Гордая американка - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полицейский как раз рассматривал изумительное ожерелье с изумрудами и бриллиантами, которое было Антуану знакомо, хотя он не имел никакого отношения к его похищению.
– Эту вещицу я знаю! – сказал он, беря ожерелье из рук полицейского. – Оно принадлежит мадам Каррингтон, моей хорошей приятельнице…
– … У которой оно было украдено в пассажирском поезде, шедшем из Дижона в Лион, – закончил за него Ланжевен. – Я полагал, что это его рук дело, но не был до конца уверен. Главное, мы не находим медальона…
– Миссис Каррингтон – в простом пассажирском? Что за небылицы?
– Я все вам расскажу после прибытия судебно-медицинского эксперта. Все эти драгоценности находились в спальне, но убийца ими пренебрег. Вот я и задаюсь вопросом, не искал ли он только китайский медальон.
– Вещицу из белой яшмы в золотом обрамлении в форме лотоса?
– Именно. Она пропала одновременно с изумрудами. – В таком случае, – мрачно заключил Антуан, – вам не следует дальше гадать, каков был мотив преступления. Эта драгоценность принадлежит к сокровищнице Цы Си. Ею злоумышленник и хотел завладеть. Со стороны Александры было безумием держать ее при себе, тем более везти во Францию. Удивительно, что осталась целой и невредимой она сама.
– Необыкновенная женщина! – проговорил комиссар со скупой улыбкой. – Попробуй, ограбь человека, которому не сидится на месте! Полагаю, что, встретившись с ней, папаша Муано понятия не имел, какое найдет сокровище. Наверное, его заворожила ее шкатулка с драгоценностями, вот он и вскрыл ее, пока она спала, и выгреб содержимое верхнего отделения… С него хватило и этого, к тому же ему вовсе не хотелось забирать у такой красавицы все ее достояние. В свое время он славился обходительностью…
Вскоре полицейский и живописец оставили «Таверну при дворце», что напротив Дворца правосудия, куда они заглянули, чтобы поделиться за кофе известными обоим сведениями.
– Вы намерены отправиться в Нью-Йорк, чтобы вручить миссис Каррингтон ее украшение? – полюбопытствовал Антуан.
– Ничего подобного! Наверное, она уже вернулась в Париж. Она собиралась побывать в Венеции, а потом воссоединиться в Париже с теткой, ставшей мадам Риво…
– Мисс Форбс вышла замуж?! – со смехом воскликнул Антуан. – Кто бы мог подумать?
– Я уже знаю, что с этими американками надо быть ко всему готовым; впрочем, спешу вас заверить, что Никола Риво, мой близкий друг, – человек благородный. Во всяком случае, они являют собой счастливую парочку. Вот увидите, какой заядлой парижанкой стала тетушка Эмити.
– Вполне вероятно. Каковы ваши планы? Может быть, заглянем в «Ритц» и посмотрим, возвратилась ли миссис Каррингтон?
– Я сам об этом подумывал. Увидеть улыбку на лице этой очаровательной женщины – что может быть приятнее?
– Вам придется ограничиться половинкой улыбки: медальон-то не найден! Хотя лично я испытываю облегчение при мысли, что эта опасная безделушка не находится больше в ее руках.
Однако, прибыв в странноприимный дворец на Вандомской площади, они застали Оливье Дабеска в расстроенных чувствах; стоило им упомянуть миссис Каррингтон, как он едва не разрыдался:
– Ее здесь больше нет, господа! – вскричал он трагическим тоном, как заправский актер. – Представляете? Она прибыла сегодня утром Восточным экспрессом и только что помчалась на Лионский вокзал, даже на распаковав вещи.
– Лионский вокзал? – удивился Антуан. – Куда это она собралась?
– Ах, не спрашивайте, я все равно ничего не знаю! Одно могу сказать: она была сама не своя. Еще она оставила письмо для мисс Форбс, то есть для мадам Риво. Кажется, она хочет успеть на Средиземноморский экспресс. С ума можно сойти!
Глава XII
УБЕЖИЩЕ
Александра добежала до поезда в тот самый момент, когда проводники уже закрывали двери вагонов. Видя, что она приближается к составу бегом в сопровождении носильщика настолько быстро, насколько это позволяли ее пышные юбки и изысканная шляпка, Пьер Бо догадался, что в его вагон сейчас снова ворвется ветер катастрофы. Впечатление усугубилось расстроенным видом пассажирки; под наспех нанесенной пудрой были видны следы слез. – Мне сказали, что у вас остались свободные места! – крикнула она, задыхаясь.
– Да, поднимайтесь быстрее.
Он помог ей забраться на подножку и подхватил чемоданы, которые носильщику пришлось буквально забрасывать в тамбур. Все произошло в последний момент: через секунду раздался свисток, сигнализирующий об отправлении. Александра сунула кондуктору билет и окинула проводника растерянным взглядом.
– Судьбе было угодно, чтобы я опять свалилась вам на голову, – вздохнула она. – Скорее проводите меня в мое купе: мне совершенно необходим отдых.
– Это видно невооруженным глазом, мадам. К сожалению, вы окажетесь прямо над колесами: это единственное свободное купе.
– Неважно! Кажется, я способна уснуть прямо на гвоздях, как факир.
– Слава Богу, на гвоздях я вам спать не предлагаю, – с улыбкой отозвался Пьер. – Могу ли узнать, куда вы держите путь?
– В Канны.
В следующее мгновение Александра очутилась в купе, ничем не отличающееся от того, воспоминания о котором будут сопровождать ее по гроб жизни. Единственное отличие состояло в отсутствии двери, которая позволяла бы проникнуть в соседнее купе…
– Не желаете ли чего-нибудь выпить? – предложил проводник. – По-моему, это вам не помешает, миссис Каррингтон.
– Вы запомнили фамилию?
– О, мадам, вы относитесь к женщинам, которых невозможно забыть, даже если очень постараться. Однако, если позволите поделиться наблюдением, вы выглядите страшно утомленной, как после длительного путешествия..
– Так и есть: только этим утром я прибыла из Вены. Можно ли накрыть прямо здесь подобие ужина: скажем, бульон, омлет? В вагон-ресторан я не пойду.
– Понимаю, у вас сохранились о нем не очень приятные воспоминания… Я распоряжусь, чтобы вам принесли все, что вы пожелаете.
– Спасибо. Признаться, первым делом мне хочется глотнуть коньяку.
Предлагая какой-нибудь напиток, Пьер Бо имел в виду горячий чай; впрочем, он воздержался от замечаний. Воистину, американские дамы совершенно не похожи на своих европейских сестер, хотя эта разница казалась ему даже симпатичной: по его мнению, чашка чая могла успокоить разве что англичанина.
Совсем скоро Александра, которой был подан отличный трехзвездочный коньяк, сняла шляпу и пыльник и стала дегустировать напиток, рассматривая окрестности Парижа, которые и сейчас произвели на нее не менее удручающее впечатление, чем в первый раз.
На самом деле она не очень-то соображала, что делает. Первым ее побуждением после того, как она поднялась с постели, чувствуя еще больше отчаяния, чем когда ложилась, было справиться о расписании пароходов, отплывающих в Америку, однако она бросила трубку внутреннего телефона, так и не дождавшись ответа портье. Что ей делать в Нью-Йорке, где, кстати, не будет Джонатана, чей дом может встретить ее запертой дверью? Ждать в отеле, задыхаясь от жары и корчась под насмешливыми взглядами недоброжелателей, возвращения супруга, после чего, бросившись к его ногам, умолять о прощении и просить отменить поспешное решение? Что за нелепость! Каррингтон вынес жене приговор, даже не выслушав ее защитной речи, лишив ее законного права оправдываться. Хуже того, он нисколько не усомнился в правдивости репортерского вымысла! Как при подобных обстоятельствах бедняжке не чувствовать себя оскорбленной? Ей совершенно не хотелось жертвовать гордостью и защищаться…