Россия и ислам. Том 1 - Марк Батунский

84 Т. е. булгарах.

85 Мелиоранский П. Заимствованные восточные слова. С. 116.

86 Благова Г.Ф. Историко-этимологические заметки. С.322.

87 Крачковский И.Ю. Очерки по истории русской арабистики. С. 23.

88 Книги временныя и образныя Георгия Мниха, славянорусский перевод (XI в., в списках XIII–XIV вв.); Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе. T. I. Текст. Пг., 1920. T. II. Исследования. Л., 1930; T. III. Словарь. Л., 1930.

89 Благова Г.Ф. Историко-этимологические заметки.

90 Крачковский И.Ю. Очерки… С. 20, 21, 24.

91 Надо, впрочем, согласиться с A.M. Martinet, что знание этимологии может помочь объяснить некоторые изменения смысла: расширение или сужение значения слов, например. Но современное значение слова можно установить лишь на основе синхронного анализа (см. подробно: Martinet А. Homonymes et Polysémis // Linguistique. P. 1974. Vol. 10. fasc. 2. P. 37–57).

92 При их же анализе надо будет учитывать: I) семантические окказионализмы (например, либо расширение значения слова «ислам» – использование видового наименования вместо родового, скажем тогда, когда он отождествлялся со всем Востоком, или его сужение, скажем, когда он отождествлялся лишь с тюрками); 2) разнообразные типы паронимии – замена незнакомого слова известным на основе звуковой близости и т. д.

93 Даже самый приблизительный обзор покажет, что определения ислама как ереси не только крайне редки, но и, как правило, являются функционально не нагруженными, не вошли в употребительную лексику, носят случайный характер и механически повторяли (притом в самой что ни на есть краткой форме) те или иные византийские или западноевропейские формулировки. Они не разрабатывались далее и никак не подключались к тематическому уровню собственно русских произведений о конфессиональном и этническом конфликте с мусульманством. Ясно, что для принципа зрительной наглядности – требующего поиска нестандартных сопоставлений, создания неожиданных и точных чувственно осязаемых ассоциаций – этот ход был совершенно бесполезным. По-видимому, вообще старорусской литературе об исламе присуще мозаичное построение контекстов, группирующихся вокруг чувственной экспрессии ведущего образа.

94 Варвар – Турок, о чем не раз говорится, например, в «Истории…» Нестора Искандера. Что касается существительного «тьма» (и сопутствующего ему прилагательного «черный», в совокупности своей противопоставляемого «Светлой Руси»), то здесь по отношению к мусульманам применялись те же выразительные определения, что и ранее в отношении кочевников, особенно к татаро-монголам. Такие же определения в полной силе сохраняются и поныне в русской литературе. Так, в книге стихов поэта Н. Рубцова «Последний пароход» (М., 1973) есть такие строки: «И Чингиз-хана сумрачная тень над целым миром солнце затмевала. И черный дым летел за перевалы к стоянкам светлых русских деревень».

95 Поэтому-то, в частности, нельзя считать универсально-масштабными и ахронно-действующими такие, к примеру, характеристики Слова: «его эстетическое значение неисчерпаемо» (Шульская О.В. Слово дым в русской поэзии // Проблемы структурной лингвистики. 1979. С. 226); оно «погружается в неисчерпаемое богатство и противоречивое многообразие самого предмета, в его «девственную», еще «несказанную» природу» (Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 91) и т. д. Во всяком случае, за словом «Ислам» значения были весьма стабильно закреплены; объем возможностей для его «погружения в неисчерпаемое богатство и противоречивое многообразие самого предмета» изначально оказался сильнейше суженным, и в любом контексте оно воспринималось любым носителем русского языка как нечто по крайней мере одиозное.

96 К своим замечаниям по поводу историко-этимологических исследований добавлю здесь соображения об актуальности и иной задачи – многоаспектно исследовать языковые явления и строить лингвистический анализ на едином лингвистическом основании. Сочтем минимальной единицей синтаксического анализа единицу двустороннюю – монему. Способ объединения монем – функция – так же, как и монема, наделен не только формой, но и смысловым содержанием. Классификация монем по функциям дает возможность представить в сбалансированном виде описание содержательного и формального планов (см. подробно: Grammaire fonétionnelle du français / Sous la dir. d’A.Martinet. Red d’ A. Martinet et de J. Martinet. Paris. Diedier. 1979).

97 Словом, с одной стороны, есть «центр» – костяк, стабильный каркас системы, который представлен вписывающимися в нее установками и символами, вербально признаваемыми всеми членами общества, а с другой – «слабые» зоны системы. Они представлены несистемными установками, символами и оппозициями, нейтрализуемыми или не принятыми у части членов общества или варьирующимися от индивида к индивиду. Встает, следовательно, задача детального анализа «морфологии культуры», то есть того, как «центр» и «периферия» означают одно и то же различными формами, каковы формальные вариации одной и той же долженствующей быть обязательной «идеологической мелодии», – в том случае, когда в разных текстах культуры (точнее будет даже говорить о появлении субкодов, характеризующих различные подгруппы языкового коллектива) они включаются в разные контексты, и как, наконец, она может в конечном счете радикально переинтерпретироваться и реструктироваться. В таких случаях вероятна ситуация, когда уже «периферия» выступает в качестве «распределителя ролей», элемента, ответственного за структурализацию всех прочих компонентов культуры – или той или иной ее сферы. Ниже я постараюсь показать, как в ходе прагматизации внешнеполитической (и примыкающих к ней) сферы русской культуры начались пространственные и интеллектуальные поиски, породившие существенные изменения в процессе восприятия и концептуализации исламских феноменов.

98 Опубликовано в «Православном палестинском сборнике». XV. Вып. 3. СПб., 1896.

99 См. также: Чижевский Д. Меры расстояний и размеров в «Хожении» игумена Даниила // Russian Linguistics. 1. 1974. P. 251–253.

100 Першиц А.И. Этнографические сведения об арабах в русских «Хожениях» XII–XVII вв. // Советская этнография. 1951, № 4. С. 144.

101 Например: в Хооузме (Хомс) «арапов мало, а христиан много», в Антея же (Антиохия) «христиан мало, а боле срацине» и т. д. Правда, как язвительно заметил Крачковский, у Василия «Дамаск оказывается на Евфрте» (Крачковский И.Ю. Очерки… С. 17).

102 См. подробно: Прокофьев Н.И. Русские хождения XII–XV вв. // Ученые записки Московского государственного педагогического института. 1970. Т. 263. С. 128–134. Богатый, хотя и спорный в некоторых своих обобщающих пластах (особенно тогда, когда речь идет о «функциональной дифференциации» привлекаемых к анализу источников), материал на эту же тему см.: Seeman K.-D. Die altrussische Wallfahrtsliteratur. Theorie und Geschi-chte eines literarischen Genres. München: Fink, 1976.

103 Пашуто B.T. Итоги и проблемы изучения внешней политики Русского государства с древнейших времен до начала XVIII века // Итоги и задачи изучения внешней политики России. С. 61.

104 Крачковский привлекает внимание и к столь интересной фигуре, как пробывший сорок дней «во граде Египте» (1493 г.) казначей великого князя Михаил Григорьев – «один из образованнейших людей Московской Руси». Уже то обстоятельство, что иногда он величается Михаил Гиреев, «дает возможность предполагать его татарское происхождение». Крачковский далее присоединяется к гипотезе Шахматова, согласно которой Григорьева следует идентифицировать с лицом, носившим имя Мисюрь Мунехин. Может быть, в прозвище Мисюрь отразилось арабское название Египта – «Миср», оставившее в старорусском языке известное прозвище «мисюрка». Описание впечатлений Григорьева о Египте Крачковский считает «не очень богатым; но все же интересно, что «салтанский» дворец в Каире он сравнивает с Кремлем; запас арабских слов, которые он поминает, по обыкновению скуден» (Крачковский ИЮ. Очерки… С. 18–19). Сомнения по поводу версий, связанных именно с таким толкованием слова «мисюрь», см.: Зимин А.А. Россия на пороге нового времени. С. 141.

105 Несмотря на то что интерес к описаниям Царьграда и Палестины (а также и Западной Европы) был «так велик, что описания путешествий не только многократно копировались, но из них составлялись целые географические сборники», куда включали и знаменитое «Хожение» игумена Даниила, современника первого крестового похода, и позднейшие путешествия XIV–XV вв. – как в выдержках, так и целиком. Купцы, ездившие на Восток, и паломники были обеспечены подробными описаниями путей, расстояний, достопримечательностей. Одно описание дополняло другое (Рыбаков Б.А. Просвещение // Очерки русской культуры XIII–XV веков. Ч. 2. М., Изд-во Моск. ун-та, 1970. С. 197). О том, как русские интенсивно осваивали и другие восточные маршруты и как внимательно они следили за событиями и в Поволжье и в Османской империи (султана которой, кстати говоря, почетно именовали «царем», как и его византийских предшественников, – тогда как император Священной Римской империи всегда оставался «кесарем»), см. подробно: Тихомиров М.Н. Пути из России в Византию в XIV–XV вв. – византийские очерки. М., Изд-во АН СССР, 1961. С. 3–33.