был царю царей. Я о пользе государства думал, о мой шах, Серьги верности владыке у меня в ушах. Благосклонность и величье шаха и Яздан Даровали мне богатство, достоянье, сан. И, молясь, чтоб долголетьем шах был одарен, Был я в милостыне щедрым, как велит закон. Раздавал я бедным людям хлеб и серебро, Ради счастья падишаха делал я добро. Люди радовались, если в город я въезжал, Мудрецов, мужей науки в круг я собирал. Благоденствием и счастьем одарен я был, И другим я часть достатка раздавать решил. Серебром дарил я бедных вдов, сирот, детей; Не было людей голодных в области моей. Помощи, бывало, просят — помощь я даю, Падающему я руку простирал свою. Если кто-либо, бывало, попадет в беду — Я спасать его немедля с помощью иду. Край богат был. Получал я много податей. Раздавал я много, тратил много на гостей. Я сводил доход с расходом, в счете был не плох. Был народ простой доволен, был доволен бог. А когда везир твой первый услыхал о том, В гневе он котел насилья вскипятил ключом. Взял меня под стражу, власти он лишил меня, Мира, и добра, и счастья он лишил меня. Он сказал: «Не сам богатства собираешь ты, Государственные средства расточаешь ты! Или ты алхимик тайный? Ибо ты богат Непомерно! Иль огромный отыскал ты клад? Овладеть твоим богатством скрытым должен я, Сам отдай, не то отскочит голова твоя!» И забрал себе он силой все, чем я владел; Думал, что я клад скрываю, взять меня велел. Истязал меня жестоко, истомил меня И в цепях, в тюрьме подземной позабыл меня. Так — с семьей, с детьми в разлуке — вот уже пять лет Я томлюсь; не выйти, думал, больше мне на свет». Шах вернул ему богатство, одарил его, В область прежнюю к правленью возвратил его.

Жалоба шестого узника

Был тогда шестой к Бахраму узник приведен, От темницы, как от хмеля, вдруг очнулся он. Он, произнеся молитву, пал лицом во прах: «О пекущийся о бедных, милосердный шах! Курд я родом, и от знатных я происхожу, С юности своей тебе я воином служу. И в твоих походах прежде я с тобой ходил, Мой отец в войсках у шаха старого служил. Как мои служили предки в прежние года, Я — на жизнь и смерть — владыке верен был всегда. Я во всех боях сражался, жизни не щадил, Изнурил в походах силу и изранен был. Наконец ты, справедливый, сам — своей рукой — Наградил меня за службу домом и землей. И пахал я эту землю с помощью волов, И в поход по зову шаха был пойти готов. Но везир-насильник, бедных воинов тесня, Клок земли, тобою данный, отнял у меня. Кроме поля, я доходов не имел других, От земли жену кормил я и детей своих. Я не раз потом к везиру с жалобой ходил; Впал в нужду и, ради бога, помощи просил. Умолял я справедливо поступить со мной, Сжалиться его просил я над моей семьей,— Жалованье из дивана мне установить Или мне надел земельный прежний возвратить. Закричал тут на меня он гневно: «Замолчи! Не нужны теперь нам стрелы ваши и мечи! Мир у нас! Никто не смеет шаху угрожать! Царь наш мудр, он не намерен больше воевать. Не грозит стране опасность больше от войны. Очень дороги казне вы! Вы нам не нужны! Ты же сам не будь ленивым! Сам — без дальних слов — Поработай землекопом, — будешь сыт, здоров! А не хочешь, то запомни: спор со мной — во зло… Продавай коня, оружье, сбрую и седло!» Я ответил: «Дива злобы, князь, остерегись. Немощен я, весь изранен. Бога устрашись! Верно я служил, обиды я себе не ждал, Видишь сам, как я на службе шаху пострадал. Ночью ты лежал на ложе мягком, в холодке, Я же, сна не зная, в битву шел с мечом в руке. В жизни ты не видел горя, знал лишь свой калам; Я — мечом своим и кровью — был защитой вам. Бился я мечом во славу шаха моего,— Ты каламом истребляешь воинство его. То, что дал мне шах, верни мне! Или же — клянусь — С жалобой за стремя шаха сам я ухвачусь!» На меня везир свирепо, как дракон, взглянул, Разъярился он, чернила мне в лицо плеснул. Крикнул: «Ты меня пугаешь, будто ты — поток, Будто я перед тобою что земли комок. Ах, глупец ты и невежда! То ты низко льстишь, То пожаловаться шаху на меня грозишь? Знай, что это сам я шаха посадил на трон, Без меня рукою двинуть не решится он. Под моей пятою шахи! Все они — вот тут! По моим лишь указаньям все они живут! Если бы они не стали слушать слов моих, Коршуны бы расклевали головы у них!» Так он, честь мою и славу добрую черня, Отнял у меня оружье, сбрую и коня. Палачам потом меня он бичевать велел, И в цепях в зиндан подземный отослать велел. Я в целях, в зиндане этом, просидел шесть лет, Думал, что к свободе, к жизни мне возврата нет». Обласкал бойца седого справедливый шах, Наградил его великий и счастливый шах. И Бахрам в глазах бедняги радость увидал И надел ему земельный вдвое больше дал.