Стамуэн - Марина Казанцева

— Куда же я уйду? — ответила ей Эдна окровавленными губами. Она посмотрела вверх, на шаарию, двумя язвами, которые у неё стали на месте глаз. — Куда я пойду? Здесь мои дети. Мне некуда идти.

— Эдна, — просила её шаария, — ты ещё молода. У тебя всё впереди. Ты ещё можешь выйти замуж, у тебя будут дети. Выходи из сна, Эдна! Жизнь здесь, а не там! Выбери жизнь, Эдна!

— Нет, — обессиленно отвечала женщина, — я слишком устала. Я останусь с ними. Это всё, что я хочу.

Там, в своём сне Эдна умерла. Здесь её тело прекратило жить. Открытые глаза потускнели, и шаария ладонью опустила веки умершей.

Эдна умерла. Всеми забытая, обобранная в беспамятстве, брошенная. Никогда никем не замечаемая, некрасивая, незамужняя и бездетная тридцатипятилетняя Эдна.

— Никто не узнает, какой хорошей матерью ты была, — прошептала шаария, разглаживая пальцами ранние морщинки на лбу умершей.

— Вот она, цена привязанности, — старуха покачала головой. — Ах, Сади, Сади!

Вот и Эдна выбрала привязанность, хотя она сожгла, уничтожила её неопытную одинокую душу.

Едва только стражи исчезли из виду, Кондор утратил всю свою воинственность. На него навалилась такая тяжесть, что он вынужден был остановиться и присесть. Так, сидя в течение почти получаса на одном месте и почти не шевелясь, он переживал происшедшее.

Ребята остались без воды, без руководства. На Эдну слабая надежда. Что с ними сделают из-за него? Он боялся думать об этом. Впервые Кондор боялся смотреть в глаза правде.

Его не выпустят отсюда — в этом он был совершенно уверен. Остаётся Маркус. Если он не совершенный подлец, то должен позаботиться о студентах. Что там говорила ему старуха таким странным способом? Что у ребят есть вода? Или будет вода? И что это ему должен был передать Маркус.

«А ведь передал», — вспомнил Кондор. Но, все эти мысли не принесли ему ни малейшего облегчения. Раз он не видел исполнения обещанного воочию, то этого как бы не произошло.

Мариуш шёл по длинной кишке пещеры, неся канистру с водой. Если бы у него был повод не делать этого, он бы немедленно воспользовался им. Бессмысленность собственных действий просто убивала его.

Фонарь выхватывал из темноты небольшой кусок пути, а впереди и позади была кромешная тьма. Время от времени Мариуш светил на стены и потолок — чтобы убедиться, что он ещё в реальном пространстве, а не в преисподней.

Временами слух обманывал его — слышались вздохи, стоны, шуршание. Тогда профессор останавливался и звал: кто тут?! Прислушивался, но темнота молчала. Он светил вокруг и с замиранием сердца боялся обнаружить притаившегося монстра. Но, всё было пусто, он был единственным живым существом в этой каменной ловушке. Только тихий ветер непрерывно тянул из глубины.

И вот настал момент, когда фонарик замигал. Наверно, Кондор уже многие часы спускается по этому бесконечно длящемуся подземелью. А, может, не часы, а дни. Когда свет иссяк, профессор испытал приступ паники, которая сопровождалась удушьем. Он сел у стены и начал глубоко дышать. Тьма давила, лишала мужества.

«Кому нужно тут моё мужество?» — подумал он. Кто смотрит на него? Мучительно хотелось закричать — так, чтобы отозвались стены. Кататься по полу и биться головой. Но, он стыдился сам себя. Да, Мариуш Кондор не должен терять самообладания даже в полной изоляции от всего живого.

Он не заметил как заснул. Усталость, отчаяние, тьма и обречённость сморили Кондора. Пластиковая канистра с водой пригодилась вместо подушки.

Очнулся он спустя невесть сколько времени от жажды. Где канистра?! Ах, вот она — немного в стороне. Наверно, он во сне оттолкнул её руками. Постойте, а как он видит?! Ведь фонарик давно погас — Кондор выкинул его!

Это было очень странно: в норе не было темно. Стены где-то в метре от пола давали слабый свет. Высокий потолок прохода тоже слегка сиял. Наверно, это колонии неизвестной науке плесени. Свет был ровным, перламутрово-голубым — и позволял видеть достаточно.

Кондор полюбопытствовал и заглянул в ту часть прохода, которую уже миновал. Ошибиться невозможно, ведь его путь всё время идёт вниз. Да, там было свечение, но слабое — оно постепенно иссякало вдалеке. А вот то, что впереди, освещалось, словно голубыми неоновыми лампами. Как интересно: когда Мариуш засыпал, то было совершенно темно, а когда проснулся — как будто именно для него устроили иллюминацию.

«Всему есть причина, — ответил на эти крамольные мысли рассудок. — Возможно, эта плесень реагирует на изменение магнитного поля.»

Такое объяснение было ничуть не хуже прочих. Кондор поднялся, взял свою канистру и направился дальше вниз. Теперь идти было не в пример легче, поскольку в мертвенно-голубом свете плесени был виден каждый камешек и выбоинка. Занять мысли было нечем.

Спуск всё не кончался, утратилось ощущение времени. Бессмысленность действия породила душевное окоченение, несвойственное обычно такому энергичному профессору.

Перешагивая с камня на камень, он поднял глаза и обречённо остановился. Вот и всё. Он достиг дна. Длинная кишка спуска закончилась тупиком. Это то место, куда они отправили его умирать. Можно было и не тратить силы на шараханье. Профессор уселся на пол и прислонился спиной к прохладному камню.

Если бы он умел подавлять в себе сознание! Но против воли мысли так и копошились в голове. Старуха сказала, что ему понадобится вода. Зачем? Чтобы подольше протянуть, сидя на каменном полу и глядя на цветущую плесень?

Это наказание. За то, что он посягнул на самое святое в этом гиблом месте. На воду. Туземцы тут живут невесть сколько веков. И всё это при постоянной нехватке воды. За столетия они выработали строгий устав пользования скудными благами природы. У них незыблемые правила. Они имеют даже некоторый кодекс чести, никогда не посягая на чужое. А его экспедиция — это просто туристы. Припёрлись по каким-то своим, нисколько не нужным жителям Стамуэна, делам. И вообразили, что кто-то теперь должен вникать в их проблемы. А он взял да и решил эти проблемы с собственной точки зрения на справедливость. И очень обозлился, когда эта его справедливость пришлась им не по вкусу. Что же он должен был делать в такой ситуации? В самом деле, ведь одними рассуждениями не проживёшь.

Он устал сидеть, сцепив руки. Очень хотелось пить, но Кондор никак не мог заставить себя выпить из канистры. Какая-то нравственная заноза продолжала торчать в его сознании, заставляя его, сидящего в одиночестве глубоко под землёй, лишать себя глотка воды.

Кондор встал и от нечего делать подошёл к стене и провёл ладонью по её прохладной, чуть влажной поверхности. Его ладонь засветилась голубым светом.