Вверх тормашками в наоборот-3 (СИ) - Ночь Ева

Тёмно-кирпичные волосы спутаны и завиваются спиралями в тугие пружины. Глаза закрыты. Коротки ресницы трепещут, веки дёргаются телу в такт.

– Тинай! – рыдает Пиррия и проводит пальцем по щеке мужчины. В тот же миг он распахивает глаза, и люди, стоящие рядом, невольно отшатываются. Вместо зрачков у него огонь – яркий, красно-жёлтый, со всполохами.

– Пиррия! – предостерегающе вскрикивает Иранна. – Опасно!

Муйба кидается к бывшей сайне, но не успевает: мужчина, вперив огненный взгляд в Пиррию, дёргается ещё раз. Тело её пронзает молния – и теперь девушку трясёт, как на электрическом стуле.

– А-а-а-а-а-а! – кричит она, подняв руки к небу.

Мужчина содрогается в последний раз и затихает. Рядом падает Пиррия. Огненные нити оплетают её с головы до ног, мечутся по лицу, вырываются из пальцев. Кажется: у неё по венам сейчас не кровь бежит, а огонь.

– Он убил её, да? – спрашиваю, как заведённая, не могу остановиться. Меня тоже трясёт. – А сам умер, да?

Сильные руки Геллана ложатся на плечи, но не успокаивают, не могут остановить мою трясучку.

– Тихо! – командует Иранна, и разговоры постепенно замирают, как уходящая от берега волна. Муйба присаживается рядом с двумя телами и решительно проводит рукой вначале над мужчиной, а затем над Пиррией.

Я вижу её в профиль. По лицу ничего не прочесть: сосредоточенная напряжённость, жёсткий взгляд, неподвижность черт. Только брови живут своей жизнью: сходятся на переносице, приподнимаются в задумчивости.

– Невероятно, – говорит Иранна, поворачиваясь к нам лицом. – Он жив, но на грани яви и беспамятства. А Пиррия… он поделился с ней силой. Вернул ей дар. Невероятно.

– Сила любви ещё и не такие чудеса творит, – бросает замечание Росса и устало оседает на грязный истерзанный снег. – Кажется, нам всем нужно отдохнуть.

И вместе с её словами уходит из-под ног земля. Дрожь разливается по трещинам-разрывам, а дыра, из которой вырывался голубой столб, вновь озаряется светом – теперь красным.

Геллан

– Уходите! – кажется, это крикнул Лерран.

Поднялась суматоха. Люди бежали, сбивая друг друга с ног. Так случается, когда толпой овладевает паника.

– Забирайте Тиная и Пиррию, – командует Геллан и пытается сдвинуть Дару с места. Девчонка упирается.

– Нет-нет, Геллан, – сопротивляется она его рукам. Геллан намерен её унести отсюда, если понадобится. – Подожди немного, пожалуйста.

У края провала – Лерран. Его гибкая фигура застывает. Мускулы напряжены, на шее вздуваются жилы. Небо затягивает тучами.

– Силён, гайданище, – восхищается Росса, – но одному ему не справиться. – Эй, водные, помогайте! – кричит она, и голос её бьёт плетьми в спину убегающим. Кое-кто останавливается и словно через силу идёт назад. Их немного. Горстка. Явно не все, кому в дар дана стихия воды. Но они, самые смелые и отчаянные, встают у края вместе с Лерраном. Тучи становятся плотнее. Ещё несколько томительных мгновений – и на твердь обрушивается холодный ливень – стена воды с колким крошевом снега.

От тверди идёт пар – шипят, остужаясь, разломы, но свет в бездонной яме не гаснет – становится ярче, словно вода подбрасывает дров в этот диковинный страшный котёл.

– Твердь – колыбель моя, забери силу и успокой своё сердце! – выкрикивает Росса и распластывается на земле. Тело её впитывает подземные толчки.

Геллан слышит, как вскрикивает от боли Дара. Делает движение ей навстречу, но она останавливает его, выставляя вперёд ладонь:

– Пожалуйста, не шевелись! – умоляет она. – Ты ветер, не дай своей силе вырваться на волю! И верь мне, ладно?

Она прижимает руку к бедру и достаёт стило – тот самый Небесный груз, что отдала ей ведьма в Зоуинмархаге. Оружие горит зловеще красным. Руны меняются на лезвии с бешеной скоростью. Наверное, металл раскалился, и у его девочки – ожог, но она не замечает.

Стиснуть зубы. Расслабить тело. Закрыть бы ещё глаза, но Геллан не может – следит за тем, как Дара идёт, спотыкаясь, к провалу.

– Доверься ей, стакер, – рвёт по живому голос Айбина. – Дай исполнить предназначение до конца.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Нет!» – хочется крикнуть ему, но он не может. Наверное, кровочмак обездвижил его, чтобы не кинулся, не натворил бед. И от собственной беспомощности хочется захлебнуться, порвать небо на клочки, а приходится стоять столбом и следить глазами за идущей к пропасти фигуркой. Следить, ощущая, как в груди разрастается провал почище, чем тот, что полыхает сейчас в центре Вахрунда.

Дара подходит к бездонной дыре, что пульсирует красным оком. Геллан видит, как неловко вспарывает она ладонь и роняет капли крови на твердь.

– Третий раз. Стило выпьет кровь трижды, чтобы замкнуть круг. Повернуть колесо. Закончить цикл и умереть, выполнив своё предназначение. Своё, стакер, не Дарино.

Дара разжимает пальцы. Стило, выпадает из её руки и летит в бездонную пропасть. Булькнув, оттуда вырывается сгусток пламени. А затем становится тихо. Так тихо, что Геллан слышит своё дыхание и биение сердца.

На тверди лежит бледная, как смерть, Росса. Рядом – несколько смельчаков, что помогали ей, – отдавали силу, чтобы обуздать стихию.

Возле провала оседает Лерран. Чёрная кровь чертит две полосы на его лице – от носа до подбородка. Чуть дальше лежит Челия – не понятно, жива она или, исполнив предназначение, ушла на Небесный Тракт.

Так много штрихов и деталей. Так много тишины, от которой глохнешь. Он боится смотреть, но должен. Вместо этого срывается с места, освобождённый, и ноги несут его туда, где лежит бесформенная кучка. Это Дара. Или то, что от неё осталось.

Он бережно разворачивает её, как тонкий холст, чтобы заглянуть в лицо.

– Я жива, – закашливается он и бросает взгляд в бездонную яму, что снова чернеет и молчит. На щеке у Дары – грязное пятно. Ресницы и брови опалены и крошатся. – Думаю, теперь всё, – кашляет натужно, чтобы, наверное, избавиться от першения в горле.

Но это был ещё не конец. Они забыли о Миле – маленькой храброй девочке. Геллан не видел её в общей суматохе и радовался, что она осталась в безопасном месте – в замке Исты. Но, видимо, пропустил момент, когда она добралась до центра города. Сама.

На белой коже – бледный румянец. Отросшие кудри касаются плеч. Она тонкая, как гибкая веточка. Все вены светятся на её исхудавших руках. Синие глаза на остром личике кажутся огромными.

– Нет, Мила! – кричит он грозно. От страха, затопившего душу, темнеет в глазах.

– Да, Геллан, – шепчут её губы. Лицо озаряет мягкая, почти неземная улыбка, а затем сестрёнка уходит в себя, из глазниц бьёт золото и из-под ног, разливаясь, как река, ширится, растёт Жерель.

Она сглаживает трещины тверди. Она залечивает раны. Ей под силу даже та, что раскрыла безобразный рот и чернеет бездонной пастью. Жерель набрасывает золотое кольцо на её края и, сужаясь, сжимает горло. Поглощает, уничтожает, стирает провал.

Тонкие Милины пальцы вздрагивают в такт, проводят в воздухе круг, который становится всё уже и уже, пока не превращается в точку. И как только точка поставлена, маленькая храбрая девочка медленно садится на землю. Как старушечка с негнущимися коленями. Как тяжело раненый боец, боящийся потревожить рану.

– Я не выплеснулась, – сообщает гордо и от слабости падает набок.

Они сейчас все похожи на потрёпанные бурями одежды. Ну, и пусть висят лохмотья, зато остались живы. Ну, и пусть больше не во что одеться, зато опасность позади. И от этого ещё больше хочется жить, дышать, любить.

– Вот теперь можно и уходить, – говорит Геллан, поднимаясь на ноги и прикидывая, как собрать весь отряд воедино и добрести назад, в гостеприимный замок Исты.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Глава 51. Перед последним рывком

Дара

Какое счастье, что на Зеоссе нет зеркал. Видон у меня после похода к яме – тот ещё. Я как первый раз увидела себя в глазах Геллана, расстроилась до соплей: безбровое чучело с красной мордой и обгоревшими волосами.