Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I - Константин Маркович Азадовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Среди друзей и коллег М. К., обосновавшихся к тому времени в Иркутске, следует в первую очередь назвать этнолога и фольклориста Г. С. Виноградова (1886–1945), уроженца Тулуна, выходца из крестьянской семьи. Еще в начале 1910‑х гг., будучи студентом Петербургского университета, Виноградов увлекся этнографией; в 1912–1913 гг. посещал (как ранее М. К.) занятия в Музее антропологии и этнографии, которые вел Л. Я. Штернберг для кружка сибирских студентов. С 1915 г. – член Русского географического общества; публиковался в «Живой старине»[3]; в 1910‑х гг. работал учителем в начальной и средней школах; в 1917–1919 гг. возглавлял Тулунское отделение Общества изучения Сибири; с 1920 г. – член этнографической секции Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества, заведующий русским отделом Музея народоведения в Иркутске; с 1925 г. – профессор ИРГОСУНа. Г. С. Виноградов собирал и изучал детский фольклор (тексты, игры, тайные знаки и т. д.); в настоящее время общепризнан как один из наиболее ярких исследователей «страны детства».
Обстоятельства его первой встречи с М. К. неизвестны, хотя она датируется вполне точно: май 1919 г., когда, переболев тифом, М. К. приехал из Томска в Иркутск[4]. Он ценил Виноградова как ученого чрезвычайно высоко. Отвечая в 1925 г. на вопрос Н. В. Здобнова о возможном авторе журнальной статьи, посвященной народному искусству, М. К. без колебаний ответил: «О народном искусстве в Сибири может написать, по моему мнению, только один человек: Георгий Сем<енович> Виноградов. По приезде я заставлю его это сделать. Это будет великолепная статья»[5].
Завязавшаяся в Иркутске дружба ученых продлится до конца жизни Георгия Семеновича. В течение многих лет, и особенно в 1930‑е гг., М. К. поддерживал Виноградова, старался помочь ему, способствовал его трудоустройству, появлению в печати его научных работ и т. д.
К числу близких друзей следует отнести также А. Н. Турунова. Окончивший в 1919 г. юридический факультет Томского университета, Турунов преподавал в 1920–1923 гг. в ИРГОСУНе, а затем уехал в Москву; работал в Центрархиве и занимался составлением и редактированием библиографических указателей. Изучал творчество художников, связанных с Сибирью (М. И. Песков, В. И. Суриков). В конце 1920‑х – начале 1930‑х гг. принимал деятельное участие в редакционной работе «Сибирской советской энциклопедии».
Знакомство М. К. с А. Н. Туруновым и его женой Т. И. Левинсон восходит к их иркутской юности. Турунову посвящена одна из важнейших «сибирских» работ М. К. – статья «Сибирская беллетристика тридцатых годов»[6]. Посылая Туруновым в 1951 г. «Воспоминания Бестужевых», М. К. сделал на книге такую надпись: «Дорогим друзьям Туруновым в память чуть ли не пятидесятилетней дружбы»[7].
Помимо Виноградова и Турунова М. К. встретил в Иркутске еще несколько человек, с которыми его объединят вскоре и дружеские отношения, и общее дело. Один из них – краевед-библиограф П. К. Казаринов (1885–1937; расстрелян). Иркутянин, учившийся на юридическом факультете Казанского и Петербургского университетов, Казаринов предпочел юриспруденции этнографию, которую преподавал с 1920 г. на педфаке ИРГОСУНа. В 1922 г. он возглавил совет Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества. В 1927 г. переехал в Новосибирск. М. К. знал его, видимо, еще по Иркутску, а затем в Петербурге, – это предположение подкрепляется автографом на экземпляре «Обзора библиографии Сибири», хранящемся в Новосибирской областной научной библиотеке, с надписью: «Товарищу библиографу и старому приятелю Пантелеймону Константиновичу Казаринову от составителя. Иркутск, 3/VII, <1>920»[8].
Нельзя не назвать и уже упоминавшегося историка-архивиста Б. Г. Кубалова, изучавшего движение декабристов и преподававшего в Иркутском университете русскую историю; в 1922 г. он читал спецкурс «Декабристы в Восточной Сибири». Назначенный в 1924 г. заведующим иркутского губернского архива, Кубалов оставил университет, а позднее переехал в Москву, где продолжал заниматься архивным делом.
В 1924 г. в Иркутске появляется Н. Н. Козьмин, вернувшийся в СССР из Харбина. В письме к А. П. Косованову от 5 ноября 1959 г. Б. Г. Кубалов вспоминает:
Марк Константинович убедил его <Н. Н. Козьмина> в 1923–24 году возвратиться из Харбина и выставил его кандидатуру на свободное место в Ирк<утском> университете – кафедра истории после моего ухода из Университета оставалась свободной. Факультет поручил мне дать отзыв о работах Н<иколая> Н<иколаевича>. Отзыв мой о его трудах был весьма и весьма сдержан. Работы его далеки от марксизма. Благодаря агитации М. К. Козьмин получил кафедру незначительным большинством голосов. <…> Года два-три тому назад кто-то из иркутян сообщил, что Н<иколай> Н<иколаевич> был арестован, после чего исчез. Обвинялся в близости к Колчаку (93–17; 1–1 об.).
Свою деятельность на педфаке Иркутского университета М. К. начал со вступительной лекции, посвященной вопросам теории литературы. «Мы – студенты литературного, исторического, философско-педагогического отделений педфака – радушно приветствовали нового преподавателя, – вспоминал историк Ф. А. Кудрявцев. – Ему преподнесли большой букет цветов»[9].
В следующем, 1923/24 учебном году М. К. объявляет два литературоведческих семинария: по методологии истории литературы и по творчеству Тургенева. Еще через год – семинарий по литературной деятельности декабристов. А в 1924/25 и 1926/27 учебном году он будет вести семинарий по творчеству Короленко[10].
Сохраняя верность тургеневской теме, М. К. весной 1924 г. организует на педфаке вечер «Тургенев и музыка»; он состоялся в одну из «музыкальных пятниц» при поддержке Комиссии по оказанию помощи пролетстуденчеству. Вступительное слово («Тургенев в музыке») произнес М. К.[11], привлекший к участию в этом вечере выпускницу школы Полины Виардо, иркутянку Е. О. Репчанскую[12]. Одна из слушательниц (А. А. Богданова[13]) писала М. К. 24 ноября 1924 г.:
В моей душе, как музыка, звучат Ваши глубокие проникновенные слова о Пушкине, научившие нас наслаждаться красотою слова. И как венец всего в памяти тот Тургеневский вечер, когда я последний раз слушала Вас. Ах, этот вечер, он создал тогда какое-то хрустальное настроение, он весь дышал грацией и изяществом! (59–2; 6 об.)
В отличие от Иркутского университета, продолжавшего в годы революции и Гражданской войны – несмотря на трудности, вызванные сменой власти, реорганизацию и т. п. – и преподавательскую, и научную работу, деятельность Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества и его учреждений была в 1917–1921 гг. фактически приостановлена: в течение четырех лет не появилось ни одной книги или даже брошюры (последний, 46‑й том отдела, посвященный памяти Д. А. Клеменца, вышел в 1917 г.). Возрождение отдела намечается лишь в начале 1920‑х гг.: в конце 1922 г. появляется тоненький «Этнографический
