Итальянское каприччио, или Странности любви - Нелли Осипова

— Совершенно, — с чистой совестью ответила Аня. — Мы друзья.

— Скажу по секрету, мама иногда вздыхает и надеется.

Они встали, взяли у дежурной, сидевшей за маленьким столиком у входа в зал, программку и направились к двенадцатому ряду, давно облюбованному ими.

— Взгляни, — показал отец Ане программку, — тот самый мальчик, которого мы слушали с тобой. Он заявлен во втором отделении.

В антракте они вышли в тесное фойе, а точнее, на лестничную площадку, не приспособленную для большого количества публики, зато украшенную белыми мраморными досками, где золотыми буквами были вписаны имена выпускников, окончивших с отличием консерваторию за все прошедшие годы. Спускаться вниз по лестнице не решились, чтобы не возобновилась одышка у отца. И вдруг краем глаза Аня увидела его. Он выходил из зала прямо к ним, сдержанно улыбаясь, такой же высокий, спокойный, как и там, в Турине. Сердце ухнуло громко-громко. Отец, словно услышав его, настороженно спросил:

— Что с тобой?

— Ничего, — ответила Аня и ухватилась за него, как маленькая девочка.

Незнакомец подошел, поклонился, спросил, опуская избитое «какая встреча!»:

— Вы меня помните?

— Конечно, — ответила Аня и подумала, что вот оно, подсознательное предчувствие и ожидание радости.

Отец поглядел на дочь — у нее нестерпимо сияли глаза и на губах застыла легкая улыбка.

— А это, насколько я могу судить по явному сходству, — продолжал незнакомец, — ваш отец?

— Да. Познакомьтесь, Андрей Иванович, мой папа, — и Аня улыбнулась невольной тавтологии. — А это…

— Владимир Игоревич, — закончил он и обратился к отцу: — Мы были с вашей дочерью на одном концерте в Турине.

— Но не познакомились, — продолжала Аня, глядя ему в глаза. — Так что, папа, представь меня, — шутливо добавила она.

— Моя дочь Анна.

— Очень приятно, — принял предложенную игру Владимир Игоревич.

Все время, пока они говорили, с ним здоровались проходившие мимо дамы, старушки, мужчины.

— Вы, видимо, здесь свой человек? — спросила Аня.

— До известной степени. Собственно говоря, я пришел послушать одного студента, — и он назвал фамилию, отмеченную в программке отцом. — Он был учеником моей жены.

— Я уже слышал его прежде, — сказал отец, — он производит великолепное впечатление. Почему он ушел от вашей жены?

— Она погибла в автокатастрофе, — просто ответил Владимир Игоревич.

— Простите бога ради, — смутился отец.

— Ничего. — Он замолк на мгновение. — Три года назад… Парень невероятно вырос, я слежу за ним.

— Вы тоже преподаете? — спросила Аля.

— Нет, я даже не музыкант. Когда-то таких, как я, называли меломан. Потом слово затаскалось.

— К сожалению, многие старые добрые слова меняют свою эмоциональную окраску под влиянием времени, — констатировал отец, стараясь увести разговор от больной темы.

— Привет, Володя! — раздался мужской голос. Владимир Игоревич оглянулся, извинился и обнял немолодого полного мужчину с рыхлым, безвольным лицом. Они расцеловались. Это был тот самый музыкант, в классе которого учился молодой скрипач.

Владимир Игоревич вернулся к ним.

— Это профессор, у которого моя жена работала ассистентом. Он не только блестящий скрипач, но и потрясающий педагог.

— Родственная душа, — улыбнулась Аня.

— Вы тоже педагог?

— Да, школьный… историк, — ответила Аня, и отец удивленно взглянул на нее, — обычно она не торопилась сообщать, что работает в школе. Как ее следует понимать? Уничижение паче гордости?

— Очень интересно, — заметил Владимир Игоревич. — Я должен извиниться, я прямо с работы, с заседания, и мне обещали привезти цветы. Спустимся на один пролет… А после концерта, если вы меня подождете несколько минут, пока я зайду за кулисы, поздравлю, я мог бы отвезти вас домой. — Он улыбнулся и торопливо добавил: — Надеюсь, вы не откажетесь? Отец взглянул вопросительно на Аню.

— Не откажусь, — ответила она.

Они спустились по лестнице на один пролет. Здесь стояли курильщики, и Аня уже хотела было предложить спуститься ниже, к площадке, ведущей к студенческому буфету, как вдруг увидела могучего парня в кожаной куртке с двумя букетами дорогих экзотических цветов. Он вручил их Владимиру Игоревичу, спросил, может ли он идти, и, получив разрешение, ушел.

— Я, наверное, дико выгляжу с такими букетищами? Вот что значит перепоручить деликатное дело выбора цветов.

— Человек руководствовался собственным вкусом, — сказала Аня. — Он ваш шофер?

— Нет, охранник из офиса.

Прозвенел звонок. Они поднялись в зал, и Владимир Игоревич, спросив позволения, сел рядом с ними, уложив букеты на соседнее пустующее кресло.

Остановив машину — не такую, как в Турине, но тоже с тонированными стеклами, Владимир Игоревич вышел, открыл дверцу, помог выйти Ане с отцом и спросил — не ее, а Андрея Ивановича:

— Вы часто бываете на дневных концертах?

— Да.

— Завидую… — Он достал визитную карточку и протянул Андрею Ивановичу. — Был бы рад продолжить знакомство.

Отец достал свою визитку, зачеркнул один телефон и протянул Владимиру Игоревичу.

— Не обращайте внимания на мой высокий титул, — с улыбкой заметил он, — я уже на пенсии. А телефон и адрес правильные.

— Я могу и вам позвонить по этому телефону? — спросил новый знакомый Ани.

— Я живу отдельно. — Она взяла визитку, попросила у отца ручку и приписала на обороте свой номер телефона.

— Так я вас тоже подвезу, — словно обрадовался Владимир Игоревич.

Аня согласно кивнула, хотя несколько минут назад собиралась зайти к родителям. В машине они всю недолгую дорогу молчали. Аня мучительно думала, о чем бы таком заговорить, чтобы не выглядеть ни глупо, ни навязчиво, но в голову ничего не лезло.

Молчал и Владимир Игоревич. Только у самого Аниного дома он сказал:

— Завтра в Большом зале интересный сонатный вечер…

— Да, я обратила внимание, — от смущения перебила его Аня. Она чувствовала, что последует за его словами.

— Вы разрешите вас пригласить? — излишне церемонно спросил Владимир Игоревич.

И Аня, подчинившись предложенному им тону, ответила совершенно по-дурацки:

— Я разрешаю.

— Я заеду за вами ровно в семь, — заверил он.

— Хорошо. Квартира пятьдесят два… — сказала Аня и зачем-то уточнила: — Коммунальная.

Дома она ругала себя последними словами и за то, что не могла двух фраз связать, и за совершенно идиотское «разрешаю», сказанное с таким высокомерием, что она не удивится, если завтра вдруг он позвонит, скажет, что не достал билетов или что у него срочное совещание, и исчезнет.

Из состояния самобичевания ее вывел телефонный звонок. Пришлось полчаса оправдываться перед Олегом за то, что и завтра она не сможет с ним работать, а он бушевал и все высчитывал оставшиеся ему дни до срока, когда по договоренности он должен отправить готовый сценарий с оказией Лене, чтобы она успела перевести, ведь и на перевод нужно немало времени, хотя Ленка молодец, работает как вол, в отличие от некоторых, которые норовят манкировать…