Страна, которой нет - Kriptilia
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва шевелятся, а все еще рвут друг у друга из пасти кусок, ну надо же, какая плесень, покачал головой Рафик аль-Сольх, и понадеялся, что тошноту вызывает отвращение к плесени, а не цвета, звуки и запахи.
- Думаю, что один из этих пакистанцев и есть интересующее нас лицо. Ну и напоследок… - Штааль повернул голову к допрашиваемым: - Кто делал запрос на Фарида аль-Сольха?
- Не я!
- Он врет! Он! Не я!
- И вот так уже почти час. Вместе и по отдельности. Все прочие имена - вы сами их слышали - они называть готовы. И соглашаться готовы. Тут они тоже были бы готовы, но они не знают, что говорить - вернее, что я желаю услышать. Понимаете, господин замминистра, сегодня с утра наш сотрудник навещал отель «Симург»… - ах, вот какой именно отель, - где ему сообщили, что служба безопасности прослушивает номера дипломатов. Наш киберсектор взял дело под контроль, и мы обнаружили среди собственных запросов службы безопасности имя вашего сына. Пока мы еще не выяснили, в чем дело, но к полуночи я планирую закончить.
Рафик невольно обернулся на часы над дверью: было 11:20.
- Вам удалось разъяснить для себя что-нибудь, господин замминистра? – начальник Сектора А контрразведки жайша был очень вежливым человеком и всегда разговаривал с мягкой предупредительностью. – Может быть, вы желаете отдохнуть?
Интересно, подумал Рафик аль-Сольх, со мной что-то не так? Достал из кармана платок, промокнул лицо и только тогда заметил влагу на лбу.
- По-моему, - сказал гостеприимный хозяин, - вам стоит не дожидаться здесь, а поехать домой. Если что-нибудь все же выяснится, я вам позвоню.
- Спасибо, - вяло кивнул Рафик. И понадеялся, что выражение его лица легко списать на беспокойство за пропавшего сына.
Интермедия
«Язык идеологии и идеология языка.
Многие говорят – как же так? Почему реконструкция Востока происходит не на базе какой-нибудь новой, «прогрессивной» идеологии, а на базе невнятного, вопиюще внутренне противоречивого идейного хлама конца прошлого века? Даже не начала, когда «евразийство» возникало усилиями действительно незаурядных умов, а периода, когда за эти идеи, упрощённые и вульгаризированные в меру своего понимания, хватались реваншисты на пространстве бывшего СССР или маргинальные группы политических заговорщиков Ближнего Востока, раздираемого противоречиями между традиционной культурой и модернизирующейся структурой общества.
Говоря об этом, я хочу выдвинуть сильный тезис: противоречивость и невнятность «евразийской» идеологии для Турана есть не недостаток, а достоинство. По крайней мере, на этапе становления государства и борьбы с социально-экономическими последствиями глобального конфликта на своих и сопредельных территориях. Я думаю, Эмирхан Алтын от начала, если не осознавал, то хотя бы чувствовал все преимущества нечеткой позиции.
Во-первых большое количество тезисов, пусть даже противоречащих друг другу или просто не укладывающихся в единую картину, позволяет идеологам Турана вещать на различные группы населения. Разные люди и сами по себе выделяют в той идеологии нечто наиболее значимое для себя, и довольно мало склонны обращать внимание на то, что добавляется к этому в общем идеологическом «пакете». При небольшой доработке агитационной политики этот эффект может быть значительно усилен. Светский характер государства – для городской интеллигенции, а также для всех, кто устал от религиозных конфликтов, «метафизическая санкция» - для тех, кому требуются «сверхцели». Традиционалистский в светском смысле корпоративизм устраивает многих этатистов, а социальная ориентированность востребована в обществе, местами в буквальном смысле возрождающемся из руин.
Последний аспект – аспект мобилизационной направленности – особенно важен как раз в связи с этим обстоятельством. Туранская элита послевоенного периода получила от общества столь большой кредит доверия и к себе, и к своим идеям именно потому, что декларировала, да и в значительной степени осуществляла на практике, борьбу с насилием и разрухой на присоединяемых территориях. Но почти неизбежная составляющая любой мобилизационной идеологии – это «образ врага». Найти этого врага было весьма нетрудно – западный мир действительно выступал в предшествующий период для многих социумов, вошедших в состав союза, как военный и политический противник. Но для общества, привыкшего к идеологической индоктринации, не важно духовной или светской, прагматических оснований для борьбы недостаточно. Враг, помимо прочего, должен быть воплощением «метафизического зла». И «мистический» компонент евразийской идеологии, направленный против «атлантизма», здесь подходит как нельзя лучше. Именно в силу своей неопределённости он дает достаточную свободу манёвра, позволяя одни страны считать основными источниками «атлантистской угрозы», а другие (как например большинство европейских), лишь «поражёнными атлантизмом», от чьего губительного влияния они вполне могут быть «освобождены».
Наконец, противоречия в идеологической картине мира – не только свобода для манёвра, но и источник идейного накала. Чем более иррациональна в своих основах та или иная концепция, тем больше она опирается на чувство, которое питает верность адептов своей доктрине и одновременно само питается необходимостью игнорировать или «творчески переосмысливать» её противоречия. Так, богатая противоречивыми положениями христианская религия в своё время породила мощную традицию толкования священных текстов, не говоря уже о выдающихся явлениях культуры, да и многих других параметрах европейской истории и политики.
Самое же главное заключается в том коренном обстоятельстве, что евразийская доктрина в её нынешнем виде – это не философия, призванная объяснять мир, а орудие (пусть не материальное, а информационное), призванное его преобразовать. В противоречивом мире политики такое орудие тоже будет противоречивым – по необходимости, в силу самой природы вещей.»
Мишель де Сенс, инфопортал «Восточный экспресс», обратный перевод с английского
Комментарий: Освобожденная Женщина Турана
