Последнее искушение Христа - Никос Казандзакис

Иаков с ненавистью смотрел на Иуду. Раньше учитель, казалось, и не замечал рыжего, а теперь — что означают эта дружба и тайные перешептывания?

— Они оба что-то задумали. Что скажешь, Матфей?

— Ничего не скажу. Я лишь смотрю, что вы говорите и делаете, и пишу. Это мое дело.

Иисус вцепился в руку Иуды — голова у него кружилась.

— Ты устал? — держал его Иуда.

— Да, я устал.

— Думай о Господе, и Он придаст тебе силы, — ответил рыжебородый.

Придя в себя, Иисус повернулся к ученикам.

— Идемте.

Но те не шевельнулись. Они не хотели уходить. Куда? Опять в Вифанию? И сколько еще раз? Они уже устали от этого шатания туда и обратно.

— По-моему, он смеется над нами, — прошептал Нафанаил своему другу. — Никуда я не пойду! — и, промолвив это, он поспешил за учениками, угрюмо потянувшимися обратно в Вифанию.

Вслед им хохотали левиты и фарисеи. Уродливый, с покатыми плечами, молодой левит запустил в Петра гнилым лимоном, и плод попал тому прямо в лицо.

— Прямо в яблочко, Савл! Цель поражена!

Петр двинулся на левита, но Андрей удержал его.

— Терпи, брат. Придет наш день.

— Когда?! Черт побери, когда, Андрей? — зарычал Петр. — Разве не видишь, в какую мы попали передрягу?!

Подавленные, они молча двинулись к дороге. Толпа, проклиная все, рассеялась у них за спиной. Больше за ними никто не шел, никто не расстилал перед Иисусом своих лучших одежд. Филипп тащил ослицу, сзади, подталкивая ее, шел Нафанаил. Оба спешили вернуть ее хозяину, чтобы не прибавилось неприятностей. Солнце горело, подул ветер, и поднявшиеся тучи пыли скрыли путников. На подходе к Вифании перед ними вырос Варавва с двумя свирепыми длинноусыми дружками.

— Куда вы ведете своего учителя? — закричал он. — Боже милостивый, да он от страха уже обгадился!

— Они ведут его снова воскрешать Лазаря! — расхохотались спутники Вараввы.

Когда Иисус и его ученики добрались до Вифании и вошли в дом, старый Симеон умирал. Женщины, встав вокруг него на колени, молча смотрели, как он отходит. Они знали, что не в силах удержать его здесь. Иисус подошел и опустил руку на лоб старику. Раввин улыбнулся, но глаз не открыл.

Ученики, чувствуя пыль и горечь и в душе, и во рту, расселись во дворе. Говорить им было не о чем.

— Брат мой, час настал, — кивнул Иисус Иуде, не отходившему от него. — Готов ли ты?

— Я снова спрашиваю тебя, рабби: почему ты выбрал меня?

— Ты же знаешь, что сильнее тебя никого нет. Остальные не вынесут… Ты ходил к первосвященнику Каиафе?

— Да. Он говорит, что ему нужно знать, где и когда.

— Скажи ему — в канун Пасхи, после праздничной трапезы в Гефсиманском саду. Мужайся, Иуда, брат мой. Я тоже стараюсь не падать духом.

Иуда кивнул головой и, не говоря ни слова, вышел на дорогу дожидаться, когда взойдет луна.

— Что случилось в Иерусалиме? — спросила Саломея своих сыновей. — Что вы вернулись такие грустные?

— Боюсь, мать, мы построили свой дом на песке, — ответил Иаков. — Так что мы останемся в убытке.

— А царство, слава, златотканые полотна, престолы?.. Значит, он и меня обманул? — всплеснула руками старуха, но ей никто не ответил.

Круглая и печальная луна встала из-за синих вечерних гор. В нерешительности она замерла на мгновение между двумя вершинами, взглянула на мир и вдруг оторвалась от скал и принялась подниматься. Темная хижина Лазаря тускло засияла, словно ее только что выбелили.

На рассвете ученики окружили учителя. Он молчал и лишь внимательно вглядывался в каждого, будто видя их то ли в первый, то ли в последний раз. Лишь к полудню он раскрыл свои уста.

— Друзья, я хочу отпраздновать святую Пасху с вами. В этот день наши предки оставили за спиной страну рабства и вышли в свободную пустыню. Имеющий уши да услышит. И мы впервые в эту Пасху выйдем из рабства и обретем новую свободу.

Ему никто не ответил. Слова его теперь казались ученикам слишком туманными. О каком рабстве шла речь, о какой новой свободе? Они не понимали.

— Единственное, в чем я уверен, — наконец промолвил Петр, — что Пасха невозможна без агнца. Где мы его возьмем?

— Агнец готов, — горько усмехнулся Иисус. — Прямо сейчас он идет на заклание, чтобы все бедняки мира смогли отпраздновать новую Пасху. Поэтому не беспокойся об агнце.

— Рабби, я обязан тебе жизнью, — приложив свою тощую руку к груди, поднялся из-за угла Лазарь, — и как бы она ни была плоха, а все лучше, чем ад. А потому я принесу тебе в дар пасхального агнца. Мой приятель пасет стадо на горе. Прощай — пойду к нему.

Ученики уставились на него в изумлении. Откуда у этого живого трупа взялись силы, чтобы встать и идти?! Сестры бросились, чтобы удержать его, но он, отстранив их, взял посох и переступил через порог.

Двери домов распахивались, когда Лазарь шел по деревенским улицам. Испуганные женщины изумлялись, как его держат ноги, как это не ломается позвоночник! И хотя его мучила боль, он, набравшись сил, даже принялся насвистывать, чтобы всем показать, насколько он живой. Но губы у него смыкались с трудом, и потому он вскоре оставил свой свист и с напряженным выражением лица принялся подниматься по склону к овчарне приятеля.

Но не прошел он и нескольких шагов, как из-за цветущего куста прямо перед ним появился Варавва. Сколько дней он бродил вокруг деревни в ожидании, когда этот проклятый Лазарь высунет нос из дома, чтобы можно было с ним разделаться. Его надо убрать с глаз долой, чтобы ничто не напоминало людям о совершенном чуде. После того, как сын Марии воскресил его, вокруг него стали собираться целые толпы сторонников, а потому Лазаря следовало отправить обратно в могилу и избавиться от него раз и навсегда.

— Ах ты, беглец из преисподней! — заорал Варавва. — Как я рад тебя видеть! Ну что, хорошо провел время под землей?! А что лучше — жизнь или смерть?

Лазарь попытался обойти его, но Варавва растопырил руки, загородив дорогу.

— Прости меня, дорогое привидение, но наступает Пасха, а у меня нет агнца, вот я и поклялся сегодня утром, что вместо агнца убью первое живое существо, которое встретится мне на пути. Что ж, тебе повезло. Вытягивай шею — будешь жертвой Господу.

Лазарь закричал, но Варавва тут же схватил его за горло. Однако произошло что-то странное. Разбойник словно схватил вату, нет, еще легче — воздух. Пальцы его вошли в плоть и вышли, не пролив ни единой капли крови. «Может, он — дух?» — подумал Варавва, и его грубое, усыпанное оспинами лицо побледнело.

— Больно? — спросил разбойник.

— Нет, — ответил Лазарь, пытаясь избежать цепких рук Вараввы.

— Стоять! — заревел Варавва, хватая его за волосы. Но волосы вместе с кожей остались у него в руке, а череп Лазаря вспыхнул желто-белым светом в солнечных лучах.

— Черт бы тебя набрал! — дрожа пробормотал Варавва. Призрак ты или кто? — и, схватив Лазаря за правую руку, зелот тряхнул его изо всех сил. — Говори, призрак, и я отпущу тебя.

Но пока он тряс, рука оторвалась от тела. Ужас охватил Варавву и, отшвырнув разлагающуюся руку в цветущий куст, он нагнулся, держась за живот, — его начало рвать. Ему стало так страшно, что волосы поднялись дыбом. «Надо скорее покончить с ним», — мелькнуло у него в голове, и он схватил нож. Повалив Лазаря, Варавва прижал его к камню и принялся резать. Он пилил и втыкал, но нож отказывался входить внутрь, словно Варавва убивал груду шерсти. Кровь похолодела в его жилах. «Неужто я приканчиваю труп?» — спрашивал он себя. Оттолкнув Лазаря в сторону, Варавва бросился вниз, чтобы поскорее скрыться, но, обернувшись, увидел, что жертва все еще шевелится. Надо было возвращаться, а то этот чертов сын Марии снова воскресит его. Победив страх и отвращение, Варавва схватил Лазаря и принялся трясти, как белье, перед тем, как повесить его сушиться. Позвоночник Лазаря сломался, и тело развалилось на части. Закопав их под кустом, Варавва бросился наутек. Впервые в жизни он пережил такой страх. «Скорей бы только добраться до Иерусалима, — бормотал он. — Найти Иакова — он даст талисман для избавления от демона!»

Тем временем в доме Лазаря Иисус говорил с учениками, пытался намекнуть на то, чему им предстояло стать свидетелями, чтобы укрепить их сердца.

— Я — путь, — говорил он, — но и обитель, к которой стремятся. Я — поводырь, и тот, к кому идут. Все вы должны верить в меня. Что бы вы ни увидели, не пугайтесь, ибо я не могу умереть. Слышите? Я не могу умереть.

Иуда в одиночестве сидел во дворе. Он снова выковыривал из земли камешки большим пальцем ноги. Иисус то и дело оборачивался на открытую дверь, чтобы бросить на него печальный взгляд.

— Рабби, — укоризненно промолвил Иоанн, — почему ты так приближаешь его к себе? Если ты заглянешь в зрачки его глаз, то увидишь там нож.

— Нет, милый Иоанн, — ответил Иисус, — не нож, но крест.