Испанские репортажи 1931-1939 - Илья Эренбург

Осень 1937 года писатель проводит во Франции. В резких, саркастических статьях он анализирует политику «невмешательства», толкающую Европу к мюнхенской сделке, к открытой агрессии Германии. После короткой поездки в район Теруэля Эренбург получил возможность приехать в Москву. «Есть в истории народа такие дни, которые нельзя понять даже по рассказам друзей, их нужно пережить»165, — написал он о том времени. В Москве писателя иногда приглашали выступить с рассказом об испанских событиях; за пять месяцев он написал всего четыре статьи — не работал, ожидая разрешения вернуться в Испанию.

«Ночью у себя в комнате я слушаю радиопередачу Барселоны, — писал Эренбург в «Известиях» 30 марта 1938 года. — За окном — девятый этаж — огни большого города, Москвы. Глухо доносится голос: «В секторе Фраги мы отбили атаку…» Против смерти борется сейчас не один испанский народ, за ним лучшие люди всего мира. Мы слышим здесь каждый выстрел в горах Арагона. Мы знаем, что миру грозит смерть — эта «новая культура» римских и берлинских разбойников. Против смерти — жизнь. Одна мысль: оборона, оборона, только оборона. Красноармейцы, стоя сейчас на рубежах страны, обороняют не только родину, они обороняют самое высшее благо — жизнь — не одну нашу — человечества».

Весной 1938 года в Москве вышла книга «Испанский закал»; в нее вошло тридцать статей, написанных в феврале — июле 1937 года. «За эти пять месяцев, — писал автор в предисловии, — Испания создала мощную армию, и теперь после потери Бильбао, будучи свидетелями отступления на севере, мы все же можем сказать, что проигранные битвы только эпизоды в истории освободительной борьбы испанского народа, которая должна завершиться победой». Утверждая это, Эренбург не обманывал ни себя, ни читателей. «Он стойко верил в победу. Он верил в нее вопреки очевидности, в самые тяжелые минуты, когда уныние охватывало сердца. Эту веру он черпал не в себе. Он находил ее в тех фактах, которые высматривал своим острым глазом и улавливал своим чутким слухом. Рассказы его о сокровенных чувствах и помыслах испанского народа утешают и сейчас»166, — писал А. Эйснер в 1957 году.

Вернувшись в Париж в мае 1938 года, Эренбург приступил к сбору материалов для сборника памяти Мате Залки; в начале июня он выехал в Испанию. «В пограничный испанский город Порт-Бу я приехал рано утром и попал сразу под бомбежку. Испания меня встретила кровью: на мостовой лежал убитый ребенок. Я уехал из Испании в дни боев за Теруэль, когда еще все верили в победу. Вернувшись полгода спустя, я увидел другую картину»167.

Прорвав в апреле 1938 года Арагонский фронт, франкисты вышли к Средиземному морю, разрезав республику на две части. Это в значительной степени предопределило исход испанской войны.

В Испании Эренбург немедленно включается в работу, он пишет в июне восемь статей, в июле — девять. Статьи 1938 года — безусловная вершина испанской публицистики Эренбурга. Написанные со всей силой его художественного темперамента, они органически сочетали в себе гнев и мужество, пафос и иронию, элементы очерка, репортажа и памфлета, документы. В этих статьях неповторимый голос художника-публициста обрел полную свободу дыхания, он звучит естественно и убедительно.

Летом республиканской армии Модесто удается добиться важной победы — она форсирует реку Эбро. Однако закрепить этот успех не удалось.

Линия фронта подходила к франко-испанской границе так близко, что Эренбург иногда ездил писать статьи во французский приморский городок Баньюльс. Весь август он работал над большой книгой испанских статей. Все статьи пришлось переделывать, сокращать, снимать повторы, иногда умерять былой оптимизм (события в Испании близились к трагической развязке). 27 августа 1938 года Эренбург пишет в Москву: «Сегодня отправил заказным пакетом рукопись книги «В Испании. 1936–1938». В рукописи 260 листов… Большинство очерков я переработал основательно. Несколько новых. Включил также о Мате Залке… Работа над рукописью отняла у меня десять дней. Теперь вернусь к рассказам»168. Уже подготовленный к печати сборник Эренбурга «В Испании» не был издан. Некоторые из испанских статей Эренбург включал в оба свои послевоенные собрания сочинений, но только книга, которую читатель держит сейчас в руках, представляет испанскую публицистику писателя в сравнительно полном объеме.

Летом 1938 года после пятнадцатилетнего перерыва неожиданно для себя Эренбург начал писать стихи.

Испанский цикл стихов Эренбурга складывался постепенно. «Я сочинял стихи в машине или в поезде, в часы отдыха или на шумливом собрании, на улице, во фронтовых землянках. Записывал я их позднее; стихотворения были короткими, и я их знал на память»169. Испанские стихи Эренбурга — горькие и выстраданные; в них не только пережитое, но и предчувствие будущих испытаний. Поэт Лев Озеров описал их сжато и точно: «В стихах тихий голос, короткая задыхающаяся фраза, часто без глагола, пропуски смысловых звеньев, напряженность, крик души, выражающийся в спокойной, канонической, невозмутимой строфе. Так все вокруг громко, шумно, тревожно, надрывно, что остается одно — быть спокойным и тихим, чтобы тебя услышали»170. Испанские стихи Эренбурга появились в сдвоенном 7–8 номере «Знамени» за 1939 год. Сохранилось много свидетельств современников о том, какое сильное впечатление они произвели. Вот слова Маргариты Алигер: «Эти стихи, даже шрифт машинки, на которой они были напечатаны, я помню с тех пор той, давней, молодой памятью первого сильного впечатления… я долго повторяла про себя, долго жила во власти их звучаний, пронзенная тем особенным трепетом, который способна вызывать только истинная поэзия»171.

Вернемся к осени 1938 года. 11 октября в «Известиях» появилась корреспонденция «Политическая борьба во Франции», подписанная новым для читателей именем — Поль Жослен. Это — псевдоним Эренбурга. Испанские статьи он подписывал своим именем, а всю французскую информацию поставлял в газету Жослен. Обстановка в Европе становилась все более зловещей, и Эренбургу (он оставался постоянным корреспондентом газеты в Париже) приходилось все больше внимания уделять французским делам.

Одна из статей, написанных Эренбургом осенью 1938 года, называется «Ночь над Европой». Это название, очень точно выражающее обстановку того страшного времени, заставляет вспомнить другую вещь Эренбурга — написанный им еще в 1923 году сатирический роман «Трест Д. Е. История гибели Европы». В этой книге рассказывалось о том, как американские миллиардеры поощряют гибель Европы, этого источника «социалистической заразы», и как у буржуазной Европы не находится сил противостоять своему уничтожению. При всей фантастичности этого сюжета многие страницы книги оказались пророческими. Ночь, спустившаяся на Европу в конце 30-х годов, кровавая пляска фашизма, бессилие большинства европейских стран противостоять наглому натиску не могли не напоминать о «Тресте Д. Е.».

Эренбург продолжал напряженно работать. «Газетная работа, — писал он 25 октября 1938 года В. Ставскому, — отнимает у меня теперь очень много времени. Вчера приехал из Эльзаса, недавно был в Испании, завтра еду в Марсель. Все надеюсь, что события пойдут чуть медленней и удастся посвятить месяц-другой «изящной словесности», но вряд ли эти надежды оправданы. Жаль мне, что Вы не повидали теперь Эбро: это куда сильней и ясней Брунете. В Барселоне людям очень трудно, это Вы знаете из газет. Многое изменилось в ней с прошлого года. Париж сейчас испуган, растерян, и жизнь в нем нелегка. Передавайте сердечный привет всем друзьям и товарищам и не забывайте, что где-то между Эбро и Рейном блуждает один советский писатель»172.

В декабре 1938 года развернулась битва за Каталонию. Несмотря на подавляющее превосходство фашистов в технике, республиканцам удалось продержаться два месяца. Эренбург был с ними до конца. Всю последнюю неделю эвакуации Каталонии он провел на границе Испании с Францией, помогая чем мог республиканцам. 1 февраля 1939 года Эренбург и Савич присутствовали на последнем заседании кортесов в Фигерасе. «Фашистские самолеты бомбят города и дороги, — рассказывает Савич. — У въезда в Херону — гигантская пробка. Очередь у бензоколонки на двенадцать-четырнадцать часов. Фашисты бомбят именно въезд в город. В Фигерасе они бомбят площадь… Внезапно на площадь выходит человек сорок солдат с офицером и трубачом… Труба звучит как сирена гибнущего корабля… Кто-то плачет… Слезы на глазах Эренбурга. Потом он напишет стихи о том, как «Испания шла, доспехи волоча», и об этом трубаче»173.

«Шестого февраля я в последний раз шел по испанской земле. Это было у горной деревни Компродон. Вокруг еще шли бои, — вспоминал Эренбург. — Французское правительство отдавало бесчеловечные приказы. А на местах люди действовали по-разному. Каждый день я видел и солидарность, доброту, участие, и откровенную низость… Шестого марта в Мадриде командующий армией Центрального фронта полковник Касадо, с благословения свадебного генерала Миаха, произвел переворот, поставил на место Негрина кучку людей, решивших капитулировать. Однако развязкой испанской трагедии были не судороги обреченного Мадрида, а те зимние дни, когда армия Эбро в полном порядке, с оружием перешла французскую границу, надеясь, что ее перебросят в Валенсию. (Спасенное бойцами оружие французы передали генералу Франко.)»174