Путешествие ко святым местам в 1830 году - Андрей Муравьев

Наконец подул желанный ветер, который редок в летнее время на Воспоре, всегда освежаемом в знойные дни ветром северным с Черного моря, и я сел на корабль генуэзский, «Салвадор», ближе других стоявший к берегу. Рассеянные мачты судов уже чернели вдали перед нами, и радостно пустились мы на сие морское ристалище, горя соревнованием оставить их всех за собой, как будто бы одна и та же драгоценная пальма – отчизна – ожидала и кормчих и меня у берега. Но на вторую ночь, когда уже сквозь сумрак увидели мы в стороне Змеиный остров, знаменующий устье Дуная, внезапная буря возмутила море.

Я спал на палубе; меня пробудил треск снастей и резкий скрип качающихся мачт, и глухой гул бочек, перекатывающихся по дну корабля. Я хотел встать, и плеском обдала меня морская волна; в каюте искал я убежища, но и там все было в движении, столы и стулья бились об стены; снова вышед на палубу, ухватился я крепко за канат и смотрел на ужасную картину разъяренной стихии. Холодный, совершенно осенний ветер скитался по исполинским волнам, воздвигая и стесняя их в убийственный круг окрест корабля, но под его хладным веянием кипела пучина, и в этом адском котле нельзя было распознать пределов моря и неба; серое утро пришло только тускло осветить нам бездну, не укрощая бури. Одним бортом смело подымался корабль над водами, другим скользил по их пене, как бы готовый уже зачерпнуть ее, и снова вал возносил его на свой хребет; с седой вершины одного из них, как бы с поклонной горы, увидали мы дальний, белый берег Одессы, и бурен был для меня первый привет отчизны. Прямо на берег гнала нас буря, и отмели нам угрожали; но по мере того как мы вдавались в залив, ветер терял силу, и кормчий мог направиться к устью Днепра, где бросил якорь на мели; там простояли мы два дня в беспрерывном страхе быть увлеченными в море, ибо якорь не держался на песках.

После долгого ожидания утихла наконец непогода и подул слабый попутный ветер от устья Днепра. О какое живое, невыразимое чувство восторга взволновало грудь, когда перед вечером открылась нам Одесса, и ближе и ближе стал подвигаться мачтовый лес ее судов. Какие минуты наслаждения могут сравниться с первым желанным мигом свидания с отчизной, когда простирает она гостеприимные объятия усталому путнику, изглаживая из памяти его все долгие и тяжкие заботы странствия! Одно только красноречие слез может изобразить сие мгновение, и я их пролил, когда, окинув в мыслях две священные грани, между которыми простиралось мое поприще: Гроб Господний и отчизну, – я вспомнил с чувством умиления, как невредимо достиг обеих, тогда как каждая волна и каждый ветер пустыни могли затерять в неизмеримости бездн и песков одинокого и беззащитного, если бы не бодрствовала благая рука Провидения.

Уже якорь был брошен посреди итальянских кораблей, и вечерняя звезда пробудила обычный звон колокольчиков на всех палубах, и торжественное: «Ave Maria» огласило воды, вверяя Пречистой Деве житейские бури пловцов и пучин. И я присоединил молитвенный голос мой к общему гимну, и, как бы отходящий к покою, после всенощного бдения, ибо в сей торжественный миг все мое странствие казалось мне видением одной священной ночи, радостно я возгласил: «Взбранной Воеводе победительная, яко избавлыиеся от злых, благодарственная восписуем ти раби твои, Богородице: но яко имущая державу непобедимую, от всяких нас бед свободи, да зовем ти: радуйся, Невесто неневестная».

Прибавления

Орден рыцарей Святого Гроба

Почти все писатели, говорившие об ордене Святого Гроба, возводили начало оного до времен св. апостола Иакова, первого епископа Иерусалимского, или по крайней мере до императора Константина Великого, и представляли Готфрида Бульонского, первого короля Иерусалимского, и его преемника Балдуина I только возобновителями ордена. Но сия древность вымышлена, ибо все рыцарские ордена начинают являться только в XII веке. Недостоверно даже и то, чтобы Готфрид или Балдуин были основателями сего ордена. Называющие Готфрида возобновителем оного предлагают вместе и уставы рыцарей Святого Гроба, под сим заглавием: «Уставы и законы, изданные императором Карлом Великим, Людовиком VI, Филиппом Мудрым, Святым Людовиком, королями Франции и Готфридом Бульонским, верховными владыками и магистрами рыцарского ордена Святейшего Гроба Господа нашего Иисуса Христа, которые еще хранятся в архивах сего ордена во граде Иерусалимском».

Вилламонт в описании своего путешествия, в коем поместил он по-латыни и по-французски сии уставы, дает им другое заглавие: «Извлечение из учреждений императоров, королей и князей Франции, бывших государями и главами ордена рыцарей Святого Гроба Иисуса Христа, взятое и списанное с подлинника в присутствии отца Иоанна Баптиста, Блюстителя и главного поверенного папы в Святой Земле».

Но аббат Иустиниани отвергает достоверность сих учреждений по несообразности выставленного на оных 1099 года со временем, в какое жили государи, которым их приписывают, и нельзя не удивляться, читая во второй главе сих уставов о королях Франции Людовике VI, Филиппе II и Святом Людовике, когда первый начал только царствовать в 1108 году, Филипп в 1180, а последний в 1226. В той же главе и Карл Великий поставлен между государями, которые дали обет жертвовать имуществом и кровью и плыть за море, чтобы освободить обетованную землю от сарацинского ига; в последующей же главе все они показаны вместе беседующими об ордене, как будто бы они уже совершили обет свой, овладели королевством Иерусалимским и изгнали сарацин из всего их достояния в Святой Земле, почему будто бы и дано королям сим наименование христианнейших. Но Карл Великий никогда не был в Святой Земле; известно только по истории, что халиф Харун-эль-Рашид, презиравший всех владык земли, высоко ценил дружбу императора Карла, посылал ему много даров и, зная его усердие к Святой Земле, усвоил ему оную, удержав себе только звание его наместника. Но поистине это была только вежливость со стороны халифа.

В четвертой главе сходятся вместе все сии государи для основания ордена Святого Гроба, хотя все они жили в разные времена: «По усмотрению нашему благорассудили мы учредить орден Святейшего Гроба во граде нашем Иерусалиме, во славу и в честь Святого Искупителя; и как первостепенное достоинство, придали сему ордену титул нашего христианнейшего, и соизволили рыцарям оного носить пять багровых крестов в честь пяти язв, нанесенных Господу нашему Мы же произвели многих в рыцари и назнаменовали их сими крестами против неверных, которые обратятся от сего в бегство и не возмогут противостать войскам». Можно бы представить и другие доказательства подложности сих уставов, но и этих довольно.

Итак, нельзя на них основываться и приписать Готфриду учреждение или возобновление ордена Святого Гроба в 1099 году. В самом деле Беллу и Фовин приписывают сие не ему, но его преемнику Балдуину I, в 1103 году. Они говорят, что когда сарацины отняли город Иерусалим у восточных императоров, то оставили хранение Святого Гроба монашествующим каноникам. Когда же Готфрид овладел городом, тогда дал им большие имения, и Балдуин сделал их рыцарями Святого Гроба. Фовин прибавляет, что государь сей повелел им сохранить свою белую одежду, на которой носили они золотой восьмиконечный крест, окруженный четырьмя малыми крестами по подобию герба королей Иерусалимских. Дю-Бреиль в своих «Парижских древностях» предлагает начало грамоты сего государя, учреждающей орден; но сия грамота по-французски и подложна, потому что язык в оной новейший и не отзывается стариной. Таково ее содержание.

«Балдуин, Божиею милостью король Иерусалимский, желает всем настоящим и будущим христианам спасения и благого поспешения о Господе нашем Иисусе Христе, едином царе неба и земли. Ради возвеличения нашей святой веры, ради чести и уважения, какое питаем мы ко всесвятому Гробу нашего Господа, основали мы и учредили орден Святого Гроба, коего мы и наши преемники будем главами и неограниченными магистрами; в отсутствие же наше – патриарх Иерусалимский для памяти и воспоминания о Господе нашем Иисусе Христе, милостью Которого мы достигли короны и многие одержали победы над сарацинами, врагами нашей святой веры.

Мы вверили ради особенного благочестия канонников патриаршей церкви сего Святого Града надзор и служение Святому Гробу сим братиям, дабы они денно и нощно его охраняли и по-прежнему совершали там божественное служение. В знак же признательности за все их заботы и прилежание мы назвали, произвели и установили их воинами Иисуса Христа вышереченного ордена Святого Гроба.

Мы учреждаем, дабы они отныне носили на своих белых одеждах, на груди или на каком-либо месте, более видном для глаз, крест и герб, которые нам присвоены были благоволением государей и князей христианских по завоевании сего Святого Града. Вышереченные рыцари должны впредь принимать знак сего ордена из рук наших и королей наших преемников, или в случае нашего отсутствия и какого-либо помешательства, от честнейшего патриарха сего Святого Града и его преемников, перед коими сии рыцари должны также творить обычный обет послушания, нищеты и целомудрия согласно с постановлениями их устава».