Наркомы страха - Борис Вадимович Соколов

преступления был заместитель Абакумова генерал-лейтенант С. И. Огольцов. А 20 ноября 1948 года Политбюро одобрило постановление Бюро Совмина, которым Министерству госбезопасности поручалось немедленно распустить ЕАК, поскольку, «как показывают факты, этот комитет является центром антисоветской пропаганды и регулярно поставляет антисоветскую информацию органам иностранной разведки». Членов комитета предписывалось пока не арестовывать. Аресты начались в январе 1949-го, когда взяли бывшего начальника Совинформбюро С. А. Лозовского, поэта Исаака Фефера, писателя Переца Маркиша и других членов ЕАК. Дело о «сионистском заговоре» начинал Абакумов, которому удалось выбить из арестованных признательные показания. Однако еще до суда над членами ЕАК Виктора Семеновича арестовали. Дело заканчивал новый министр госбезопасности С. Д. Игнатьев. Последний 24 августа 1951 года жаловался Маленкову и Берии: «Почти совершенно отсутствуют документы, подтверждающие показания арестованных о проводившейся ими шпионской и националистической деятельности под прикрытием ЕАК». С точки зрения Сталина, Абакумов гораздо хуже, чем покойный Ежов, умел воплощать в жизнь сценарии больших политических процессов. Не хватало фантазии и образования. В результате процесс ЕАК пришлось делать закрытым. Он продолжался необычно долго — с 8 мая по 18 июля 1952 года. Даже всегда послушная Военная коллегия усомнилась в виновности подсудимых. Ее председатель А. А. Чепцов предложил вернуть дело на доследование, но его заверили наверху, что в Политбюро вопрос решен, и продиктовали приговор: 13 человек — к высшей мере наказания. Только одна из членов ЕАК — академик Л. С. Штерн — отделалась тремя с половиной годами тюрьмы и пятью годами ссылки.

Серьезным испытанием для Абакумова стало «ленинградское дело». Возможно, поведение министра госбезопасности в этот период вызвало в конечном счете его падение в июле 1951 года.

Предыстория «ленинградского дела» такова. В 1946 году, после дела о браке в авиапромышленности, Маленков, Берия и другие деятели прежней четверки были временно оттеснены на второй план. Новым фаворитом Сталина оказался Жданов, ставший его фактическим заместителем по партии и главным идеологом. Выдвижению Андрея Александровича способствовал брак его сына Юрия с дочерью Сталина — Светланой. Вместе со Ждановым на первый план выдвинулись члены «ленинградской команды».

Алексей Александрович Кузнецов, бывший первый секретарь Ленинградского обкома и горкома партии, в марте 1946 года был произведен в секретари ЦК и назначен курировать МГБ и МВД. Он также сменил Маленкова в качестве начальника Управления отдела кадров Центрального Комитета. Близкий к «ленинградской группе» и, в частности, к Кузнецову, Михаил Иванович Родионов, бывший секретарь Горьковского обкома, в 1946 году возглавил Совет Министров РСФСР.

Николай Алексеевич Вознесенский, чья карьера в 1935–1937 годах была связана с Ленинградом и который, благодаря протекции Жданова, в свое время с поста председателя ленинградского комитета по планированию прыгнул в заместители председателя, а потом и в председатели союзного Госплана, в 1947 году был переведен из кандидатов в члены Политбюро. При этом функции Госплана значительно расширились. Однако Сталин вскоре разочаровался в новых выдвиженцах. Жданов много пил и в последние два года жизни был практически недееспособен. После его смерти в августе 1948 года на почве алкоголизма Сталин расправился со ждановцами в руководстве.

Первым поводом для недовольства стареющего вождя послужила прошедшая в январе 1949 года в Ленинграде Всероссийская оптовая торговая ярмарка, на которой собирались распродать излишки промышленных товаров.

Она была организована по инициативе Родионова, Кузнецова и Вознесенского без санкции центральных партийных органов. Бюро Совмина разрешило проведение лишь межобластных оптовых ярмарок, а Родионов и ленинградские руководители сделали ярмарку всероссийской и лишь после начала ее работы известили об этом Маленкова. Политбюро осудило проведение ярмарки. Сталин решил, что пора ликвидировать «ленинградскую группу».

В феврале 1949 года последовал новый сигнал: в ЦК поступила анонимка о фальсификациях при выборах Ленинградского обкома партии. На ленинградской партконференции руководители обкома П. С. Попков, Г. Ф. Бадаев, Я. Ф. Капустин и П. Г. Лазутин получили по нескольку голосов «против», но было объявлено, что они прошли единогласно.

15 февраля 1949 года Политбюро приняло постановление об антипартийных действиях Ленинградской парторганизации. Срочно прибывший в Ленинград Маленков снял всю местную партийную верхушку. На объединенном заседании бюро Ленинградских горкома и обкома партии Георгий Максимилианович обвинил Попкова и его товарищей в антипартийной групповщине и противопоставлении Ленинградской парторганизации Центральному Комитету, а также в попытке создать Компартию России и тем самым расколоть ВКП(б).

Одновременно попали в опалу и покровители ленинградского руководства. В январе 1949 года Кузнецов, а в марте Родионов и Вознесенский лишились своих постов. Арестовали их лишь спустя несколько месяцев: Капустина в июле, а Кузнецова, Родионова и Попкова 13 августа — в кабинете Маленкова. Вознесенский же оставался на свободе до 27 октября. Его аресту предшествовало постановление Пленума ЦК от 12 сентября 1949 года об исключении Вознесенского из членов ЦК и необходимости привлечения его к судебной ответственности за утрату служебных документов в бытность его главой Госплана. Всего по «ленинградскому делу» было снято с работы более полутора тысяч представителей ленинградской номенклатуры, из которых несколько сот человек осудили, а несколько десятков — расстреляли.

Министерство госбезопасности начало собирать компромат на «ленинградцев» только тогда, когда они были низвергнуты с политического Олимпа. Сам Абакумов был в хороших, дружественных отношениях с Кузнецовым. После ареста Виктору Семеновичу это вменили в вину. За министром следили, и агентура докладывала вождю, что Виктор Семенович и Алексей Александрович дружили семьями.

И Сталин решил испытать министра, поручив ему разработать обвинения против «ленинградцев», инкриминировать старому другу расстрельную статью. Но Абакумов все же попытался помочь Кузнецову, стремясь отвести от него наиболее опасное обвинение в шпионаже. Надопросе бывший следователь Комаров показал: «Когда я доложил Абакумову план расследования дела Кузнецова и заговорил про шпионаж, тот, расхаживая по кабинету, принялся рассуждать вслух: «Собственно, какой у этих арестованных шпионаж? Они давно на виду, постоянно находились под охраной МГБ, каждый их шаг был известен… Начни мы ставить вопросы об их связи с заграницей, в ЦК будут смеяться…»

Абакумов часто говорил мне: «Мы солдаты, что прикажут, то и должны делать». Оттого я и не стал допрашивать Кузнецова про шпионаж — кто же осмелится пойти наперекор министру?»

Тем не менее Абакумов, видимо, опасался, что МГБ могут обвинить в «попустительстве шпионам», после чего его самого легко посадят на одну скамью подсудимых с Кузнецовым.

Первого арестованного по «ленинградскому делу», Капустина, также обвинили в шпионаже. Было хорошо известно, что Я. Ф. Капустин, находившийся в 1935–1936 годах на стажировке в Англии, где изучал паровые турбины, вступил в интимную связь с англичанкой-переводчицей. Однажды ее муж, внезапно вернувшийся домой, застал жену и Якова Федоровича в костюмах Адама и Евы. Разразился скандал, который стал предметом разбирательства партийной организацией советского торгпредства в Лондоне. Абакумов счел, что этот факт дает основание подозревать