Мир приключений 1962. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - А. Казанцев

— Да и я будто забыл, — сказал я. — Теперь вот, когда вы спросили, я чувствую, что, если прислушаться…

— А ты не прислушивайся, — перебил меня Новоселов, — гораздо будет спокойнее.

— Хорошо, дядя Степа, — согласился я, — не буду прислушиваться.

— Ну и ладно, — кивнул головой Новоселов и потом как будто на минуту замялся. — Теперь вот что, ребята, — сказал он, помолчав немного, — есть такое распоряжение капитана… — Потом опять помолчал. — В общем, всем надеть спасательные пояса. — Сказав это, он как будто снова обрел уверенность. — И это в обязательном порядке, — заключил он уже решительно и даже строго. — Всем. Вопросы имеются?

— Какие пояса? — спросила Валя.

— Есть такие специальные, — небрежно сказал Степан. — Фома покажет тебе и поможет надеть.

Я всегда знал эту отвратительную манеру Вали без конца задавать вопросы. К чему, кажется? И так все ясно. Нет, ей обязательно нужно еще и еще раз спрашивать. Мама говорит, что это любопытство, а по-моему, просто привычка надоедать. Так и сейчас. Кажется, все ясно, но Валю съедает любопытство:

— А зачем, дядя Степа?

Тут, кажется, Степан тоже уже стал раздражаться.

— Порядок такой, — сказал он. — Полагается. Уж знаешь, попала па море, морские порядки соблюдать нужно. А рассуждать и спрашивать не положено. Раз капитан приказал, выполняй, и все. Понятно?

Ясней, кажется, не скажешь. Любой человек понял бы, а Валька нет.

— А почему они называются спасательными? — спросила она.

И тут уж нарвалась.

— Будешь с вопросами лезть! — крик-пул Степан. — Организуй, Фома. Слышишь?

— Есть организовать! — сказал Фома. — Пошли, ребята.

Валька, кажется, собиралась еще о чем-то спросить, но мы с Фомой, подталкивая, вывели ее в кубрик.

Оказалось, что под койками есть выдвижные ящики. И вот в одном из этих ящиков лежат спасательные пояса. Они действительно как пояса. Их надеваешь, завязываешь, и так как они очень легкие, то ты вместе с ними становишься гораздо легче волны и можешь в этом поясе пла-Еать сколько угодно. Все равно не потонешь. А если плавать без конца, то раньше, позже ли, обязательно попадешь па какой-нибудь берег. Вот, значит, и спасешься.

Все это нам объяснил Фома. И очень толково объяснил. Так, что все было понятно, кроме только одного: во-первых, долго ли можно плавать в Ледовитом океане, чтобы не замерзнуть насмерть, и, во-вторых, через сколько времени обязательно попадешь на берег. Можешь ведь и через год попасть. Я все ждал, что Валька начнет задавать свои дурацкие вопросы, но она на этот раз промолчала. Я даже удивился, это было на нее не похоже. Она как-то притихла и сказала:

— Знаете, мальчики, я что-то устала, я полежу немного, а вы идите, я тоже скоро приду.

— Ну, ну, — прикрикнул на нее Фома, — ишь, барыня какая, лежать будет! А картины кто будет за тебя собирать? Тоже дураков нет!

— Подумаешь, — сказала Валя, — будто я вас прошу за меня работать.

— А как же! Кто-то ведь должен работу сделать! — сердито сказал Фома.

— Ой, вруны вы, вруны! — вдруг закипела Валя. — Собирай картины! Надевай пояс, слушай сказку про рыбку, которая умеет читать. Картины собирать я не маленькая, а правду слушать я маленькая. Хорошо, что я умнее вас, мальчишек, и вам меня все равно не обмануть, я вас насквозь вижу.

Я посмотрел на нее удивленно и сказал:

— Не знаю, что ты там придумала, мы тебе ничего не врали. Правда, Фома?

— Конечно, правда, — подтвердил Фома.

— Ой, вруны, ой, вруны! — ликующе закричала Валя. — Так я вам скажу: никому не нужно картины сейчас собирать и книги, а собирать нас заставили, чтобы мы забыли, что нас укачивает и что опасно. Что, верно? Ну, верно?

Для нее, кажется, в эту минуту самым важным было уличить меня и Фому, что мы ей будто бы врем. Вот сразу и видно вздорную девчонку. Мужчина в таком случае промолчал бы. Это же не злостная ложь, для нее же делают, чтоб ей лучше было. Ну, поняла и держи про себя, что поняла. Так нет, надо поднимать шум и ставить всех в неловкое положение. Я пробормотал, что я, мол, не знаю, о чем думал дядя Степа, но что, уж наверное, он плохого не думал. Словом, постарался замять разговор. Но Валька бушевала.

— Покраснел бы хоть! — возмущенно говорила она. — А значит, про рыб Жгутов говорил, потому что сказка такая? Ну, говори!

— Ну, есть такая сказка, — хмуро подтвердил Фома.

— Ох, и врешь, ох, и врешь! — Валька даже зашлась от возмущения. — Про рыб это говорят, что, мол, потонем все, что, мол, к рыбам пойдем. Что я, не знаю, да? Съел? А про белье, думаешь, не знаю? Это у моряков такой обычай: если тонуть приходится — чистое белье надевают. Что, не знаю, да? Съел?

Мы постарались ей объяснить, что все это говорил Жгутов, а он болтун и ни один человек ему верить не станет, да еще, может, он и говорил-то нарочно, чтобы напугать.

— Нарочно? — кипела Валя. — А спасательные пояса велели надеть тоже нарочно? Чтобы напугать, да? Сказали бы прямо: тонем. Так нет, обязательно надо врать. Порядок, мол, такой, полагается. Ну, вы-то, мальчишки, всегда были лгунами, с вас и спрашивать нечего, а дядя Степа зачем? Взрослый и не болтун, а маленькую обманывает. Это хорошо, да, хорошо?

Фома прямо в отчаяние пришел. Он махнул рукой, сел на койку и сказал:

— Нет, Даня. Если бы у меня была такая сестра…

Разве Валя даст кому-нибудь договорить!

— Теперь я же и плохая! — возмутилась она. — А вы честные, да? Ну, сказали бы прямо: «Опасность большая, но ты, Валька, не трусь». А я и не трушу. Я все равно не трушу. Вот. Съели? Да, съели?

И только Валя успела это сказать, как вдруг мы услышали громкий рев, разом покрывший и шум бури и плеск волн. Будто какое-то страшное морское чудовище сердито и разъяренно ревело.

— Что это? — испуганно спросил я.

— Судно гудит, — ответил Фома сердито. Поначалу он тоже, кажется, испугался, и ему было стыдно за это. — Похоже, что траулер. У траулеров такие гудки.

Я хотел спросить Фому, хорошо ли это, что рядом с нами траулер, сможет ли он нам помочь или в крайнем случае принять нас на борт, но я не успел. Началось что-то страшное. Бот положило на борт. Я вылетел из кубрика в магазин, ударился о стену, потом ударился о книжные полки, на меня полетели книги, и я был так ошеломлен, что даже не чувствовал боли, когда толстые тома с размаху меня ударяли. С отчаянным воплем мимо меня пролетела Валя. Я увидел Фому, стоявшего на четвереньках, белое, испуганное лицо Глафиры. Голоса ее я не слышал, то ли потому, что она и в самом деле молчала, то ли потому, что меня оглушило. Свет мигнул, мигнул еще раз, погас, снова зажегся и наконец погас окончательно. Страшная это была минута. Потом наступила тишина, то есть волны по-прежнему били о борт, по-прежнему судно качалось, по-прежнему доносился с палубы свист и вой ветра, но по сравнению с тем, что было, казалось, что наступила тишина и покои.