Марсианское диво - Алексей Корепанов

Бесчисленные звезды уже вовсю хозяйничали в небе, и воздух, казалось, с минуты на минуту был готов превратиться в лед, когда Флоренс добралась до серебряных ворот. Ворота были приоткрыты, словно ее здесь ждали.

Она медленно и осторожно, стараясь не споткнуться, поднялась по каменным ступеням и заглянула в пространство за створками. Слабо светились стены огромного пустого зала, и этот зал показался ей похожим на крытый стадион – хоккейный или футбольный, – который давным-давно покинули болельщики. Игра окончилась, команды ушли, чтобы уже никогда не вернуться под эти своды, – и остались тут только пустота и тишина. Пустота и тишина ждали ее, Флоренс Рок, и вдалеке, над самым полом, призывно светила залетевшая сюда с неба шальная звезда.

Флоренс повернулась к съеденной зверем ночи равнине, мельком взглянула на золотые небесные одуванчики и прошептала:

– Счастливого пути, Ясон…

И сделала шаг внутрь зала. Второй… Третий… И почему-то совсем не удивилась, когда створки ворот за ее спиной с шорохом сдвинулись с места и медленно сомкнулись, отделяя ее от равнины и звезд.

Стадион принял нового игрока.

Здесь было гораздо теплее, чем снаружи, и Флоренс вынула руки из карманов. Разжав пальцы, она обнаружила у себя на ладони марсианскую пуговицу – и, слабо улыбнувшись, отбросила ее от себя. Пуговица со стуком ударилась о каменный пол, и легкое эхо почему-то долго, не затихая, повторяло этот стук. А Флоренс уже шла вперед, к далекой звезде, повисшей над полом.

Звезда оказалась самым обыкновенным фонарем, такие фонари входили в комплект снаряжения участников Первой марсианской экспедиции. Фонарь лежал на полу, рядом с большим прямоугольником очищенного от пыли пространства – словно бы тут что-то стояло, а потом это «что-то» убрали отсюда. Вероятно, фонарь оставил здесь Каталински. Мысль об инженере не вызвала у Флоренс прежних чувств – чувства остались где-то на другой стороне; чувства были совершенно неуместны здесь, в огромном каменном склепе. Чувства следовало приберечь для будущих времен.

Чтобы не наклоняться и не тревожить ноющую спину, Флоренс присела на корточки и, выключив фонарь, повесила его на шею. Возвращаться к воротам было, наверное, еще очень и очень рано – не в тысячи же раз замедляется здесь время, – и она, упираясь руками в колени, встала и вновь побрела вперед, в слабый рассеянный свет бесконечного зала.

Но уже через несколько десятков шагов опять остановилась. Перед ней была круглая выемка размером с автомобильное колесо, и на дне этой выемки, похожей на отпечаток большого мяча в мокром песке, лежал удивительный и очень знакомый предмет – Флоренс видела такой же не только в Интернете, но и в музее американских индейцев в Нью-Йорке.

Вновь присев на корточки, Флоренс дотянулась до своей находки и взяла ее в руки.

Она внимательно рассматривала прозрачный человеческий череп с огромными светящимися глазницами и похожими на бриллианты зубами, гладкий и прохладный, и ей невольно вспомнился Гамлет, принц Датский.

– Бедный Йорик, – с улыбкой тихо произнесла она.

Флоренс знала, что череп высечен из кристалла кварца.

У нее не было удивления – она просто любовалась этой искусной поделкой, вероятно, принадлежавшей к тому самому семейству «хрустальных черепов», что стало широко известно после очередного фильма про Индиану Джонса.

Первый такой череп был обнаружен на полуострове Юкатан, при раскопках заброшенного города майя. Лубаантун, «Город упавших камней» – так назвал древние руины английский археолог Фредерик Митчелл-Хеджес.

Впоследствии похожие черепа нашлись в запасниках музеев и в частных коллекциях – не только в Америке, но и в Европе, и в Азии.

Экстрасенсы и просто высокочувствительные люди уверяли, что череп «Митчелл-Хеджес» навевает им особые, почти гипнотические состояния, сопровождающиеся необычными запахами, звуками и яркими видениями – как из далекого прошлого, так, возможно, и из будущего…

Флоренс была известна гипотеза о том, что эти черепа когда-то служили своего рода приемо-передатчиками – ведь кристаллы не только удерживают энергию и информацию, но и способны посылать их адресату. Но не обычными приемо-передатчиками, а работающими в диапазоне психических энергий и мыслеобразов. Для хрустальных черепов не существовало ни расстояний, ни временных барьеров. Предполагалось также, что они использовались для секретной связи между посвященными, находившимися на большом удалении друг от друга, – на различных континентах, а то и на разных планетах. Возможно, черепа были работоспособны и до сих пор…

Нанотехнолог продолжала держать череп в руке, вглядываясь в светящиеся глазницы, похожие на включенные автомобильные фары. Да, этот череп очень напоминал тот, который ей довелось увидеть в нью-йоркском музее.

«Ты сделан именно здесь, – без всяких эмоций подумала она. – Здесь, на Марсе. Все те хрустальные черепа, которые боги якобы подарили людям, сделаны здесь. А боги пришли на Землю с Марса…»

Она не задавалась вопросом, откуда в этом зале взялся хрустальный череп. Она не собиралась ничего анализировать, не собиралась выдвигать какие-то предположения – она просто принимала все как есть: вот зал, вот лунка и вот – прозрачный череп с сияющими глазницами…

Флоренс не заметила того момента, когда заклубился под прозрачным хрустальным гладким лбом черепа белый туман, и зашептали что-то непонятное далекие голоса, и тонко-тонко зазвенели со всех сторон невидимые колокольчики…

Туман расползался, растекался, заполняя собой все окружающее пространство, она плыла в этом тумане, поднимаясь все выше и выше… Невнятный шепот постепенно утих, а колокольчики, напротив, звенели все сильнее; уже не колокольчики это были, а огромные серебряные колокола, сотни, тысячи колоколов, каждый со своим голосом, ритмом, мелодией… Они ничуть не оглушали, их пение было таким же естественным и ненавязчивым, как дыхание, как стук собственного сердца. Прошло то ли мгновение, то ли вечность, и Флоренс поняла, что этот перезвон издают звезды, невидимые на дневном небе. Небо было просторным и светлым, и внизу безмятежно зеленела равнина, и сверкал на солнце величественный Купол, и Марсианский Лик был четким и красочным: белый лоб, розовые щеки, почти прозрачная слеза, изумрудные зрачки… А еще – темные волосы и красно-желто-синий головной убор… Мягко блестело золотое покрытие равнины, покачивались на легком ветерке шарообразные белоснежные цветы, и с дерева на дерево неторопливо перелетали птицы цвета сапфира, похожие на голубей. Вдали играла, переливалась бликами волнистая спина океана, и в розовой дымке у горизонта бродили, непрерывно меняясь местами, сияющие, уходящие в небо колонны… Она знала, что это за колонны, ей был понятен ритм их движения, и вообще она знала все об этом мире, воссозданном в новой плоскости бытия как воспоминание об иной Вселенной. Отсюда, из невесомой прозрачной вышины, она могла заглянуть под Купол, вернее, сквозь Купол, очутиться в любой из пирамид, одним взглядом охватить все помещения Лика. Она могла тонким лучом проткнуть небеса и скользнуть в пустоту – живую, дышащую пустоту, – а потом воплотиться в краю других пирамид, возле другого Сфинкса – еще одного воспоминания о предшествующем слое бытия.