Ярость - Карин Слотер

Энджи чувствовала, как Майкл, возбужденный ее болью, все сильнее прижимается к ней.

— Сними это, — тяжело дыша, сказала она. — Сними маску.

Он покачал головой.

— Дай мне увидеть тебя.

— Нет.

— Уилл… — прошептала она.

Где сейчас Уилл?

— Что?

Она замотала головой, замигала, не давая себе потерять сознание.

— Уилл…

— Это не Уилл, — сказал он, свободной рукой стянул лыжную маску и отшвырнул ее в сторону. — Это Майкл. Это я делаю с тобой все это.

— Уилл…

Он повернул ее голову, заставив смотреть на себя.

— Кто делает это с тобой, Энджи?

— Уилл…

— Посмотри на меня, — повторил Майкл, и голос его стал жестким. — Посмотри на меня, Энджи!

Он сильнее прижал ее к полу. Сломанные кости сместились, и Энджи застонала.

— Помоги… — прошептала она, голос ее уже не слушался.

— Ну вот, — сказал Майкл. — Вопль о помощи.

— Нет! — корчась под ним, заплакала Энджи. — Прошу тебя, не делай мне больно… Пожалуйста!

Майкл выронил нож и принялся расстегивать джинсы. Его руки были уже в штанах, когда Энджи резко приподнялась и ударила его головой в лицо.

Этот удар ошеломил Майкла, но прежде чем он успел прийти в себя, она схватила нож левой рукой. Теперь уже Энджи сидела на нем верхом. И это она держала нож у его горла.

— Тупой выродок! — пробормотала она, брызгая слюной и кровью ему в лицо. — Стекло на лестнице… Я перерезала веревку стеклом.

Он ничего не сказал, но она все поняла по его глазам. Нет!

Энджи трясло от ярости, и она еще сильнее прижала нож к его горлу. Майкл не сопротивлялся — жестокий насильник, бесчеловечный убийца, он сдался сразу.

Сколько мужчин… Сколько мужских лиц запечатлелось в ее мозгу! Их ухмыляющиеся перекошенные рты, когда они долбили ее; их руки, выворачивающие ее запястья с такой силой, что на следующие день там болело намного больше, чем между ног.

Даже если Жасмин удастся выбраться отсюда живой, у нее в памяти навсегда останется лицо этого мерзавца, останется ощущение его рук на теле, и это воспоминание будет всплывать всякий раз, когда к ней прикоснется мужчина. Даже если она будет этого мужчину любить, даже если будет хотеть его больше, чем кого бы то ни было в мире, закрывая глаза, она будет видеть перед собой лицо Майкла.

Быть изнасилованной — это еще не самое страшное. Остаться в живых после этого — вот что убивает.

— Энджи!

Наверху раздался удар, потом треск ломающегося дерева. Передняя дверь с грохотом распахнулась.

— Энджи! — закричал Уилл. — Где ты?

Она наклонилась к Майклу, заставив его смотреть себе прямо в глаза, и прошептала:

— Поцелуй вот это, тупой ублюдок!

И воткнула ему нож под ребра.

Рот Майкла приоткрылся. Вытянув нож, Энджи снова всадила его по самую рукоятку, издав душераздирающий крик:

— Помогите! Я внизу!

Она вынимала нож и била им снова и снова, продолжая кричать, пока не охрипла:

— Уилл! Мы здесь, внизу!

— Энджи!

Уилл пытался выломать дверь погреба. Та трещала, но держалась.

— Уилл! — умоляла она, всаживая нож Майклу в живот. — Помоги мне!

Прогремели три выстрела, которые разнесли замок. Когда на ступеньках послышались шаги, она, используя торчащий нож, как ручку, рванула тело Майкла на себя.

Уилл схватил его и отшвырнул в сторону, как мешок с мусором.

— Энджи! — Уилл едва мог говорить. — Он ранил тебя? Ты в порядке? — Он попытался забрать нож, но она не могла разжать пальцы. — Все хорошо. Я здесь.

— Уилл…

— Твои руки… — с ужасом прошептал он. — Что он сделал с твоими руками?

В дом вошел кто-то еще. Она увидела мужчину, бегущего по лестнице. Джон Шелли остановился как раз перед последней ступенькой. Он посмотрел на Майкла, потом на Жасмин, как будто не мог решить, что делать.

— Энджи… — Уилл обнял ее обеими руками и принялся укачивать, как маленькую. Она не останавливала его, хотя у нее все болело. — Ох, Энджи…

Джон подошел к девочке, проверил пульс, осмотрел рану на голове.

Энджи не отрывала глаз от Майкла. Она хотела, чтобы ее лицо было последним, что он увидит.

Глаза его были открыты. Кровь лилась рекой, и на полу уже образовалась целая лужа. Кровь заполняла легкие, и на губах Майкла появились розовые пузыри. При каждом вдохе из ран, оставленных ножом Энджи, вырывался свист.

Майкл понимал, что с ним случилось.

Он был в ужасе!

Уилл прижался губами ко лбу Энджи.

— С тобой все хорошо, — прошептал он. — С тобой все о’кей.

Веки Майкла затрепетали. Подвал заполнился булькающими звуками, когда он начал захлебываться собственной кровью. Потом рот его широко открылся, и оттуда хлынула кровь.

Энджи сложила губы бантиком и отправила ему прощальный воздушный поцелуй.

Глава 39

13 февраля 2006 года

— Вы.

Это было единственное, что сказала Лидия Ормевуд, когда открыла дверь и увидела на пороге Джона и Джойс.

Мать Майкла выглядела хорошо для своего возраста, или — что более вероятно — потратила немало денег, чтобы добиться такого результата. Хотя Джон знал, что Лидии уже под семьдесят, кожа на ее лице оставалась молодой и здоровой. Даже шея и руки, на которых годы обычно отражаются в первую очередь, были у нее такими же гладкими, как у Джойс.

Судьба к ней благоволила, это было очевидно. Жила она в Винингсе, одном из самых дорогих пригородов Атланты, в новом трехэтажном доме. Белые стены, на полах из отбеленного дубового паркета — белые ковры. В гостиной стоял белоснежный рояль, а возле отделанного мрамором камина располагались два черных кожаных дивана. На окнах висели шелковые занавески нежного кремового цвета, на стенах — абстрактные картины ярких основных цветов, вероятно оригиналы. Лидия была одета в черное. Джон не знал, было ли это ее обычным нарядом или же это траур по сыну.

Когда Джона арестовали, Джойс находилась в здании суда округа Де-Кальб, где в поисках Лидии просматривала старые записи страницу за страницей. Взяв на работе отгулы, она перекапывала все публичные архивы, какие только смогла найти. С тех пор как умер Барри, Лидия еще дважды выходила замуж и разводилась. Каждый раз она меняла фамилию, но Джойс все-таки удалось найти след матери Майкла через знакомого, который работал в отделе социального страхования. Когда дядя Барри умер, он был облачен в системе всеми имущественными правами. Лидия начала собирать чеки его социального страхования четыре года назад.

Через три дня у Джойс уже был ее адрес.

Они уселись перед камином: Джойс и Джон на одном неудобном диване, Лидия — напротив них, на другом. Она сидела, выпрямив спину, колени сомкнуты, ноги слегка наклонены в сторону — настоящая Мисс Хорошие Манеры — и смотрела на Джона с нескрываемой ненавистью.

Он знал, что выглядит ужасно. Мисс Лэм постучала в его дверь сегодня в пять утра. Она вручила ему емкость для анализа мочи, а сама принялась осматривать квартиру в поисках запрещенных предметов. Когда он вернулся из туалета, то застал ее с фотографией матери в руках. Джон стоял, держал в руках пробирку, и чувствовал, как внутри медленно разгорается стыд. Еще одно унижение, которое он навлек на Эмили. Когда же все это закончится? Когда его мать наконец получит возможность почить в мире?

— Мы здесь по поводу Майкла, — сказала Джойс.

— Он был моим сыном, — сообщила им Лидия, как будто все было так просто.

Джойс напряглась, и Джон покачал головой, умоляя ее проявить терпение. Он любил свою сестру, но она жила в мире, где было только белое и черное. Когда она сталкивалась с оттенками серого, то просто не знала, как себя вести.

— С девочкой, которую он похитил, все хорошо, — сказал он Лидии.

— Прекрасно, — ответила она, равнодушно пожав плечами, словно отмахиваясь от этого факта.

Джон ждал, но она так и не спросила об Энджи Поласки, не поинтересовалась здоровьем последней жертвы своего сына. Похоже, сейчас ее вообще ничего не интересовало.

— Если бы вы могли…

— Он ненавидел тебя, и ты это знаешь.

Джон и сам уже догадался, но ему нужно было кое-что понять.

— За что?

— Не знаю, — ответила она, расправляя юбку. На пальце у нее было массивное золотое кольцо шириной не меньше сантиметра с большим бриллиантом. — У него, похоже, была навязчивая идея в отношении тебя. Он собирал газетные вырезки. — Она встала. — Сейчас принесу. — И вышла из комнаты, мягко ступая по белому ковру.

Джойс шумно выдохнула сквозь зубы.

— Успокойся, — сказал Джон. — Она не обязана этого делать.

— У нее в руках твоя жизнь.

— Я знаю.

Он уже привык, что его жизнь контролируют другие люди, будь то отец, Майкл, надзиратели в тюрьме или Марта Лэм. Джон не помнил момента в своей взрослой жизни, когда бы он не старался кого-то ублажить, лишь бы только спокойно прожить еще один день.