Свой дракон - Галина Романова

Девушка прикусила губу и кивнула. Живя на заставе, она учила устав Ордена, к которому принадлежала, пусть гроссмейстер и ничего о ней не знал.

– Она знает! – передразнил сэр Руйер и с такой силой оттолкнул ее, что Вилия отлетела на несколько шагов и чувствительно приложилась спиной к стене. – В таком случае ты наверняка знаешь, какая тебя ждет кара за нарушение закона?

Девушка молчала, глядя на него исподлобья, и не понимала половины того, что говорил наставник. Она влюбилась в дракона? В летающего ящера? В дикого зверя? Бред!.. Нет, если бы этот светловолосый парень был человеком, в него можно было влюбиться, но если помнить, что под красивой маской прячется чудовище? Ни за что!

– Впрочем, – помолчав, продолжал сэр Руйер, – я могу не просто закрыть глаза на нарушение Устава Ордена. Я даже могу помочь тебе получить рыцарские шпоры и попытаться стать не последним человеком среди рыцарей, если ты кое в чем мне поможешь.

Вилия заинтересованно подняла на него глаза.

– Запри дверь, – последовал короткий приказ. – Раздевайся. Ложись!

И магистр начал расстегивать пояс.

Несколько недель спустя

Дни тянулись монотонно, сливаясь в один. Уже на пятый или шестой день Готик совершенно потерялся во времени, отмечая его только приходом брата-тюремщика, который приносил узнику пищу. Ему сделали кое-какие послабления – удлинили цепь на шее настолько, что можно было лечь, но на этом улучшения и закончились. Спать приходилось прямо на голом и далеко не чистом полу, свернувшись калачиком, чтобы сберечь хоть какое-то тепло. Справлял нужду он рядом со спальным местом, так что уже через несколько дней все вокруг пропиталось запахом нечистот.

Пища тоже была скудной. Первые три дня узнику полагалось только два куска хлеба и две кружки воды – утром и вечером. На четвертый день вода вечером оказалась разбавлена вином, а к хлебу добавили одно яйцо.

Сначала юноша пытался считать дни – каждый раз, когда приходил тюремщик, царапал палочкой на камнях одну черту. Но потом махнул на все рукой – по Уставу, его не могут содержать на хлебе и воде больше сорока дней. Потом либо должен состояться суд и казнь, либо покаяние и прощение, либо его переведут в обычную тюрьму, где условия жизни намного лучше. Там могут выдать соломенный тюфяк и одеяло, а кормить будут не в пример обильнее. А еще могут удлинить цепь или вовсе ее снять, так что можно будет ходить туда-сюда… В общем, жить как-то можно.

Откровенно говоря, юноша не слишком возмущался своим нынешним положением. Вольно или невольно, он предал друга. Авест упорно молчал все это время. И это наводило на тягостные размышления.

«Он был моим другом… Он верил мне, а я… Нет мне прощения! Я запятнал свою честь», – думал Готик. Что за судьба! Теперь его род будет опозорен! Наследник рода оказался недостоин оказанной ему высокой чести называться драконоборцем. Что подумает о нем дед?

«Хотя, надо признать, не вышло бы из меня драконоборца. Я бы не смог их убивать, драконов. И дело не в Авесте! Я же чувствовал ту виверну. А ящер, которого мы повстречали в лесу? Смог бы я убивать этих животных, если бы не встретил дракона? Не знаю…»

Молодости несвойственно заглядывать далеко вперед. Не имея жизненного опыта, юность не в состоянии правильно оценить масштабов того, что приключилось. Жуткое слово «навсегда»… В него просто не верилось. Его обязательно должны простить! Ведь что-то говорили про Год Дракона. Когда он наступит, его могут выпустить для того, чтобы дать преступнику шанс кровью искупить свою вину. Но что искупать, если не чувствуешь себя виноватым?

«Нет, я виноват, – всякий раз на этом месте обрывал свои размышления Готик. – Я все-таки выдал Авеста. Я проговорился… Нет мне прощения – но только за это. И как, скажите на милость, я смогу кровью искупить свою вину? Может быть, как Безумному Лорду, уйти к ним? Дождаться начала войны, попроситься на передовую, пробраться в горы, а там… Лучше смерть от драконьего огня, если они не захотят мне поверить, чем это…»

Моральные терзания – в одиночном заключении для них было достаточно времени! – были страшнее любой боли от пыток. Первые дни, когда узник остался наедине с собой, были особенно ужасны. Хотелось выть и биться головой о стену. Мерещились какие-то тени и шорохи. Тем более что тут было прекрасное эхо, и некоторые долетавшие до него через стены звуки были способны вызвать дрожь у любого.

Воинственные клики… Скрежет и свист… Громкие сухие хлопки, которые на уроках магии обычно сопровождали срабатывающие боевые заклинания… Короткие приказы…

– Ну же, тварь! Рычи! Еще! Злее! Ты же чудовище! Где твоя ярость? Я тебя научу… Вот тебе! Что, нравится? Нет? Тогда – на еще! Еще! Ага, тебе больно! Ты злишься? Так покажи свою злость! Давай! Зарычи!

Но рычания не было. Ни криков, ни рева, ни воя. Только изредка шипение сквозь стиснутые зубы и шлепки хвоста по камням.

«Оставьте его в покое! – Готик зажимал уши руками, чтобы не слышать этих воплей. – Он не злой! Не делайте из него монстра! Не надо! Хотели убивать – так убивайте и нечего мучить!»

Два чувства боролись в нем: радость от того, что друг еще жив, и страх за его судьбу. Что с ним делают? К чему эти издевательства? На живом драконе отрабатывают боевые приемы? Или цель в другом?

– Ты же ненавидишь людей! Так покажи это! Ну… Еще! Больше ненависти! Не смотри на меня так, а выплесни свои чувства! Не сдерживайся!

Шипение, переходящее в хрип и натужный кашель.

– Что, не получается выдохнуть пламя? – Смех. – Злишься? Это хорошо! А если мы вот так…

Авест был в облике дракона, и у юноши не получалось «достать» его сознание, чтобы хотя бы разделить боль. Его самого не пытали, не били, но лучше бы наоборот! Это все из-за него! Дракон ни в чем не виноват!

«Я точно безумен. Дракон – и не виноват!.. Но это же Авест, мой друг! Это мой дракон, хотите вы того или нет. И оставьте моего дракона в покое!»

– Ты уже ненавидишь меня? Прекрасно! Но тебе меня не достать, как ни старайся! А вот другие люди… Их много. Почему бы тебе не выплеснуть свою ненависть на них? Вы, твари, для нас все на одну морду. Так почему мы, люди, должны отличаться на ваш, драконий, взгляд? Не все ли равно, кто на самом деле разгромил ту несчастную заставу! Если бы это не сделал один из зверей, это должен был совершить человек… Не все ли равно, на ком из паршивых двуногих вымещать зло…

«Из него делают чудовище. Дикого зверя, помешанного на мести и ненавидящего всех вокруг. Но Авест не такой! Он не злой! Он выдержит, справится… может быть».

Яростный рев, прорвавшийся сквозь стены и заставивший испуганно шарахнуться в норы наглых тюремных крыс, заставил усомниться в этом. И от этого стало по-настоящему страшно. Так страшно, что впервые за все дни заключения Готик расплакался.

Три с половиной недели спустя. Праздники в честь Дня Представления

Массовые мероприятия в честь представления народу наследника, принца Кярая Айнского, должны были затмить – и затмевали – все, что произошло за последний цикл. Люди веселились так, словно это были последние счастливые дни. Пиры, балы, игрища, маскарадные шествия сменяли друг друга.

На пятый день пышный двор прибыл в Школу Драконоборцев.

Все эти дни там шли лихорадочные приготовления. Ристалище украсили цветными полотнищами, ярко раскрашенными щитами с гербами самых знатных баронов, герцогов и графов, чьи сыновья и братья имели честь состоять в рядах Ордена. Ложу для почетных гостей, коими были король, королева, принцесса, принц Негрин с супругой и дальней родней, убрали гирляндами живых цветов и зелеными ветками. Все женщины были в венках из цветов и держали в руках ветки яблонь и вишен. Музыканты не смолкали ни на минуту, хлопали на ветру флаги, кружили в вышине голуби.

Принцесса Нерия дрожала от возбуждения. Уже второй месяц девушка жила в тревожном ожидании. Ее участь была решена: мать родила мальчика. Она больше не являлась наследницей престола и должна была в скором времени покинуть страну и выйти замуж за кого-нибудь из принцев-соседей. Несколько послов из дружественных держав – накануне Года Дракона, хочешь не хочешь, надо крепить связи – присутствовали тут. Два приема уже были даны в их честь; собственно, даже не приемы, а смотрины. Девушка старалась понравиться послам, улыбалась, сыпала умными фразами, танцевала – в общем, делала все, что от нее требовали. Но если бы у нее спросили, принцесса бы сказала, что ей нравится кое-кто другой.

С этим молодым оруженосцем – сейчас он, наверное, уже рыцарь – Нерия беседовала всего несколько минут, и потом, на молебне в честь Дня Создателя и на последовавшем за ним пиру время от времени обменивалась взглядами, и этого оказалось достаточно. Всю зиму и весну принцесса пребывала в розовых мечтах: у нее родилась сестра, отец скрепя сердце провозглашает старшую дочь наследницей престола. Ее не торопят с замужеством, ибо это означает призвать на трон иностранца, и, как знать, если она успеет короноваться до свадьбы, то сможет на правах королевы сама выбрать себе мужа. Правда, рыцарям-драконоборцам запрещено официально жениться, но он может стать ее другом, фаворитом, доверенным лицом, приближенным – а это уже немало. И сегодня девушка, сидя в ложе и теребя зеленую ветку, затаив дыхание, ждала момента, когда увидит Готика Дольского.